funeral

Когда Джеймс Барнс разжимает пальцы и камнем летит в воду с приличной высоты, единственный, о ком он может думать - человек со светло-русыми растрепанными волосами и невыразимой, вселенской печалью во взгляде. Светлая синева чужих глаз напоминает Зимнему Солдату о чистом, не затянутом облаками небе, которое можно увидеть разве что за городом в жаркий летний день. Стивен Грант Роджерс никогда не умел лгать, это Солдат помнил даже после того, как забыл о самом существовании Стива, потому что его лицо всегда было словно открытая книга. За секунду до падения в обжигающе ледяную воду Джеймс понял: Стивен отчаянно надеялся, что ему не придется хоронить сержанта Барнса ещё раз. Его лицо, - теперь Баки был в этом уверен, - после долгих лет разлуки казалось солнцем, летним солнцем, обжигающим непривычную к теплу кожу до волдырей за каких-нибудь пять минут. Стив - это лето, жаркое, сухое, долгожданное лето, о существовании которого Зимний Солдат и не подозревал. Горячий пыльный летний воздух фантомно обжигает легкие, и Баки задыхается то ли из-за попавшей в рот и нос солоноватой воды, то ли от бьющей под дых неожиданности их встречи, но это не важно. Это пройдет. Кто он и кто такой Стив, Джеймс не знает, но ему это знать и не нужно: единственное, что он должен сделать - вытащить Капитана Америка из воды. Одежда, тяжелая, насквозь пропитавшаяся водой, тянет Солдата на дно, и на пару секунд он действительно поддается надежде получить благословенную прохладу и покой, вечную передышку. Воспоминания, мысли, эмоции - все крошится и рассыпается, словно ветхие листья старого детского гербария, и Баки все-таки выплывает. Его вытягивает затасканная, потрепанная надежда на то, что все должно образоваться, все будет хорошо, хотя видит бог - ещё ни разу она не привела ни к чему хорошему. Стоит Барнсу вынырнуть, он тут же попадает под град металлической крошки, раскаленных кусочков плавящегося пластика, искр и крупных обломков геликарриера. Секунд пятнадцать он только заворожено смотрит вверх, стараясь прикрыть глаза ладонью от сыплющегося сверху мусора, загипнотизированный видением огромной темной громады, медленно падающей в воду, словно гигантская нелепая птица с выпотрошенным брюхом. Он отрывается от геликарриера только когда совсем рядом с ним с оглушительным хлопком в воду падает кусок металлической обшивки, судорожно хватает ртом пропахший гарью воздух и ныряет обратно. Совершенный механизм протеза, идеально отлаженный и никогда не подводивший Зимнего, под водой больше напоминает бесполезный и тянущий на дно придаток, от этого не спасают все навыки и умения Барнса. Он все продолжает пытаться найти Роджерса в мешанине зеленоватого света и тени, озираясь и уже не слишком хорошо понимая, где верх и низ. Пытаться искать Стива Роджерса, который так ярко напоминает Джеймсу о летнем солнце, бесполезно, глупо и идет вразрез со всеми инструкциями, потому что Зимний не собирается его убивать, но Джеймс его находит. Под водой лицо Стивена приобретает синеватый оттенок, который ассоциируется у Барнса с лицами не слишком свежих покойников и потому вызывающий легкий необъяснимый страх. Джеймс хватает его за лямку на плече костюма и не без труда вытаскивает на поверхность. Больше сил у него забирают многочисленные попытки не думать, отключиться от собственного сознания, лихорадочно ищущего архивы собственной памяти и не находящего их, и через несколько минут он не смог бы рассказать, как именно вытащил их обоих на берег. Понимать, что в его жизни действительно было что-то кроме выстрелов, криков, крови и растягивающихся в бесконечность полярных ночей в криокамере, больнее, чем потерять руку. Больнее, чем стоять на снегу в десятиградусный мороз, стоять на коленях и надеяться, что металлический протез чудом прекратит обжигать холодом живое плечо, надеяться, что наказание за очередную провинность или промашку, за несовершенство наконец закончится. Вспоминать прошлое оказалось больнее, чем терять самого себя. Барнс падает на колени рядом со Стивом, мимолетно вспомнив, как когда-то давно кто-то из бравых вояк ГИДРы выволок его из камеры прямиком на улицу, в метель, попутно сломав нос, и заставил простоять на коленях не меньше часа. Тогда он ещё мог назвать себя Баки, и внутри у него все ещё оставалось что-то кроме вымороженной пустыни. Глаза у Стива испуганные и пустые, заполненные соленой водой, широко распахнуты, а взгляд застыл, вперившись в высокое небо. И он не дышит. Джеймс понимает это сразу, но ещё несколько только смотрит на Роджерса, словно надеясь, что восковая бледность вот-вот сойдет с его лица и он тут же очнется и начнет дышать самостоятельно. Наконец Зимний выпадает из секундного ступора, кладет ладонь бионической руки на тыльную сторону живой и несколько раз быстро, с силой давит на левую часть грудной клетки Стивена. Наклоняется к его лицу, стараясь не смотреть в обвиняюще испуганные и неживые глаза Роджерса, зажимает ему нос, прижимается собственными губами к чужим губам, словно для последнего поцелуя, и делает резкий и глубокий выдох. Отстраняется и снова быстро нажимает ладонями на грудную клетку, онемевшими от холода губами повторяя имя Стивена. Голос срывается после третьей секунды, и Джеймса начинает трясти мелкая дрожь, которую не получается совсем унять. Губы у Роджерса солоноватые и едва теплые, а, может, так Барнсу только кажется. Он не сдается. Не прекращает, хотя до глубины его сознания уже дошел факт неизбежности смерти. По форме Капитана, там, где торс закрывали красно-белые полоски какой-то плотной ткани, расползается огромное бурое пятно, и Солдат знает, пусть ни за что в этом не признается - Стива убил он, а не море. Джеймс слышит чей-то судорожный полувсхлип, принадлежащий ему, и отползает от Роджерса, глядя на тело с ужасом и недоверием. «Его нельзя было так убить», - мелькает в голове бессвязная мысль, и Баки чувствует катящиеся по щекам обжигающе горячие слезы. То ли от бессилия, то от осознания того, что он сходит с ума быстро и бесповоротно. Зимний Солдат кричит, не пряча лицо в пахнущих солью ладонях, неотрывно глядя на Стива, кричит, не издавая ни единого звука. Откуда-то издалека доносится металлический скрежет наконец упавшего в воду геликарриера, и Джеймс вздрагивает, словно от пощечины. Наконец поднимается с песка, царапающего кожу, и медленным, неуверенным шагом подходит к Стивену. Тот лежит все так же, молча уставившись в бездонное небо, и Баки с некоторой нерешительностью присаживается рядом. Протягивает к нему правую руку и осторожно, словно боясь возражений со стороны Роджерса, закрывает ему глаза. Зимний озирается в поисках щита, который стоило бы вложить Стиву в руки, но не находит. Он где-то там, под толщей воды и обломками геликарриера, и достать его для Барнса не представляется возможным. - По крайней мере, мы сделали все, что можно было сделать, - хрипит Джеймс, теперь глядя на Стива только с тенью прежнего страха. Он не глядя заряжает в пистолет последнюю обойму, и это выходит у него не с первого раза - живая рука слегка трясется, и утихомирить эту легкую дрожь не представляется возможным. Холодный ствол пистолета неприятно холодит кожу чуть ниже подбородка, и Джеймс старается не слишком медлить. Звук выстрела на секунду перекрывает все затихающий скрежет разваливающегося геликарриера.