▼ ▼ ▼
Витиеватую надпись на запястье Чимин ее мама показывала всем соседям и знакомым как самую большую гордость. Чем не повод – ее драгоценной очаровательной дочурке предстоит построить идеальную семью с идеальным человеком. С самого детства Чимин знала: у нее есть ее соулмэйт. Его зовут Ким Намджун, и это все, что Чимин о нем знает. А еще – когда-нибудь они непременно найдут друг друга и это станет самым счастливым днем в их жизни. Самая прекрасная безысходность на свете. В пятнадцать Чимин могла часами грезить о том, как они встретятся и когда это случится. Может быть, они столкнутся в парке. Или в школе. Или в университете. Или просто посреди улицы. В ее тумбочках пылились сотни зачитанных до дыр девчачьих журналов, в которых твердилось одно: ты узнаешь его. «Вам хватит одного взгляда, чтобы понять все». Еще Чимин нравилось представлять, какой этот Ким Намджун и как он выглядит. Может быть, он атлетичный красавчик со смуглой кожей и шикарной фигурой – как Тэян из BigBang, чей плакат висел у Чимин над кроватью. Чимин крепко зажмуривала глаза, так что под веками рассыпались цветные круги, и представляла, как Намджун обнимает ее за талию, притягивает к себе, наклоняется к ней так низко, что она чувствует его едва уловимый парфюм… Продолжать иллюзорную картинку дальше Чимин стеснялась. Она оглаживала буквы на запястье и счастливо улыбалась в потолок. Она искренне верила в свою сказку, несмотря на то, что вокруг нее не было ни одной истории со счастливым концом. И когда ее мама, смущенно улыбаясь, однажды сказала ей, что хочет снова выйти замуж, Чимин поверила в сказку еще сильнее. Ее бесконечно смешило, как мама называла приходящего в дом мужчину «новым папой». Как вечером в спальне накручивался звук телевизора, так что во всем доме было слышно выпуск вечерних новостей. Чимин затыкала уши наушниками и растворялась в дораме или любовном романе, хотя ужасно хотелось постучаться в родительскую спальню и сообщить: мама, мне уже есть восемнадцать и я в курсе, что вы трахаетесь, это нормально, а теперь давай прекратим эти игры, окей? Но Чимин никогда этого не скажет. Она хорошая послушная дочь, которая сделает все, чтобы мама наконец-то нашла свое счастье. И когда ей сказали, что скоро их в доме станет не двое, а четверо, Чимин была совершенно не против. Она тайком, пока никто не видит, обводила пальцами имя на запястье, и шепотом просила: – Намджун, найди меня скорее. И он нашел ее. Только совсем не так, как обещали в розовых девчачьих журналах. Говорят, что жизнь меченных делится на две части: до и после. Жалкое существование до встречи с соулмэйтом и прекрасное бытие после знаменательного события. Жизнь Чимин разрывается резкой и скрипучей трелью дверного звонка. Она спрыгивает по ступенькам вниз, спеша к двери, и по дороге краем глаза отмечает яркое красное пятно на стенном календаре. Через две недели наступит день икс, жирно обведенный маркером и подписанный маминой рукой: our wedding. В дверь звонят настойчиво, упорно, наверняка вжимая кнопку звонка до упора. Чимин заглядывает в глазок – и у нее странно и непривычно трепыхается сердце. И это дурацкое чувство в животе – кажется, бабочки, или как там это называется. Она открывает, не спрашивая, кто там. Может быть, это вор. Или маньяк. Или сумасшедший извращенец. Или просто разносчик газет. На пороге оказывается высокий крашеный в блонд парень с дорожной сумкой через плечо. Он говорит: – Привет, я к отцу, меня зову… – и осекается. Чимин не говорит ничего. Она прижимает ладошку к груди, пытаясь успокоить обезумевшее сердечко, и бездумно пялится пришедшему парню в грудь. Чимин очень надеется, что его зовут не Ким Намджун. Кое в чем журналы были правы. Они действительно узнали друг друга с первого взгляда. И даже право на ошибку реализовать не пришлось. Намджун похож на Тэяна из BigBang тем, что они оба парни – и на этом сходство заканчивается. Намджун старше ее на год и учится на первом курсе экономического. Он высокий, тощий, но при этом какой-то большой – наверное, все-таки из-за роста. В этом есть некоторое удобство. Чимин боится смотреть ему в глаза. Когда Намджун сидит рядом с ней на диване, идея умереть в девятнадцать не кажется ей такой уж и плохой. Она в коротких домашних шортиках и топике, он в джинсах и тонком свитере с длинным рукавом. Их плечи соприкасаются, их бедра плотно прижимаются друг к другу – диван завален подушками и бельем, на нем катастрофически мало места. Чимин дышит через раз и рассматривает свои сжатые кулаки, не слушая, о чем говорит мама, которая еще пребывает в счастливом неведении. После знакомства она отводит Намджуна в его новую комнату и, пробормотав что-то вежливое и положенное ситуацией, улетает к себе. Чимин знает: вечером Намджун очень деликатно постучится к ней в дверь и, даже не смотря на отказ, войдет. Чимин бьет кулаками по подушке. Ее принц пришел, но его ждет самая опухшая от слез в мире принцесса. Намджун приходит. Деликатно стучится, ждет отрицательно ответа и уверенно открывает дверь в чужую комнату, где полумрак и яркое пятно от ночника. Чимин старается укоризненно смотреть на него из вороха одеял и подушек, но получается из вон рук плохо. У нее обжигает кончики пальцев, когда Намджун присаживается на краешек кровати. На Намджуна приятно смотреть и его здорово слушать, но касаться его – это безумие. Намджун просит: – Покажи. Он внимательно рассматривает надпись на хрупком девичьем запястье; Чимин рассматривает Намджуна: его подсвеченный ночником профиль, нахмуренные брови, поджатые пухлые губы. – А ты? – робко просит она, когда Намджун отводит взгляд в сторону. Намджун улыбается – и поднимает края своей футболки. Чимин не успевает возразить, запротестовать или просто отвести взгляд. Ее обжигает изнутри, когда она рассматривает тонкие, словно вырезанные лезвием, темные буквы своего имени на намджуновых ребрах. – Скажем завтра? – спрашивает Намджун, натягивая футболку обратно. Чимин заторможено кивает. Разве у них есть выбор? На прощание Намджун целует ее запястья. Нет, правда. Умереть в девятнадцать было бы действительно здорово.▼ ▼ ▼
Намджун говорит, что им просто не повезло. Он спокойным уверенным тоном доказывает, что наверняка не они первые, не они и последние. Что такое стопроцентно встречалось раньше. Что в этом нет ничего удивительного - в конце концов, они с Чимин совершенно чужие друг другу люди, если не считать, что из-за штампа, который появится в паспортах их родителей, они скоро станут родственниками. Намджун говорит, что это просто совпадение. Доказывает, обосновывает, приводит примеры. И есть у него такая причудливая особенность, которая не дает Чимин спать по ночам. Намджуну очень хочется верить. Несмотря ни на что. Намджун говорит, что им просто не повезло. Но по его глазам совершенно очевидно, что он так не считает. Они должны были познакомиться на свадьбе родителей, но отец (Чимин не может заставить себя называть его «папа») решил устроить семье раннее воссоединение. Сюрприз. Чимин не знает, что хуже. Зато она знает, что мама опять будет ночью плакать – на кухне, тихо, пока никто не видит. Чимин узнала случайно, а теперь ей перед мамой стыдно. Вдвойне стыдно: за мамины ночные слезы. За надпись на своем запястье. И почему-то – за Намджуна. – Я просто хотела быть счастливой, – говорит мама кому-то по телефону. Чимин закусывает ладонь и, громко шагая, уносится в свою комнату. Намджун приходит к ней каждый день. Встречает ее после занятий поздно вечером и провожает домой. Помогает ей с уборкой и смотрит с ней вечером телевизор. Мама смотрит на них – на спокойного расслабленного Намджуна и зажатую Чимин с покрасневшими щеками – и ее глаза влажно блестят. Чимин хочется извиняться – хотя бы за то, что она прижимается грудью к плечу Намджуна, а он даже не пытается отодвинуться. Но она молчит. Ее уверяли, что рядом с соулмэйтом она будет чувствовать себя самой счастливой в мире невестой. Что они с первой секунды найдут общий язык и их потянет друг к другу как магнитом. Чимин желает Намджуну спокойной ночи и торопливо бежит в свою комнату. Ноги не слушаются – хочется вернуться к нему обратно – но Чимин запирает дверь на замок. Если бы Намджуна не было, не было бы заплаканных маминых глаз и тысячи новых жгучих мыслей в голове. Если бы Намджуна не было и запястья Чимин с детства были девственно чисты, она, скорее бы всего, в шестнадцать встречалась бы с Мин Юнги – соседский неплохой парень, которого прочили ей в мужья те, кто не видели скрытое напульсником имя. После университета они поженились бы и Чимин училась быть хозяйкой, содержать дом и смотрела бы вечерами дорамы о том, как двое предназначенных друг другу не могут быть вместе, и плакала бы мужу в плечо. Если бы Намджуна не было, к нему бы не хотелось так отчаянно-неловко – и не пришлось бы закрывать себя в комнате и в голове, покрываясь ледяной коркой. Намджун иногда шутливо дергает ее за косу и гудит на ухо: – Сестренка. Чимин наугад толкает его локтем – но толку: Намджун большой и сильный, он поднимает миниатюрную Чимин одной рукой, и его совсем не смущает задравшаяся футболка девушки или смятая юбка, или то, что дома Чимин никогда не носит лифчика. Чимин почему-то хочется, чтобы Намджун тоже мучился, так же как она. Так же переживал и страдал и спрашивал, почему именно они из сотни тысяч застрявших в этом мире людей были выбраны друг для друга. Кем? Но Намджун много улыбается и часто и ненавязчиво обнимает Чимин – как и полагается братишке. А еще – стучится к ней в спальню каждую ночь. Но дверь заперта.▼ ▼ ▼
– Представь, что это не та вселенная, – говорит Намджун однажды, когда Чимин пытается учить уроки. Когда родителей нет, Намджун проводит в ее комнате целые сутки. Рядом с ним Чимин сложно думать, сложно дышать, сложно собрать себя из паззликов в целое. Она горит, но совсем не так, как в своих детских наивных мечтах – а намного, намного сильнее. Рядом с Намджуном очень сложно – но без него в разы хуже. – Мы вышли не на той станции. Не на те полки поставили чемоданы. Сели не в тот поезд. Это не та вселенная. Может быть, мы должны были выйти порознь. – Намджун улыбается, а Чимин рассеянно грызет ручку. – Я думаю, что нас обманули, но я еще не поняла где, – отвечает она через время и пытается вернуться к императорам Китая. Намджун долго молчит – наверное, занят айфоном. Внезапный вопрос обрушивается на Чимин холодным ноябрьским ливнем. – Я тебе не нравлюсь? – Чимин резко поднимает голову, встречая его прямой взгляд, как удар, и ее возмущение разгорается с каждой секундой. Намджун выглядит как и всегда – абсолютно спокойным и уверенным в себе, – но что-то в этой секунде меняется. Чимин чувствует не-свою неуверенность. Страх. Отчаяние. – Я волнуюсь за маму, – уклончиво отвечает она. Намджун хмыкает: – А мне без тебя плохо. Чимин чувствует, как ее щеки заливает горячая краска. С уст Намджуна это практически признание. – Это все просто, – продолжает он. – Это система: ты, я, наши родители. Мы занимаем свои ячейки и все должны быть счастливы. Но теперь мне не кажется все таким простым, как раньше. – Намджун прячет лицо в ладонях. Чимин боится дышать. Его шаги раз-два-три отдаются эхом по опустевшей черепной коробке. Если Намджун будет настойчивым – она не сможет ему отказать, потому что поддаваться судьбе очень и очень хочется. Или поддаваться Намджуну? Он целует ее в макушку и на секунду сжимает сжатое напульсником запястье. После хлопка двери чужое отчаяние горьким привкусом расползается в горле. Ей приходится переживать за двоих, чувствовать за двоих, думать за двоих. Ее голова роится чужими мыслями, и наваждение бывает настолько сильным, что Чимин теряется: что правда, а что ее собственная выдумка. Что правильно, а что нет. Может, Намджун и прав, и им действительно не повезло. По миру наверняка найдутся десятки или сотни Ким Намджунов, и любой из них мог стать для нее тем самым единственным. Темная надпись на запястье должна была стать ловцом счастья, но сейчас Чимин пополам с ненавистью скребет ее коготками.▼ ▼ ▼
– Спасибо, что заботишься о ней, – говорит мама, когда Намджун и Чимин возвращаются домой. Намджун говорит что-то вежливо-учтивое, пока Чимин расшнуровывает свои кеды. Она замечает, как мама сжимает обручальное кольцо на своем пальце до побелевших костяшек. Наденет ли Чимин когда-нибудь такое же на себя? Ей все еще странно думать о себе, как о человеке, который проведет с Намджуном всю жизнь. Все, что Чимин знает – с Намджуном будет чертовски сложно. А без него, не будет, наверное, ничего. Намджун спрашивает ее, не замерзла ли она, и обещает принести чаю. Он заваривает идеальный чай и точно помнит, что Чимин пьет с двумя ложками сахара: одна с горкой, вторая без. Чимин знает, что Намджун пьет кофе только с утра и только с молоком и всегда без сахара. Они оба любят белый свежий хлеб и терпеть не могут дешевые картины маслом из перехода. Намджун любит хип-хоп, а Чимин – Джастина Бибера, но они оба соглашаются, что Джиди – икона ебанутой современности. Когда они идут домой через темные дворы, дома улыбаются им рваными провалами окон, а Чимин едва поспевает за широким шагом Намжуна. У них слишком мало общих мелочей как для соулмэйтов, что месяц живут вместе. Они всего один раз целовались. Вышло тогда жарко, влажно и немного неловко – у Чимин были мокрые от слез щеки. Она думала о том, что если подержать запястье над зажигалкой или изрезать лезвием, кожа обезобразится до неузнаваемости – никаких имен, никаких меток. Намджун ворвался к ней в комнату без стука и почти накричал на нее. Назвал глупой. Чимин обиделась на него – а он ее поцеловал. Чимин помнит, как маниакально блестели его глаза и как дрожали ее собственные коленки, а сердце билось о ребра так, что было действительно больно. – Никогда, даже не смей никогда о таком думать, – шептал Намджун ошеломленной девушке. А Чимин хотелось плакать. Намджун настолько принц не ее сказки, что это даже не смешно. А может, просто Чимин вовсе не принцесса и все себе зря накрутила. Намджун приносит ей чай в комнату со свежим ароматным круассаном, ставит поднос на постель. Включает ноутбук, скачивает фильм, который они договорились посмотреть, приносит себе пару подушек. Он снова без футболки, и буквы на его ребрах ярко выделяются в полумраке комнаты. Когда Чимин прижимается щекой к его голому плечу, ее разрывает от чувств – оказывается, так бывает, когда правильно и неправильно одновременно. Она на секунду представляет себе, что Намджун вот так лежит сейчас с другой девушкой – высокой блондинкой, например, полной противоположностью Чимин – и ее прошивает болью в легких, следом от длинного лезвия меча. Намджун на секунду стискивает пальцы на ее плече – и Чимин уверена, что он чувствует то же самое. Это мог быть не тот Намджун – но о каком выборе может идти речь, если чужие ощущения отдаются в голове так интимно. Внизу на кухне с кем-то разговаривает мама, и, слава богу, имена Чимин и Намджуна звучат из ее уст с каждым днем все с меньшей долей трагичности. На экране кто-то кого-то любит, кто-то умирает, а кто-то отчаянно цепляется за жизнь. Кто-то в мире встретил своего соулмэйта. Кто-то его потерял. Где-то далеко-далеко сгорают звезды и рождаются черные дыры. Жизнь продолжаются. Им просто не повезло – а может быть, наоборот, просто доставка джекпота в лотерее запаздывает слегка. Чимин устраивается на плече Намджуна удобней, сжимает его свободную руку своей – и ей становится так спокойно, как не было уже много дней назад. На экране разрывается драма, и Чимин тайком утирает слезы, и Намджун – слава богу – не смеется. Он рассказывает ей что-то о карме и о том, как умирают киты, Чимин слушает – и это просто чудо, что у них, таких разных, есть общие темы для разговора. Намджун уходит в двадцать два ноль ноль, поцеловав ее в макушку и пожелав спокойной ночи. Чимин переодевается в пижамку с поросятами и юркает под одеяло. Его мысли эхом роятся у нее в голове, и, наверное, Чимин им все-таки рада. Через час Намджун постучится снова (это почти традиция), и на самом-то деле нужно просто сделать выбор. От чего убежать реальнее – от системы родственных уз или привязанных душ? У Чимин не должно было быть выбора, но он есть, и сделать его на самом деле просто. Стрелки часов бегут вперед – тик-так, тик-так, тик-так. За окном гаснут фонари. В коридоре слышится поступь Намджуна. Чимин прячет зудящую в уголках губ улыбку и прячется под одеялом. Дверь не заперта.