Исполняющая обязанности

– Ты не мог бы вести себя чуть сдержаннее, когда на нас смотрит Лили? – отвернувшись от мужа, Корнелия сосредоточенно возилась с рядами комнатных цветов, расставленных по многоярусной конструкции на подоконнике гостиной. – Не хуже меня видел, что ее это смущает!        Обычно в ее руках ухитрялись зацветать даже случайно пророщенные зерна какой-нибудь крупы, но сейчас домашний цветник, наверное, из-за декабрьского времени с короткими световыми днями, выглядел все-таки менее роскошно, нежели обычно. Да еще и кошка продолжала время от времени свои диверсии в отношении растений, несмотря на все принятые меры, ухитряясь незаметно добираться до них и обгладывать некоторые стебли. Что характерно, специально для нее пророщенную «кошачью травку» Жози принципиально игнорировала.        – Ее или тебя? Сомневаюсь, что современного подростка можно шокировать чем-то подобным? – Питер сидел на подлокотнике дивана, наблюдая за неторопливым ритуалом над цветочными горшками, поначалу с некоторой обидой подумав, что после долгого отсутствия вообще-то заслуживает и чуточку большего внимания, нежели зеленые веники, а Корнелия нарочно решила заняться цветами именно сейчас, предоставляя «подумать о своем поведении». Он по-прежнему не видел в своих словах абсолютно ничего, заслуживающего бы столь резкого порицания, поэтому, естественно, никакого приличествующего раскаяния не получилось.        Но долго эта обида продержаться не смогла, так что теперь Питер почти с безмятежностью любовался женой, решив просто воспользоваться моментом, когда ее внимание сосредоточено на чем-то другом. Почему-то последнее время Корнелию стало чересчур уж легко смутить – в том числе и совершенно невинными, как ему казалось, вещами.        Блондинка обернулась и, сурово поджав губы, погрозила мужу крошечным, почти как маникюрные ножницы, секатором для сухих стеблей и изжеванных кошкой до состояния мочалки побегов.        – Мне не интересно, что там с какими-то абстрактными подростками! Хотя они даже хуже детей именно потому, что воображают при этом себя взрослыми, а взрослее от этого не становятся. Мы говорим о моей сестренке, и ты сам видел, как она отреагировала! Вбила себе в голову, будто она здесь лишняя и нам мешает! Лили и так вообразила, что должна переехать обратно к родителям еще до начала каникул. Стала бы она так внезапно срываться, если бы, как ты говоришь, подростков ничем нельзя было смутить? Да и вообще… – снова развернувшись к окну, Корнелия замерла, остановившись чуть вполоборота. – С твоей стороны было бы крайне любезно больше на чьих бы то ни было глазах меня не лапать. Я тоже соскучилась, но это же не…        – Я тебя не лапал, а обнимал! – снова чуточку обидевшись, возразил Питер и резко привстал, притянув негромко охнувшую от неожиданности жену к себе. – И сейчас мы вдвоем, не так ли? Ну, вернее, можно все-таки сделать небольшое исключение, – очень тихо закончил он, все-таки положив руку ей на живот. Почти полностью накрыть его ладонью, как это было два месяца назад, уже не получалось…        Не то, чтобы присутствие Лилиан смущало его самого, но провести рождественские каникулы с Корнелией вдвоем Питер уж точно не возражал, после месяцев разлуки уже и «домашние» каникулы, раз уж ее теперь смущает любая публика и предлагать совместные поездки куда-нибудь просто бессмысленно. Хорошо, если родителей – что его, что своих – будет подходящее настроение навестить.        Корнелия глубоко вздохнула.        – Знать бы еще, кого именно ты собираешься исключать! – уже без прежнего раздражения, хотя и с какой-то странной укоризной заметила она. – По-моему, без нее ты скучал сильнее, чем без меня! Сама уже почти чувствую себя третьей-лишней! Мог бы хоть при разговоре в лицо смотреть, а не…        Высвободив одну руку, Корнелия несколько секунд поколебалась, держа изящную ладонь на весу, а потом все-таки положила поверх его ладони.        – Ну, что ты еще опять выдумала? Я, знаешь ли, всегда смотрю на тебя целиком, а не анализируя по составляющим. И… ну, просто…        – Ладно, не обращай внимания, – чуточку развернувшись в его объятьях, Корнелия почти уткнулась лицом в его волосы. – я сама себя, вроде, каждый день вижу, а все равно то и дело… несколько поражаюсь. А тебя не было столько времени и…        Поскольку она все еще стояла, а Питер сидел – из-за несколько опрометчиво выбранного места не имея возможности сразу подвинуться, чтобы устроить жену рядом, деликатно «в лицо смотреть, а не…» оказалось несколько затруднительно. По крайней мере, обладая типичной для большинства мулатов орехово-смуглой кожей, можно краснеть в свое удовольствие, не опасаясь, что это заметят и как-нибудь остроумно откомментируют.        Все-таки передвинувшись с подлокотника непосредственно на диван, Питер мягко потянул жену следом, усадив ее себе на колени, чтобы, следуя недавнему замечанию, сосредоточить-таки внимание на лице.        – Ты такая красивая... – непонятно зачем констатировал он, кончиками пальцев поглаживая ее скулы и щеки. Наверное, ему хотелось бы сказать, что даже никогда раньше она не выглядела так восхитительно, но Питер слишком хорошо понимал, что для самой Корнелии эти совершенно искренние слова все равно прозвучат разве что попыткой утешения, если вообще не будут восприняты как издевательство. Даже на максимально «отредактированное» замечание блондинка улыбнулась с какой-то немного грустной снисходительностью.        – Я не в настроении с тобой опять спорить, тем более, это явно бесполезное занятие! – насмешливо мотнула она головой.        – Во всем остальном ты всегда старалась быть весьма объективной, и откуда только вдруг взялась подобная тяга к преувеличениям? – покачав головой, посетовал Питер.        – Преувеличением, да? Ну… неплохо, конечно, если со стороны тебе действительно кажется, будто я преувеличиваю!        В последних словах обида получилась настолько наигранной, что Питер рассмеялся.        – Можно бестактный вопрос? Последний, обещаю.        – Насколько бестактный?        – Ты теперь так уверенно говоришь «она»…        Не то, чтобы это не было слышать гораздо приятнее, ведь раньше Корнелия вообще не могла думать и говорить о ребенке как о «ком-то», а не просто своем состоянии или даже почти болезни. Вероятно, и правда требовалось время просто чтобы обжиться с этой мыслью.        – А. Гадалка нагадала! – усмехнулась каким-то своим мыслям блондинка. – Я действительно не интересовалась заранее, просто так получилось. А ты хотел мальчика, да?        – Почему ты так решила?        – А все мужчины обычно хотят.        – Чепуха какая! Я бы никогда… как-то некрасиво здесь звучит «не имеет значения» – как будто безразличие, но не это же на самом деле важно. Я поэтому и не настаивал, когда ты не захотела спрашивать.        – Правда? А я думала, потому что решил ради сохранения остатков нервов потакать даже откровенным капризам…        Поймав ее руку за запястье, Питер прижал ее к губам, вдыхая слегка отдающий какими-то цветами – не духами с цветочным ароматом, а именно цветами – и травами запах кожи на тыльной стороне ладони. Он был бы просто счастлив, действительно получив бы возможность потакать ее капризам – хотя бы время от времени. Но... не то, чтобы Корнелия склонна была молчать о том, что ее не устраивает, скорее даже наоборот, но вот чего было почти невозможно добиться, так это признания, что он мог бы для нее сделать.        Иногда ему казалось, будто она по непонятным причинам боится чересчур полагаться на кого бы то ни было. Или просто – слишком многого ждать.        – Неля, – выпрямившись рядом и обняв жену за плечи, Питер склонился губами к самому ее уху. – Лилиан не ребенок. Ты, разумеется, будешь всю жизнь считать ее именно младшей, у меня тоже есть сестра, я прекрасно понимаю твое отношение. Но ты гораздо большую услугу окажешь Лили, если будешь ее поддерживать, а не пытаться постоянно уберегать от всего подряд. Ты и сама это прекрасно понимаешь!        Надо же, ему даже удалось вернуться к первоначальной теме разговора. Конечно, с риском снова расстроить Корнелию, но… бывали вещи, о которых следовало все-таки говорить прямо.        – Я беспокоюсь не только за Лили. Я… самое отвратительное, пожалуй, чувство на свете, когда никому ничем не можешь помочь, когда все, что остается – просто надеяться ждать какого-нибудь благополучного завершения. Любые трудности, которые приходится преодолевать – это не так страшно, как невозможность вообще что-либо сделать! Ненавижу чувствовать себя беспомощной…        – Никто не в состоянии контролировать абсолютно все, странно, если тебе не приходилось понимать это раньше.        – Приходилось! Именно поэтому – терпеть подобное не могу. Только не начинай еще и ты обо все этом доверии к миру, невозможности ответственности за все… и всем таком прочем, ладно? Я сама это знаю, но с чувствами-то этим знанием ничего не поделаешь.        – Насчет всего мира не знаю. Но сестре ты могла бы и доверять несколько больше. Она умная девочка, ты сама это знаешь.        - Знаю… – без всякой, впрочем, уверенности в тоне, вздохнула Корнелия, отвечая не столько Питеру, сколько каким-то собственным мыслям. – Если ты не против помочь накрыть на стол, я бы вышла и посмотрела, как далеко эта умная девочка от нас решила сбежать.        - Не против. Но я сам мог бы…        - И…        Они неловко смолкли одновременно, какое-то время вопросительно глядя друг на друга в ожидании продолжения.        - Раз уж мы все равно будем заранее это обсуждать, как ты относишься к имени Элен?