Танец для супруга

Маленькое легкое облачко набежало на солнце. Пошел теплый дождь. — О чем ты опять грустишь, дочка? — спросила Деметра. Персефона вздохнула. Она не могла ответить на этот вопрос, знала лишь, что в груди с недавних пор поселилась тоска. Над головой у нее качнулась ветка — это прилетел, желая поддержать ее, соловей. Обратив взгляд своих черных глаз-бусинок на богиню, он хлопнул пару раз крыльями и запел. Но Персефона не улыбалась. Бросив на птицу равнодушный взгляд, она отвернулась, снова задумавшись о чем-то своем. И ни зелень листвы, ни буйство трав не пленяли ее. Обеспокоенная Деметра снова коснулась ее плеча. — Поднимемся на Олимп, — позвала она. — Пир развеселит тебя. И она потянула за собой дочь. Та, не противясь, покорно пошла вслед за ней. Но и на пиру мысли ее возвращались к тому, о чем она так часто думала в последние дни. Снова предстало перед ней лицо Аида, его пристальный, проникающий в душу взгляд. Вспомнила богиня, как положил он ей на талию сильную и нежную ладонь свою, собираясь подсадить в золотую колесницу, и от воспоминаний по телу невольно пробежала дрожь. «Я буду ждать тебя», — сказал он ей. И смотрели печально ей вслед, выступая из тьмы, души умерших, провожающих молодую царицу. Обвела их взглядом тогда Персефона, вновь обернулась к мужу и подумала, что часть души ее останется отныне здесь, с ними, как бы ни звала ее вторая половина существа наверх, к свету. Она не забудет их. Громкий дружный смех богов разорвал окутавшую было ее тишину. Обернувшись к возлежащему неподалеку от нее Гефесту, юная богиня позвала кузнеца: — Брат мой, ты не мог бы выполнить одну мою просьбу? Тот ответил заинтересованно: — Охотно. Какую именно? — Сделай пару золотых фибул. Я их подарю супругу, когда спущусь в Аид. Бог-кузнец приподнял брови. Мягкая одобрительная улыбка тронула его губы, и он кивнул: — Обязательно сделаю. Приходи завтра. Не успела Персефона ему ответить, как по пиршественной зале прокатился вздох. Лица всех присутствующих обратились к выходу. — Нечасто ты посещаешь наше собрание, — раздался в звенящей тишине голос Зевса. — Заходи, брат. Изумленно и немного испуганно вскрикнула Деметра. На устах Персефоны расцвела улыбка. — Владыка Аид, — прошептала она и потянулась к мужу. Медленно подойдя, взяла бога за руки и потянула к пиршественному ложу. Заметив, что даже тусклый вечерний свет причиняет ему страдания, заставляя болезненно морщиться, села рядом так, чтобы тень от ее фигуры падала на его лицо. Аид кивнул с благодарностью. Персефона снова в ответ улыбнулась. Подошла Геба. Взяв из рук у нее кубок амброзии, Персефона отпила глоток и, бросив взгляд поверх кромки, улыбнулась и протянула мужу. Тот принял с благодарностью, задержав на несколько мгновений руки Персефоны в своих руках. Пальцами провел по ее запястьям. Богиня зарделась. — Я скучал по тебе, — прошептал Аид. Персефона подняла голову, заглянула супругу в глаза. Помолчала немного, будто на что-то решаясь, и наконец ответила твердо: — Я тоже. Как-то разом вокруг загомонили боги, возвращаясь к прерванному появлением Аида пиру. Арес хвастался, рассказывая о последней крупной битве, которую ему удалось спровоцировать. Афина хмурилась, слушая его. Едва слышно заиграла музыка. Это заскучавший было Аполлон тронул струны своей кифары. Переглянувшись, харита Аглая, супруга Гефеста, и юная Геба вышли на середину залы и начали танцевать. Вокруг воцарилась тишина. Все завороженно наблюдали за ними. Зачарованно смотрела, склонив голову на плечо супруга, и прекрасная Персефона. Пальцы их переплелись, и Аид бережно приобнял богиню за плечо. Персефона тихонько вздохнула, на мгновение прикрыв глаза. Щеки ее алели, будто разгоряченные быстрым бегом. Она наблюдала за танцем, но не видела его, мыслями витая где-то далеко. Солнце, наконец, окончательно скрылось за горизонтом. Пение кифары смолкло. — Мне пора домой, — сказал жене Аид. Та быстро ответила, сжав его ладонь: — Я провожу тебя. — Спасибо, — проговорил бог, вновь пристально глядя жене в глаза, и Персефона больше не могла найти в них ни тоски, ни печали. Деметра нахмурилась. Медленно шли они вперед, взявшись за руки. Над головами у них раскинули свои ветви дикие яблони, под ногами плескался веселый говорливый ручеек. Луна освещала мир своим таинственным серебристым светом. Боги молчали, думая каждый о своем и наслаждаясь этими минутами единения и гармонии. Вдруг где-то неподалеку заиграл на флейте одинокий сатир. Аид остановился, посмотрел на жену, и нежность заплескалась где-то в глубине его непроницаемых черных глаз. — Станцуй мне, — попросил он деву. — И я буду вспоминать этот танец до самого твоего возвращения. Персефона тихонько вздохнула. Склонив голову, чтобы скрыть охватившее было ее смущение, и отступив на несколько шагов назад, подняла руки. Этот танец не имел названия. Богиня двигалась с неуловимой грацией, следуя за звуками флейты и пытаясь танцем передать свою мечту. Шаг, другой, третий. Поворот, изгиб. Еще шаг. Руки порхали над ее головой. Складки одежды обвивали ее тонкий стан и взлетали вверх, приоткрывая лодыжки. И снова поворот и изгиб. Аид, не отрываясь, следил за ней, наслаждаясь танцем и одновременно пытаясь его разгадать. Наконец, неуловимым движением распустив волосы, Персефона тряхнула головой и остановилась, глядя Аиду прямо в глаза. Не спеша подняв руку, расстегнула скрепляющую на плече хитон фибулу, и тончайшая ткань в ту же секунду соскользнула вниз, освобождая молодую, упругую девичью грудь. Аид задохнулся, замер, словно не веря своим глазам. Персефона протянула руки. — Я твоя жена, — прошептала она. Владыка Аида подошел ближе. Бережно накрыл обнаженную грудь ладонью, пристально посмотрел супруге в глаза. Взор ее затуманился. Медленно наклонившись, поцеловал ее в уста Аид и почувствовал ответный горячий поцелуй. Прошептал хрипло: — Я люблю тебя, — и, коснувшись губами ее плеча, расстегнул вторую фибулу. Ткань упала к его ногам. Пение сатира давно уже смолкло. Боги опустились в объятия Геи. Персефона чувствовала, как тело ее плавится под ласковыми и страстными руками мужа, как откликается на его восторженный шепот ее душа. Кожей бедра ощущала она его горячую плоть и, поняв, что не может больше терпеть, обвила ногами его бедра и прошептала: — Да! И, принимая в лоно свое семя супруга, ощутила, как душа ее улетает ввысь, и подумала, что ни о чем не жалеет.