Kodou

      Хизаки сидит за столом и не знает, куда деть руки. Всё, что он может сейчас – лишь смотреть на человека напротив, терпеливо ожидая, когда тот решит заговорить. Кайя, этот милый, весёлый и временами совершенно несносный мальчишка. Этот Кайя сидит, сжимая кружку горячего чая в руках, будто спасительный круг, и раз за разом отводит взгляд. Понимает, что сам виноват, хотя и позвонил Хизаки всего полчаса назад. А теперь молчит, не знает, с чего начать. Но это и не нужно. Хизаки примерно представляет, что произошло. Об этом красноречиво говорит небольшая кровоточащая ранка в уголке пухлых губ, которую то и дело облизывает его молчаливый собеседник. Это маленькое повреждение не идёт ни в какое сравнение с тем, что сейчас творится у Кайи внутри. Хизаки прикрывает глаза, чтобы отогнать ненужные мысли, но в голове всё так же отчётливо крутится: «Ошибка».       Это действительно было ошибкой – познакомить их: молодого, брызжущего энергией и уже заочно влюблённого Кайю и его, человека, добившегося многого, уставшего от людей и суеты. Нет, Мане не были чужды эмоции, он не был бездушной куклой, какой хотел казаться, но ему было откровенно плевать на людей. Они были лишь инструментами в его глобальном, продуманном плане и не заслуживали ни капли сочувствия и внимания. Хизаки не раз задавался вопросом, что же движет этим странным человеком, глядя на еле заметные следы перстней на лицах членов Moi dix Mois, и раз за разом не мог найти ответ. Он не хотел этого, но Кайя буквально умолял познакомить его с кумиром, и Хизаки не смог отказать, как не могут отказать детям.       Сколько прошло лет? Наверное, Хизаки мог бы посчитать, но не стал. Ему было страшно и мучительно неприятно думать о том, сколько уже времени его друг… Страдал? Сходил с ума? Нет, это было не совсем так. Кайя всё так же много работал, шутил, улыбался, у него было много хороших знакомых. Но где-то раз в полгода что-нибудь случалось. Иногда это бывали просто приступы жестокой депрессии, иногда Кайя пропадал куда-то на несколько дней, так, что его никто не мог найти. Один раз Хизаки нашёл его в ванной, по чистой случайности решив заглянуть в гости. Кайя сидел на холодном полу и трясся от холода. Ни бритвы, ни таблеток рядом не было, но Хизаки не покидало ощущение, будто должно было произойти что-то плохое. Он не знал, с чем это всё было связано: встречались ли они лично, или это были просто приступы хандры, но причина бесконечно повторяющегося кошмара оставалась очевидна. Иногда Хизаки пытался поговорить с другом, но все его доводы разбивались о стену упрямства и сводились на «нет» единственным аргументом, перекрывающим всё в подобных случаях. В результате Хизаки оставалось лишь просто быть рядом, будучи последней связью между реальным миром и этим ледяным сине-чёрным адом, в котором пребывал Кайя.       Теперь его вновь позвали, но на этот раз всё было иначе. Хизаки чувствует, ему хотят что-то сказать, и терпеливо ждёт, пока друг соберётся с силами. «Может быть, сегодня именно тот день, когда всё закончится?» – думает он. «Почему нет? Это не может длиться вечно». Внезапно Кайя улыбается и говорит:       – Он сказал, что любит меня.       Вот так. Без предисловий и объяснений. Как снег на голову.       – Не смотри сюда. Я сам виноват, – он показывает на разбитую губу и лучезарно смотрит на Хизаки. А у того нет слов. В голове тысячи мыслей, вопросов и самая настоящая паника. Но одного взгляда на сияющего Кайске хватает, чтобы понять: спорить бесполезно. И плевать на абсурдность ситуации, на то, что тогда, давно, Мана сам подошёл к Хизаки и попросил оградить его от этого назойливого паренька. Плевать, на годы страданий и унижений, на всё. Хизаки понимает, это какая-то уловка, прихоть, игра. Но именно сейчас Кайске счастлив, поэтому Хизаки лишь молча кивает и старается верить в лучшее.