Лепрозорий

Иисус умеет исцелять одним прикосновением своих длинных узловатых пальцев. Он проводит ими по широкой груди Симона, и выцветшая белая полоска шрама, непрерывно идущая от левого плеча почти что до самого пупка, исчезает, будто её никогда не существовало в реальности; он нежно гладит плачущую Марию по щеке, и ужасные на вид фиолетовые гематомы, оставленные недовольным подвыпившим клиентом, буквально растворяются под изумленными взглядами людей; он будто невзначай задевает пальцами сломанную руку Петра, что накануне попал в стычку с полицией на очередном митинге, и гипс снимают тем же вечером. Поначалу, это кажется невероятным, но вскоре вливается в раскрученный донельзя образ мессии, и растворяется в нем. «Позер», — недовольно ворчит Иуда, утыкаясь взглядом в мокрый от недавнего дождя асфальт. Он уже не помнит, когда маленькие чудеса, превратились в массовые акции, призванные привлечь внимание к политическим проблемам в стране, к дискриминации по расовому признаку, к грубой религиозной пропаганде Рима… Только то, как пожертвования резко возросли в два или даже в три раза, а сеть буквально заполонили агитационные ролики о «Сыне господнем и Двенадцати». Видеть, как прокаженные окружают Иисуса со всех сторон, как протягивают к нему свои костлявые руки, испещренные язвами, оказывается до безумия больно. Их отчаянные крики и стенания пробирают до дрожи, прорываясь даже сквозь глухую звукоизоляцию дорогих наушников. Сам Иисус напряжен до предела, подобно сжатой пружине. Все его движения, обычно плавные и мягкие, сейчас непривычно резки и отрывисты. Он лавирует среди людского потока, в попытках исцелить всех присутствующих: касается их, прижимает к себе. Только, все его старания оказываются бесполезны: количество народа не уменьшается, а наоборот, словно возрастает с каждой секундой в геометрической прогрессии. И потому, его мягкая улыбка с каждой секундой становится более натянутой, а свет в глазах гаснет, уступая место безнадежному отчаянию. Эти публичные исцеления сводят Иуду с ума, но почему-то он всё равно приходит каждый чертов раз и стоит как истукан до самого конца, пока обессиленный и мокрый насквозь от выступившего пота Христос не осядет на землю подобно старой тряпичной кукле. Никогда не признаваясь в этом ни себе, ни другим, всегда спокойно-ироничный Искариот до смерти боится, что однажды толпа просто разорвет своего кумира и никого не будет рядом, чтоб остановить её. Возможно, куски божественной плоти растащат на сувениры, возомнят, что они обладают неким волшебным эффектом. Возможно даже — разум сразу же подкидывает картинку—, палец Христа, висящий на шее вместо медальона или подвески, вскоре будет считаться новым показателем высокого статуса в обществе. Иуда морщиться от возникших в его сознании мерзких образов и устало трет виски. Головная боль только усиливается, как-то обычно бывает под вечер. Это даже слегка смешно, ведь он единственный из двенадцати, у кого еще может что-то болеть. Все остальные ученики за время, проведенное с Христом, помолодели лет на двадцать и привели свое прежде запущенное здоровье в идеальное состояние, а Иуда лишь заработал себе хроническую мигрень, кашель заядлого курильщика, да прогрессирующую язву желудка от постоянного стресса и недоедания. Искариот пытается нащупать пачку сигарет в бездонных карманах старой, потрепанной куртки. Мозг сейчас так же отчаянно требует никотина, как прокаженные исцеления. Главное — не смотреть, не слышать, не чувствовать. Пальцы намного саднит от тугого колесика зажигалки, а шальной ветерок все время гасит и без того слабое пламя. Апостол безбожно материться сквозь зубы, пропуская момент, когда толпа оставляет Иисуса одного. Иисус подкрадывается неслышно, как большой кот, и отбирает у Иуды так и не зажженную сигарету. Иуда хочет было начать возмущаться, но смотрит на бледное, как лист офисной бумаги, лицо, и понимает, что Христу сейчас никотин намного нужнее. Зажигалка срабатывает сразу, а огонек не гаснет — может быть все дело в пальцах? —. Впрочем, Христос, поморщившись, выбрасывает сигарету после первой же затяжки. «Видимо, не мое это, — тут же объясняет он, будто оправдываясь, и, чуть погодя, неловко добавляет: спасибо, что ждешь». Искариот в ответ только беззлобно, скорее по старой дурной привычке ворчит что-то об идиотских мессиях, обнимает шатающегося Бога за плечи и ведет вперед, к дому. Рука Иисуса в ответ благодарно ложится на плечо. Головная боль отступает. Жаль, что исцелить душу Иуды Иисус не в силах.