Невезение

Это был очень яркий рассвет, разбудивший меня около шести утра. Бледная, сонная, я посмотрела на улицу, зная, что скоро идти на работу и разносить почту. Мне было всего пятнадцать лет в этот августовский день. Я была молода, полна надежд и чаяний. Япония вот-вот выиграет войну, наш император никогда не сдастся. Все мужчины нашего города воевали или были на плацдарме на окраине города, где размещались военные. В городе было нежарко, даже прохладно. Ветер с морского берега приносил прохладу и относительное спокойствие в военную префектуру. У соседей уже проснулись дети, гомоня и поливая друг друга из бочки, что стояла возле дома. Сонная, я взяла велосипед и завтрак, вышла из дома. Нужно было ехать на работу и развозить письма с фронта родным. Много наших сильных и смелых мужчин умирали на рубежах Родины за нашего императора Хирохито. До моста, за которым располагалось здание почты, было около трех километров. Седлаю велосипед и внезапно слепну. Яркая, белая вспышка света, пронзающая все вокруг. Инстинктивно, словно понимая, что это нечто страшное, я подняла руку, защищая глаза. Но это мало помогло. Даже сквозь сомкнутые веки я видела свои кости словно на рентгене. Все просвечивало насквозь. Этот свет был словно взрыв солнца, тысячи солнц. Как такое возможно? А потом пришел гул. Страшный, приближающийся грохот смерти моего города. Я не успевала в бомбоубежище и упала в канаву с водой, пытаясь не захлебнуться, но укрыться от огненного ада, пронесшегося в мгновение ока по моему кварталу. Больно… Вода словно вскипела, а одежда приплавилась к обожженной коже, которая вскипала, как жидкая пластмасса. Воя в голос от боли, я поднимаюсь из канавы, пытаясь понять, что же произошло. Моим глазам предстает ужасная картина – моего города нет, насколько хватает глаз. Руины, горящие руины, стоны боли, обгоревшие трупы. Что Вы сделали с нами? За что? Помню, как я кричала, шарахаясь от ужаса от призраков. Я не могу назвать их людьми. Обожженная плоть клочьями свисала с их тел, они несли глаза в собственных руках или придерживали внутренности у живота. Все искали воду. Порой в бочки набивалось до десятка человек, умирающих там же. Что произошло… Я не понимала, в ужасе, от боли пытаясь добраться до центральной больницы. Там мне помогут. Можно сказать, что мне повезло, я выжила, мало пострадав. До больницы, как и сотни, тысячи других пострадавших, я шла по обгоревшим трупам, иногда, от малейшего прикосновения, превращавшихся в прах и испаряющихся на глазах. А потом пошел дождь. На утренний город, окутанный черным пеплом, уничтоженный огнем, пошел черный дождь. Измученные люди ртами пытались ловить капли, не понимая, что это яд. Я была в их числе. До больницы я все же добралась, упав в руки измученного врача, который меня перевязал. Ад, мой родной, приветливый городок превратили в ад на земле, заставив сотни и тысячи людей умирать мучительнейшей смертью. За что? Адские боли… Мое сознание оказалось умнее меня, пропав, чтобы я не мучилась и не осознавала дичайшей муки слезающей от ожогов плоти с костей. Не знаю, как мне удалось выжить. Я, правда, этого не знаю. Но я открыла глаза в чистой палате госпиталя, где лежали такие же несчастные и израненные люди. Грустная медсестра подошла ко мне и смочила мои потрескавшиеся губы марлей. - Вы очнулись, Тянуко-сан. Вы в госпитале и в безопасности. Пару дней назад вы пострадали от взрыва в Хиросиме, и Вам удалось выжить. - А где я? – еле шелестящий голос и надсадная боль от пересохшего горла. - В Нагасаки. – Она приветливо улыбнулась и кивнула – сейчас 10. 15 утра, 9 августа 1945 года.