Иван

      Сквозь шелковые зеленоватые занавески в комнату проникал мягкий свет. За окном белел выпавший за ночь снег; слепящий взор из полумрака помещения и хрустящий под ногами прохожих. Все не задерживались у здания. Под окнами редко когда слышался рев мотора авто или веселые выкрики играющих детей.       Ветер часто выл из пластиковой прорези вентиляции, когда открывали форточки для планового проветривания в комнате. Сколько бы не держали, как бы холодный воздух не пробирал до костей, запах земли и сырости словно въелся в стены цвета морской волны и в серую штукатурку потолка. Каждая трещинка была знакома, каждая падающая крошка ловилась взглядом. Белая простыня накрывала ноги. Протянутая рука касалась прохладной поверхности подоконника. Пару кружек стояли поодаль, одна хранила в себе старую чайную ложечку. Засохший кусочек лимона, пару неприятных оберток конфет. Цветной пакет вторую неделю лежит не тронутым на тумбочке в углу. Дерево на дверце тумбы издавна треснуло. Не упомнить. Казалось, так было всегда.       Улыбающаяся медсестра, что пришла с вестью о завтраке, на глазах мрачнеет, завидев ответную улыбку, слыша добрые слова благодарности. Она сильнее сжимает край двери, щелкая ногтями, шутливо отвечает. Смех, неловкое молчание в резкой тишине и стук удаляющихся каблучков куда-то в коридоры. Была тишина. Новенькие всегда боялись такой тишины, теряясь словно в лесу. Улыбка, но печальная, измученная. На полу свежие разводы от швабры, легкое поблескивание чистоты, и пыль, выглядывающая из-под светлых тапочек, что прижались к продавленному клетчатому креслу. Где-то за стеной тикают часы, хрипло дышит сосед, покашливает простуженная сквозняком соседка.       Мягкий свет из окна играл тенями. Он не касался подушки за спиной, не достигал изголовья ни утром, ни днем. Телефон молчал. Вскрикивая лишь от бездушной заботы мобильного оператора о балансе и о дне рождения клиента. Голос мед работницы разносился по коридорам как отдаленное эхо. Ровно поскрипывали колесики подъезжавшей коляски. Как-то упавший апельсин так и не был поднят ни через час, ни через два. Ветер щекотал краем шелковой занавески протянутую к ней ладонь. Она дрожала. Простыню бессильно сжимала рука.       Иван смотрел в окно...