Не в поцелуях дело

Совсем не в поцелуях дело. Они не так уж важны на самом деле, важно любое касание, которое получается таким естественным, словно их создали двумя кусочками пазла. Взглянуть и улыбнуться. Сесть поближе, упереться бедром. Помочь подняться, подав руку. Коснуться пальцев, когда передаешь магазин. Кивком поблагодарить за помощь. Спать бок о бок на неудобных камнях, подостлав тощую куртку. И все время быть рядом, рядом, не выпуская из поля зрения. Шестым чувством ощущать его присутствие. Это — то, что было. А сейчас — нет. И эта нехватка ощущается так, словно половину тебя вырезали, и справа — неудобный провал, какая-то пустота, невидимая, но очень ощутимая. Такая же ощутимая, как отсутствие прикрытия при обстреле. И адски хочется заполнить пробел — хочется — снова — к нему. Каждый раз, когда в скайпе светится его значок, сердце слегка екает. Нет, он не волнуется. Иногда только, поздним вечером, кинет пару слов: «Ну чо, ты как?» Ответ такой же двусложный. И Вудро никогда не узнает, что вместо этого скупого приветствия Мигель хочет написать больше, много больше, написать, что он помнит, как сжимал огрубевшими руками его бока, как кусал его шею, мучительно-сладкими толчками входя. Помнит эти три дня. Мигель безумно хочет обнять ладонями его лицо, разгладить сумрачную морщинку между бровями, прижаться бедрами к бедрам, почувствовать вставший член и потереться своим, задыхаясь от прилива темного желания в голове. Но Вудро уверен, что война — это не считается. «Ну, было, да, и что? Мы должны жениться и обзавестись детьми, потому что это правильно». Да он, мать его, знатный гей. «Это не обязательно, это так, пустяк». Какой, к черту, пустяк. Мигель смотрит в больные глаза своего отражения, стискивая зубы и борясь с желанием садануть кулаком по зеркалу в ванной. Чем он плох? Ну чем? За что его угораздило так? Он возвращается к компу. «Пошли на гоночки сегодня?» «А давай». Мигель очень спокойно выдыхает. *** На гонках — вечер, яркие фонари и песок велотрека. Толпа и пиво. Мигель не смотрит на гонки. Он смотрит чуть ли не всем телом на Вудро. Тепло рядом слишком ясно ощущается. Он постоянно задевает плечом плечо Вудро, и тот не реагирует — как не реагируют обычные друзья на касания друг друга. Обычные, блядь, друзья. Они же не друзья. Почему Вудро не хочет принять это? Мигель смотрит жадно, не может насытиться — Пол, черт побери, красивый. Мигель прекрасно чувствует это электрическое напряжение между ними. Он как бы объясняет, зачем позвал на гонки: «Читал о тебе в газете, решил вот проверить, как ты там». Они перебрасываются фразами. Ничего не значащими словами. Вопрос ненавязчиво спрыгивает: «Ходишь в группу?» На психотерапию, в смысле. Вудро что-то отвечает, но Мигель не слушает, потому что он совсем не то хочет спросить, и не об этом хочет слушать. Он не смотрит на велотрек, где проносятся спортсмены в туче пыли — счастливые люди, у них есть цель. И нет безнадежно неизлечимой бреши, а если даже и есть, то им некогда об этом думать. У Мигеля нет ничего на замену Вудро. Ему самому эти группы ни черта не помогают. Тоже. Но по другой причине, чем Вудро — по той причине, что он ничего не отрицает. Ему некуда продвигаться в своей терапии, потому что он сам давно все понимает. Он любит Вудро. Он застрял. Он говорит: «Смысл этих групп в том, что они помогают принять себя». Слышишь, Вудро, принять себя. Нельзя отрицать истинное. Нельзя отрицать себя. Но Вудро — упертый сукин сын. *** После толчка на землю Мигель, поднимаясь с земли, идет — нет, ковыляет — к машине. Он вполне здоров и невредим, у него просто нет сил. Вудро же его не бил, просто оттолкнул. Даже здесь он бережно относится к другу. От этой мысли Мигель чуть не воет вслух. У него болит тот фантомный провал справа, у него горит что-то несуществующее внутри. Вудро бил ему поддых на самом деле. Мигель едет домой, понимая, что в общем-то, даже и не надеялся. Свет желтых фонарей надвигается и исчезает тусклыми волнами. *** Он заваливается домой, в четыре белые стены, жрет холодную картошку, оставшуюся с утра. Нормально. Ему никак. Он включает телек, берет банку пива, щелкает каналы, и его потихоньку отпускает. Вроде бы. Ладно, ладно. Все ок, он жив и цел, работоспособен и с деньгами. Нечего печалиться. Терапевты правильно говорят: надо двигаться дальше. Мигель пытается двигаться дальше. Он же не баба, в конце концов, чтобы его так развозило. И он только поднимает брови, когда на телефоне высвечивается номер Вудро. Пьяный голос: «Встреть меня у Лакс». Мигель знает этот клуб. Он за секунды собирается и едет за Полом. *** А Вудро пиздец как пьян. Вудро весел и доволен. Он, кажется, принял не только алкоголь, а что-то еще. Мигель пытается угадать, что именно — на случай, если что-то пойдет не так, и придется принимать меры. Он спрашивает: «Ты что-то употребил?» Вудро смеется и говорит: «Нет, я просто освободился». Странная вроде бы реплика. Но у Мигеля замирает что-то внутри. Вудро беззастенчиво лапает его — за коленку, за плечи. Мигель выдыхает. Похоже, Пол действительно признал себя. «Ладно, погоди, давай доедем до дома. Ты же не хочешь, чтобы мы врезались куда-нибудь». «Я по тебе скучал». У Мигеля перехватывает дыхание. «Я тоже» — улыбается он. Вудро слишком весело отвечает, слишком легко произносит это «скучал». Но Мигелю сейчас все равно. Он давно уже научился жить одним днем. На войне никогда не знаешь, сколько еще осталось жить, а прошлое — размывается в неясной дымке. Мигель не думал, что ему пригодится это умение на гражданке. Мигель везет его к себе. Они вваливаются внутрь темного дома, но Вудро не дает ему включить свет. Вудро прижимает его к стене, от него пахнет алкоголем и одеколоном, он шарит горячими руками по телу Мигеля. Тот захлебывается. Футболки и джинсы летят на пол. «Где у тебя тут спальня» — это не вопрос, а больше приказ. Мигель берет Вудро за руку и ведет, куда сказано. Они падают на кровать, Вудро наваливается, крепко целует — целует так, будто и правда соскучился. Мигель стонет и обхватывает ногами бедра Вудро. Это слишком горячо, чтобы быть правдой, но Мигелю сейчас все равно, он живет одним днем. Одной ночью. *** Наутро это, конечно, оказывается неправдой. Вудро сваливает, забыв носки. В глазах у него ужас. Освободился он, как же. Мигель отрезает кусок от пиццы, заказанной на двоих. Ничего. Это ничего, что он застрял. Он подождет.