Подлинная история Джона Остермана

1. Джон Остерман слышит, как позади него захлопывается дверь и бросается к ней, но она закрыта. Он успевает мысленно попрощаться с Дженни, стоящей по ту сторону, успевает вспомнить все нарушенные им правила безопасности, прежде чем тысячи разрядов впиваются в его тело. Джон кричит от боли, не слыша собственного голоса, Джон весь – боль, прикусив язык, он чувствует вкус крови во рту, а потом не чувствует уже ничего, кроме запаха озона, не видит ничего, кроме белого света. Возможно, Джон умирает сразу же, сердце и мозг не выдерживают пронзающих их разрядов. Джон остается лежать на полу, изо рта у него течет кровь, Джейн бросается к нему, пытается привести в чувства, хлещет по щекам, говорит что-то бессвязное, кричит, уже понимая, что пульса нет, тот, кого она любила, мертв. Возможно, Джону удается прожить еще пару часов после того, как его выносят из камеры – но врачи не могут его спасти, во всех его органах – множество прорех. Джон умирает долго, но почти не чувствует боли, не может говорить, не может сказать Дженни, что любит ее. Запах озона преследует его до самой смерти, становясь только сильнее, до тех пор, пока Джон не тонет в нем. Несчастный случай заметают под ковер, о Джоне забывают почти все. Даже Дженни год от года вспоминает о нем все реже. 2. Джон Остерман не успевает услышать, как захлопывается дверь камеры позади него, все происходит слишком быстро: он тянется за часами, берет их, прикладывает к запястью, хочет застегнуть, а потом тысячи и тысячи крошечных молний точно разрывают его на части. На несколько секунд он перестает существовать, все его тело разлетается на атомы, а потом соединяется снова и он кричит от боли. Джон падает на пол, потеряв сознание, но, несколько секунд спустя, снова поднимается. Вспышки уже угасли, остался только белый свет и запах озона, а потом они бесследно рассеиваются. Дженни вбегает в камеру, обнимает Джона за плечи. Она гладит его по щекам, он смотрит ей в глаза, делает глубокий вдох и улыбается. Его улыбка пугает Дженни – Джон видит испуг в глазах, но не может понять, в чем дело. Он улыбается, как будто его лицо сведено судорогой. Возможно, он хочет объяснить, что с ним произошло, но язык больше не слушается, все слова кажутся плоскими, в них не выразить всего увиденного им в тот момент, когда он перестал существовать, когда его разум рассеялся в частицах по всей вселенной. Возможно, от его рассудка остался только пепел, все сгорело, все развеялось по ветру вселенной, слишком огромной, слишком великолепной для человека. Джона Остермана больше нет, его тело превратилось в пустую оболочку. Какое-то время Дженни заботится о нем, но ей нужно продолжать работать, она не может – вернее, не хочет, несмотря на всю свою прежнюю любовь, но иногда это одно и то же – на всю жизнь приковать себя к невменяемому, которому нужен уход. Остаток жизни Джон проводит в психиатрической клинике, не самой лучшей, но все же вполне неплохой, тратить на него деньги, а не время, Дженни гораздо проще. За Джоном хорошо ухаживают, и Дженни старается навещать его как можно чаще, хотя год от года это у нее получается все хуже. Джон доживает до начала Третьей Мировой Войны – она встречает его ослепительной, обжигающей глаза белой вспышкой, когда он подходит к окну, улыбаясь, как всегда. 3. Джон Остерман не слышит, как захлопывается дверь позади него. Он берет часы, прикладывает их к запястью, разворачивается, а потом тысячи и тысячи крошечных молний проходят сквозь него. На несколько секунд Джон перестает существовать, все его тело разлетается на атомы, а потом соединяется снова и он кричит от боли. Он кричит, кричит, кричит, боль – повсюду, внутри и снаружи. Дженни вбегает в камеру, тянется к Джону, чтобы обнять его, но тут же отступает, не зная, что делать, она зовет на помощь, но никто уже не может помочь. Тело Джона похоже на смятую консервную банку из мяса, у него больше нет ни рук, ни ног, ни кожи. Возможно, он понимает, что случилось, но от этого ему не становится легче. Возможно, он ничего не успевает понять. Джон быстро умирает, почти без мучений, лабораторию закрывают, целый ряд физических опытов на несколько лет оказывается под запретом, хотя все сходятся во мнении, что Джон нарушил самые банальные и очевидные правила безопасности, а значит сам виноват в собственной смерти. 4. Джон Остерман слышит, как захлопывается дверь камеры, он бросается к ней, колотит по ней обеими руками, отчаянно кричит, а потом в его тело впиваются бесчисленные разряды. Джон чувствует, как боль прожигает все его тело, заполняет до краев, он снова кричит, но не слышит собственного крика, а потом его челюсти смыкаются, сведенные судорогой. Он падает на пол, не чувствуя удара. Когда все заканчивается, Дженни первой вбегает в камеру, обнимает Джона за плечи, говорит что-то, но Джон не может ответить, он полностью парализован, тело онемело, язык прилип к небу, его руки и ноги превратились в бесполезные куски мяса, он лежит неподвижно и думает, что мертв. Это не так, он жив, несмотря на всю перенесенную боль, несмотря на то, что он выжжен изнутри, местами кожа отходит от мяса, нервы и спинной мозг безвозвратно повреждены, сожжены, но все же врачам удается его спасти. Джон продолжает исследования, еще лежа в больнице. Он больше не может вести записи, но Дженни приносит ему магнитофон, и Джон наговаривает на магнитные ленты все, что приходит ему в голову – идеи, ответы, которых не было раньше, формулы и решения складываются сами собой. Мозг Джона переродился, точно молнии разрядов разбили его на мелкие осколки, а потом собрали в новом порядке, изменив полностью, исправив все недостатки, усовершенствовав. Врачи делают все возможное, но никто – даже сам Джон – не знает, как можно помочь человеку, пережившему подобное. Он парализован почти полностью, он может лишь повернуть голову, но все остальное тело остается недвижимым, Джон заперт в нем, как в тюрьме. Возможно, даже годы спустя, он все еще чувствует боль, временами она такая же острая, как в самом начале, когда яркие вспышки прошли сквозь кожу и мышцы, но иногда боль отступает, и Джон наслаждается каждой секундой без нее. Дженни держится с ним рядом, хотя в ней уже не осталось любви, только сочувствие, слишком похожее на жалость, чтобы быть надежным и крепким. Возможно, после случившегося он больше ничего не чувствует, ни боли, ни холода, ни жара, Джон точно мертв, и временами мечтает ощутить хоть что-то, временами он просит Дженни уколоть его иголкой в плечо, но та отказывается. Месяц от месяца он все чаще просит об этом, Дженни не выдерживает и уходит – прощаясь, она говорит, что ей жаль, ее глаза блестят, Джон верит каждому слову, и ему тоже очень жаль. Даже прикованный к инвалидному креслу, Джон не оставляет лабораторию, его разум заводит исследования далеко вперед. У Джона берут интервью, приглашают его в телешоу: он поднял Америку в небеса, проложил дорогу в космос, построил непробиваемый ядерный щит, который спасет Америку от советских ракет. Некоторые даже называют его сверхчеловеком. Джон, неспособный встать с инвалидной коляски – величайший гений американской науки, служащей всему народу. В бесконечных журнальных статьях и репортажах его превращают во что-то богоподобное, во что-то безвкусное. Пока Джон думает о мире во всем мире и бесплатной энергии, его разработки используют для побед в маленьких войнах, приносящих выгоду всем, кто посылает на них солдат. В конце концов, не выдержав, Джон навсегда уходит в затвор: он покупает маленький домик в пригороде Сиэтла, нанимает двух сиделок и больше не отвечает на телефонные звонки, просит не открывать никому двери, и, в конце концов, о нем забывают – Джон Остерман становится персонажем из газет, легендой, как герои в масках: никто не знает, кто они на самом деле и где живут. По привычке Джон продолжает вести записи, бесконечные кассеты заполняют целую комнату. Джон никогда не слушает то, что сам записал, он помнит все, каждое произнесенное им слово, каждую формулу, каждую идею. Джон умирает однажды утром, ожидая прихода сиделки. Ему пятьдесят пять лет, он невыносимо устал, его жизнь была слишком долгой, он сделал слишком много, больше, чем мог бы сделать любой другой человек. Перед смертью он не чувствует боли или страха, только запах озона. 5. Джон Остерман слышит, как захлопывается дверь позади него, бросается к ней, даже зная, что не сможет открыть, ударяется об нее всем телом, точно обезумев. Сияющие белые молнии впиваются в его тело, сжигая кожу и плоть, каждый нерв сгорает дотла, Джон кричит от боли, но не слышит собственного голоса, а потом захлебывается воздухом и запах озона наполняет его изнутри. Джон хочет закричать снова, но не может, потому, что кричать больше нечем, он распадается на атомы, превращается в ничто, рассеивается, как тень. Дженни вбегает в камеру, как только дверь поддается, но Джона там уже нет, его больше нет нигде – того, кого она знает, того, к кому она привыкла, того, кого она любила. Дженни осматривает каждый дюйм пола, пытаясь найти хотя бы отпечаток тела, хотя бы каплю запекшейся крови, но все следы исчезли, Джона нет. То, что было мышцами, внутренностями, костями, мозгом, вмещающим разум и душу, превратилось в разрозненные частицы, которые разбросало подобием Большого Взрыва. Возможно, Джон действительно превращается в ничто. Тело – лишь набор веществ, рассеянные на атомы они навсегда теряют целостность. Разум вне тела – выдумка фантастов и религиозных фанатиков, не более того. Возможно, даже разметанный на многие тысячи миль, Джон все же сохраняет подобие сознания. Его разрозненные атомы взаимодействуют, он порой он даже способен чувствовать тепло или холод. Он – в позолоченной солнцем пыли, вьющейся вокруг Дженни, когда та выходит замуж. Он – в смазке винтовки, из которой стреляют в Кеннеди, он – на асфальте, который плавится от жара ядерного взрыва, он – в кострах, на лезвиях ножей, в тарелках людей нового мира, который отстраивается после опустошившей планету войны. Он везде и нигде. Для него не существует времени, потерянный там, где нет ни прошлого, ни будущего, он не знает страданий. Джон даже не помнит, что когда-то был единым целым. Везде и нигде. Его атомы разносятся все дальше – по всей Земле, всей Солнечной Системе, всей Вселенной. 6. Джон Остерман слышит, как захлопывается дверь позади него, бросается к ней, даже зная, что не сможет открыть, ударяется о нее всем телом, точно обезумев. Он отчаянно кричит, колотится в нее, а потом замирает, понимая, что ничего уже не сможет изменить. Сияющие белые молнии впиваются в его тело, сжигая кожу и плоть, каждый нерв сгорает дотла, Джон хочет закричать снова, но не может, потому, что кричать больше нечем, он распадается на атомы, превращается в ничто, рассеивается, как тень. Когда Дженни вбегает в камеру, там уже никого нет, Джон исчез, рассеялся, атомы его тела разлетелись в пространстве. Дженни тщетно пытается найти его следы в камере, хотя бы одну каплю крови, хотя бы горсть пепла, но все исчезло бесследно. Но это еще не конец. Джон не умер. Спустя несколько дней рассеявшиеся в пространстве атомы соединяются. Они медленно притягиваются друг к другу, и Джон снова обретает тело, обретает рассудок, жизнь, и, вместе с ними, невероятную силу. Измененный, улучшенный, сияющий, как неоновая вывеска, он за несколько лет превращается в нового Иисуса, от которого требуют спасти американскую науку от кризиса идей, а американский народ – от советских ядерных бомб. Теперь никто – даже Дженни – больше не зовет Джона по имени, он стал Доктором Манхэттеном. Ночами он работает в лаборатории, днем – улыбается журналистам или встречается с политиками. Джон не сразу замечает, что начинает меняться, постепенно, день за днем: атомы, собравшиеся в его тело, постепенно снова покидают его, снова рассеиваются в пространстве, никто не знает, что он превращается в призрака: его сияющее тело порой выглядит прозрачным, сосуды проступают все сильнее, все четче, но этому не придает значения никто из пожимающих Джону руку или снимающих его на видео для новостей, научно-популярных фильмов, лабораторной хроники. Возможно, происходящее с его телом пугает Джона до смерти, ему слишком многое нужно сделать, он искренне верит, что должен помочь людям. Возможно, Джон рад происходящему, он чувствовал себя мертвым еще с того момента, когда впервые разлетелся на атомы, отскочившие друг от друга, как сбитые шаром кегли. Он не верит, что может кому-то помочь, он не верит, что может выиграть Третью Мировую войну, когда та начнется, или изменить мир настолько, что войнам в нем больше не будет места. Почувствовав, что больше не может оставаться среди людей, Джон уходит: ему не нужны пища, вода, земная атмосфера, даже гравитация. Он пишет очень короткую прощальную записку для Дженни – записку, которая неизбежно попадет в газеты, так или иначе, поэтому нельзя быть в ней слишком откровенным – а потом отправляется на Марс. Там он ложится на дно Большого Каньона и смотрит на звезды, на Землю, на Солнце, день за днем, целую вечность, не чувствуя ни жара, ни холода, ни боли, забывая о своей прежней жизни: воспоминания тают одно за другим, в точности так же, как тает его тело, но Джона это не тревожит, он чувствует только покой. Его сознание умирает задолго до того, как космический ветер уносит прочь последние атомы тела. 7. Джон Остерман входит в камеру и дверь захлопывается за ним. Он успевает подумать о том, как это глупо: не рассчитать время начала опыта, погибнуть вот так, став назиданием лаборантам, оставляющим неплотно закрытыми сосуды с кислотами и щелочами, или не проверяющим лишний раз, опущены ли все рубильники, перекрыты ли все краны, отключены ли приборы. Это почти смешно. Тысячи и тысячи молний впиваются в его тело, разрывая на части, но Джон не чувствует боли. Он точно видит самого себя со стороны, он – в каком-то другом мире, наблюдает за происходящем сквозь телескоп или микроскоп, его самого нет в камере. Молнии разрывают его на части, атомы их которых состоит тело, рассыпаются, теряются в пространстве. Когда Дженни вбегает в распахнутую дверь, в камере действительно уже никого нет. Хотя Джон не умер. Несколько дней спустя его атомы снова притягиваются друг к другу, но то, что было обычным человеческим телом, становится лучше, совершеннее, Джон не просто оживает, он превращается в высшее существо, нечто сверхчеловеческое – он сам соглашается с эти словом, когда кто-то из журналистов его произносит: как бы безвкусно оно ни звучало, правды в нем больше, чем пустого лоска. Джон действительно больше, чем человек. Он становится Доктором Манхэттеном. Какое-то время он все еще держится рядом с Дженни, точнее – она держится рядом с ним. Она гордится Джоном, вот только в этой гордости, день за днем, остается все меньше любви – Джону кажется, что этого достаточно, но Дженни – нет. Она улыбается журналистам, но когда те уступают место военным, она уходит. Дженни говорит, что не хочет на них работать и не хочет, чтобы этим занимался Джон. Она говорит, что они превратят его в супероружие, но он продолжает хвататься за тонкую нить надежды: если кто-то и способен сделать мир лучше для всех людей, так это он, сверхчеловек. Поэтому он не отказывается ни от предложений ЦРУ, ни от встреч с президентом. Возможно, Джону долго удается обманывать себя, это не так уж и сложно, неважно, способен ли ты преодолеть границы вещественного мира или нет, любой может придумать для себя ту ложь, в которую искренне будет верить. Возможно, мечты Джона рассыпаются в прах так быстро, что он едва помнит о них уже через год после того, как получает свое новое имя. Тело Джона сияет изнутри, он способен проходить сквозь стены, он способен разрушать любые преграды, он способен останавливать само время. Джон – идеальный защитник и идеальное оружие. Но у него человеческий разум, человеческое сознание, человеческая душа – хотя он, как ученый, не верит в существование душ. И он не хочет быть убийцей, даже на службе у величайшей нации – тем более, что ему не нравятся слова «величайшая нация», он помнит, кто еще так любил себя называть. И когда ему приказывают отправиться во Вьетнам, чтобы убивать там местных жителей, которых и так расстреливают, травят, жгут живьем, Джон не говорит ни «да», ни «нет», он только пожимает плечами и исчезает. Он покидает Землю навсегда – прекрасно понимая, что так не остановить ни одну войну, но хотя бы он сам сможет не запачкать руки еще сильнее, если люди хотят убивать друг друга, он не обязан им помогать. Джон путешествует по кислотным рекам Венеры, пыльным каньонам Марса, он отправляется на Юпитер и целую вечность стоит в центре Большого Красного Пятна, где проносятся самые сильные молнии во всей Солнечной системе. Потом он посещает ледяные океаны Нептуна. Потом он уходит дальше, дальше, дальше – туда, откуда невозможно увидеть даже отсвет Солнца. Постепенно его личность растворяется, исчезает, Джон теряется во вселенной. 8. Джон Остреман слышит или не слышит, как за ним захлопывается дверь. Он пытается открыть ее, бьется об нее всем телом, или нет. Он кричит или не кричит. Он испуган, спокоен, не успевает понять, что происходит. Дженни не находит его лежащим на полу без сознания, умирающим, окровавленным, не находит вовсе, потому, что его тело распалось на атомы. Ему больно или не больно. Он исчезает во времени и пространстве, он превращается в чудовище, он теряется во времени и пространстве, он превращается в чудо, его славят все, у кого есть голос. Однажды он вернулся за своими часами, замешкался там, где не стоило этого делать – и с тех пор Джон оказался в середине вихря, многомировое пространство проходит сквозь него, или он проходит сквозь многомировое пространство. С ним произошло все, что могло произойти, самое лучшее, самое страшное, самое невероятное, и он чувствует это, каждый возможный вариант развития событий, каждый сделанный или не сделанный им самим выбор, каждое совпадение, стечение обстоятельств, каждый исход. Все причины и следствия складываются воедино. Джон не знает, жив он или мертв, вернее – чувствует, что он жив и мертв одновременно. Джон не знает, сумеет ли когда-нибудь выбраться из этой ловушки. Всякий раз, когда он делает шаг вперед, другая версия его делает шаг назад и Джон остается на месте. Он не может даже сойти с ума, вернее – часть его всегда безумна, а часть – всегда нормальна. Отчаянье – все, что есть у Джона. 9. Джон Остерман входит в камеру – он уверен, что ничего не случится, времени достаточно, хватит, чтобы забрать часы и вернуться в коридор спокойным шагом, но он ошибается. Он ошибается, и это заканчивается катастрофой. Джон оборачивается, когда позади него захлопывается дверь. Он бросается к ней, но уже слишком поздно. Молнии разрывают его тело на атомы, Джон кричит, не слыша собственного крика, запах озона наполняет его, набивается в рот и нос как вата, белый свет выжигает его глаза. Но Джон не умирает. Он просыпается утром – и это тот же самый день, в который он вошел в камеру. Джон решает, что все случившееся было сном – невероятно правдоподобным сном, из тех, которые более суеверные люди называют «предупреждениями». Джон никогда не стал бы так говорить, но, все же, он не отмахивается от увиденного во сне и не позволяет себе забыть часы, не возвращается в камеру, опыт проходит успешно. А потом, спускаясь по лестнице, разговаривая с Дженни, Джон подворачивает лодыжку, падает и ломает себе шею. Но Джон не умирает. Он просыпается утром – и это снова тот же день. Он завершает опыт, он смотрит себе под ноги, когда идет по лестнице, пусть даже это выглядит невежливо. Ближе к вечеру в лаборатории на третьем этаже что-то взрывается, начинается пожар, и плохо настроенная новейшая система пожаротушения блокирует все двери, а потом выкачивает из помещений кислород – не весь, но этого достаточно, чтобы Джон задохнулся. Но Джон не умирает. Он снова просыпается, все тем же утром. Происходящее похоже на фантастическую радиопьесу. Джон не знает, что делать. Он решает сбежать из лаборатории, вместе с Дженни – придумывает для нее какую-то нелепую ложь, в которую у Дженни никак не получается поверить, и она сначала отказывается, а потом все же соглашается. Они вместе гуляют до обеда, разговаривая о науке и разной ерунде, а потом Дженни предлагает зайти в кафе. Вслед за ними заходит неопрятный мужчина в темном пальто, он достает револьвер, кричит, дважды стреляет в воздух, и еще дважды – в сторону посетителей. Джон падает на пол с дырой в груди. Но он снова не умирает. Он просыпается утром того же дня, просыпается утром того же дня, опять, опять и опять. Джона убивает разряд тока из неисправной розетки, его ждут грабители в переулке, он сгорает в пожаре на третьем этаже, падает в шахту лифта, давится тостом, попадает под машину. В какой-то момент это начинает больше напоминать мрачную комедию, чем научную фантастику. Атомы, из которых состоит дело Джона, просыпались сквозь время, как сквозь слишком редкое решето. Он видит только один выход из тупика. В очередной раз проснувшись после смерти, Джон решает прожить этот день так, как прожил бы, если бы все это не началось, прожить со всеми ошибками, совершенными в первый раз. Он забывает – намеренно оставляет, нельзя полагаться на ненадежность собственной памяти – часы, возвращается за ними, дверь захлопывается за его спиной, и множество разрядов-молний разрывает его тело на части, разделяет на атомы, которые рассыпаются по всему времени-пространству. Джон тонет в белом свете. 10. Джон Остерман слышит, как дверь за ним захлопывается, и понимает, что оказался в ловушке. Он бросается к двери, хочет попытаться ее открыть изнутри, хоть и понимает, что ничего не получится. Бесчисленные разряды впиваются в его тело, он кричит от боли, время точно останавливается. Джон кричит, но не слышит собственного крика, его кожа немеет, все мышцы сводит судорога, запах озона смешивается с запахом паленых волос, и Джон падает на пол. А потом он теряет сознание, на несколько секунд, кажущихся бесконечно долгими. Джон еще лежит на полу, когда Дженни подбегает к нему. Она гладит его по щекам, и Джон открывает глаза, смотрит ей в глаза, он улыбается, делает глубокий вдох, пытается подняться. Ему кажется, что стены раскачиваются, Дженни поддерживает его, не давая упасть. И это – все. Он не умирает, не сходит с ума, не превращается в чудовище или божество. Конечно, на коже Джона остаются ожоги, следы, которые долго не заживают. Шрамы ноют к непогоде, чешутся по утрам, но с этим можно жить. Возможно, Джон продолжает работу в лаборатории, но все его опыты с частицами, в конце концов, кончаются ничем, проект просто сворачивают. Джон пытается устроиться в космическое агентство, но ничего не получается, и не потому, что он чем-то хуже других, просто не всем везет. Дженни выходит за него замуж, но их брак распадается вместе с карьерой Джона, они расходятся и больше никогда не встречаются. Годы идут, Джону так и не удается встретить женщину, которая бы его полюбила, он остается холостяком, живущим в дешевых съемных квартирах, а когда его начинает рвать на части от одиночества, он снимает проститутку на деньги, вырученные репетиторством, и проводит с ней целый день – иногда даже приглашает в кино. Возможно, Джон продолжает работу и через несколько лет все же добивается успеха. Исследования кварков приносят ему больше славы, чем денег, но Джона это вполне устраивает, он публикуется в научных журналах, продолжает опыты. Дженни выходит за него замуж. Джон бесплоден, но отсутствие детей не делает их брак менее крепким. Джон доживает до глубокой старости и умирает в своей постели: ранним утром он открывает глаза, видит пронзительный белый свет и понимает, что не может опустить веки, он чувствует запах озона, а потом не чувствует уже больше ничего. 0. Джон Остерман слышит, как позади него захлопывается дверь и бросается к ней, но она закрыта. Он успевает мысленно попрощаться с Дженни, стоящей по ту сторону, успевает вспомнить все нарушенные им правила безопасности, прежде чем тысячи крошечных молний впиваются в его тело. Они разрывают его на части, и он исчезает, рассеивается как дым. Его тело распадается на атомы, которые теряются в пространстве. Джона официально объявляют погибшим из-за собственной неосторожности, но это – не конец истории, а только начало, потому, что Джон возвращается. Атомы его тела собираются снова, но оно меняется, как и его разум: теперь Джон способен творить чудеса и совершать гениальные открытия, он мог бы перевернуть всю прикладную науку за несколько часов, если бы не был вынужден работать с людьми, воспринимающими законы физики с точки зрения обитателей трехмерного мира. Вскоре после возвращения его признают самым совершенным существом на земле, а, значит – и что намного важнее – самым совершенным существом в Америке. Ему дают новое имя – Доктор Манхэттен. Газеты, журналы, телерепортажи рассказывают о нем как о герое, спасителе, гении, защитнике всего народа. Они превращают его во что-то богоподобное, во что-то безвкусное. Возможно, какое-то время Джон даже рад этому, он надеется сделать мир лучше с помощью своих уникальных способностей, и только позже понимает, что ничто не способен изменить к лучшему, не способен сдержать хаос, сколько бы ни старался. Возможно, Джон предпочел бы остаться обычным человеком, но понимает, что ничего не может изменить, он играет по правилам, которые задают ему окружающие люди. Джон пытается быть человеком, но с каждым днем у него получается все хуже: он видит границы, стены и улицы, которые строят вокруг него другие, но сам порой не в состоянии провести даже черту на земле. Он медленно забывает, каково это – чувствовать, хотеть, испытывать эмоции. Джон спит с Лори не столько потому, что хочет ее, сколько потому, что хочет почувствовать себя человеком, это ведь так банально – измена, внезапно вспыхнувшая страсть, как в мелодрамах, на которые они с Дженни иногда ходили в кино, и смеялись весь сеанс. Вот только он почти ничего не ощущает, ни когда целует Лори, ни когда Дженни кричит ему в лицо. Джон продолжает работать, живет среди людей, долго – до тех пор, пока не приходит время покинуть Землю навсегда. Он ни о чем не жалеет, потому, что давно уже утратил способность жалеть. Он больше не возвращается на Землю. Он скитается по пустым каньонам Марса, спускается на дно ледяных синих морей Нептуна, перебирает пальцами серую пыль на Плутоне, а потом – уходит еще дальше, так далеко, что теряет привычное Солнце из виду. Остатки личности, все то человеческое, что еще было в Джоне, постепенно исчезает. Он растворяется во вселенной. Это – конец истории.