Почему ты плачешь, мистер Сми?

Чернобородый капитан Джеймс Крюк, кажется, даже не шевельнулся, но бутылка с ромом разбилась над головой заглянувшего в каюту Сми, окатив старого пирата смесью осколков и брызг. Сми испуганно, по-дурацки хихикнул. - Плохой день, капитан? Нож пролетел по той же траектории, что и бутылка, вонзившись в нескольких сантиметрах от уха вжавшего голову в плечи пирата. Его капитан распластался на столе, темные густые волосы полностью скрыли его лицо. Все чаще Крюк впадал в неконтролируемую ярость, все меньше было нужно, чтобы вывести его из равновесия. Плохая погода. Закончившийся ром. Слишком громкие крики на палубе. Попугай, не так на него посмотревший. Серебряный амулет, раздражающий капитана самим своим видом, а сейчас свисающий на длинном шнурке с острия крюка. Увидев последнее, Сми поспешил юркнуть за дверь, опасаясь за сохранность своей шеи. Раз уж капитан достал этот вещицу из своего секретного ящика - все очень, очень плохо. Нужно предупредить команду, чтобы никто не попался ему под горячую ру...крюк. За последние годы численность пиратов на их корабле сократилась вдвое, а все из-за этого, так называемого "подарка", от вида которого в некогда добром Джеймсе Крюке вспыхивала разрушающая его(и других) жажда крови. Сми видел все, с самого начала, но никогда ничего не делал, кроме одного раза, о котором старый пират жалел до сих пор: - Что мне делать, Сми? Почему так больно? - Выпейте еще, капитан. - Даже когда крокодил оторвал мне руку, не было так больно. - Пейте, пейте... - Даже когда я думал, что никогда отсюда не выберусь, - волосы светлые, отросшие, падающие на глаза, трехдневная щетина покрывает вздрагивающий подбородок и сведенную судорогой челюсть, взгляд полупьяный, молодой, отчаянный. Совсем мальчишка, до недавнего времени знающий лишь твердые стены шахты и мозоли на руках. Он сжимает горлышко мутной бутылки, а крюком цепляется за пропитанную морской солью рубашку Сми, заливая ее солью из собственных глаз. Пират растерян, но не удивлен. Он ведь все видел с самого начала. - Что мне делать, Сми? Мальчишка-раб Черной Бороды, теперь капитан на его корабле. Он думал, что выбравшись из шахт, найдет свободу, но сам попал в собственноручно смастеренную ловушку. Он прячет лицо в жилете Сми, недавно обретенный крюк рвет грязную рубашку капитана, когда тот начинает ковырять острием грудь, будто пытаясь добраться до сердца. Внутри у него свербит и жжет, внутри он полон боли несбывшихся надежд. Внутри он живой. - Что мне делать, Сми? - в который раз за эту ночь спрашивает Крюк, и пират сдается. - Пойдемте, капитан, я знаю, как избавить Вас от боли. Небо над Нетландией хмурое, затянутое серыми, как грязные простыни, тучами. Это продолжается уже долгое время. Сми и не помнит, когда в последний раз видел звезды. Помнит только, когда их увидел в первый раз по-настоящему, а не через узкое окошко шахты. Крошечные звездочки взмыли вверх, торжественным звоном встречая смерть тирана, окутывая корабль золотистым облаком, радуясь, смеясь, разгоняя тучи. Сми, помнится, улыбался. И капитан улыбался. И Пэн улыбался. Все они улыбались, усыпанные фейской пыльцой, перепачканные слезами и кровью, но живые и свободные. Ну, не до конца. "Наверное, именно в тот момент все пошло не так, - подумал Сми, усевшись на колченогий старый табурет, и глядя в небо, некогда усыпанное феями-звездочками, - Надо было мне сразу вмешаться. Глупый, старый Сми, из-за тебя все это. Из-за тебя "Веселый Роджер" бороздит теперь не небеса, а море". У Пэна была до невозможности счастливая, самодовольная улыбка, делающая его мальчишеское лицо похожим на радостный солнечный круг. Нельзя было смотреть на него, не ослепнув, и Сми стал смотреть на капитана, который - во дела! - не отрывал взгляда от мальчишки, будто свет его вовсе не слепил, а лишь грел. Никогда еще Сми не видел Джеймса таким восторженно - открытым, благоговейно, а не цинично глядящим не что-то...кого-то. Еще в первую встречу мальчишка стал для него всем, но лишь сейчас Крюк это осознал. А Сми, глупый Сми подумал: Ну и что же в этом плохого? Может, так они будут счастливы? Тогда-то все и пошло не так. Сми проводит ладонью по седым волосам, обнаруживает, что они влажные от рома, а в прядях застряли осколки, и горько вздыхает. Вечно ему достается, как будто небеса за что-то его наказывают. Да, не удержал, не остановил, но ведь не только бедный Сми виноват! Были еще мерзкие индейцы, и их безумные видения, пустые слова для постороннего наблюдателя и надежда для пылающего сердца. Трава вокруг высокого, с человеческий рост, костра выгорела и почернела. Воздух плотный, пряный, от него кружится голова и хочется выпить. Рому. Много, целый бочонок. Но рома нет, только резная трубка с какой - то травой, и Сми жадно присасывается мундштуку, чувствуя, как внутри растекается приятная нега. Стекла очков запотевают. Индейцы пляшут вокруг костра, мальчишки прыгают с ними, пытаясь перенять диковато-завораживающие движения. Феи водят собственный хоровод, то и дело светящимся облачком подлетая к Пэну, касаясь его волос и смеющегося лица. По взгляду Джеймса, сидящего подле него, Сми видит, что он хочет вот так же нежно касаться мальчишеских волос, губ, пылающих от возбуждения щек. Пэн не замечает, увлеченный праздником в честь свержения тирана, зато Тигровая Лилия, восседающая на специальных подмостках, вся в перьях и красках, красивая, как никогда, с холодным, как и положено вождю, лицом смотрит на Крюка. Сми, может, был глуп и труслив, но лица читать умел. Научишься тут, когда твоим капитаном много лет был молодящийся кровожадный психопат в кризисе среднего возраста, обожающий, когда его желания предугадывают до того, как они появились. Так вот, в лице Тигровой Лилии пряталась глубокая, давняя печаль. Перехватив взгляд Сми, она поднялась(пират подумал уже, что для убийства Пэна), вытащила алую ленту из своих волос, и вскинула руку вверх, привлекая всеобщее внимание. - Избранный одолел Черную Бороду! - провозгласила она. - Уааа! - завыли радостно индейцы. - Предки станцуют победный танец на его могиле! - Уааа! - Сегодня духи будут пить вместе с нами, разделят наш хлеб и крышу! - Уааа! - Но они явились не с пустыми руками! У них есть подарок...для Избранного! - УААА! - Сми даже заткнул уши, так громко обрадовались этому известию индейцы и мальчишки. Забили барабаны. Под их рваный ритм Тигровая Лилия направилась к Пэну, который, хмельной от пряного воздуха и веселья, счастливо взирал на нее. - Что духи могут подарить? У них же нет рук, - прошептал друг Пэна Нитс. Сми не знал. Тигровая Лилия встала за спиной Пэна, между ним и Джеймсом, высоко подняв алую ленту, которую держала в обеих руках. Все взгляды были прикованы к ней. Феи плясали над линией шелка, осыпая ее блестящей пыльцой. Пэн улыбался широко, а Джеймс - чуть-чуть, едва заметно, в открытую любуясь своим маленьким героем. Сми почти ничего не видел из-за цветного тумана, застилающего взор. В тот момент ему было слишком хорошо, и он ничего не успел сделать. Тигровая Лилия опустила ленту на руки Пэна и Крюка, лежащие рядом, и возвела свои к небу. Несколько мгновений длилось молчание, мальчишки переглядывались, индейцы, кажется, вообще перестали дышать, даже звон фейских крыльев застыл, ловя этот миг, в котором совершалось нечто грандиозное, но не видное глазам. Тигровая Лилия зажмурилась, беззвучно шевеля губами, и Сми не видел(не мог видеть, слишком далеко), но ему показалось, что по ее бронзовой щеке скатилась одинокая слезинка. - Свершилось! - голос разнесся над головами, и ему вторили совы, волки, небо и до безобразия счастливые индейцы. Пэн и Крюк непонимающе, но радостно смотрели друг на друга, все еще держа на вытянутых руках алую ленту. Никто ничего не понял, кроме индейцев и Сми, изучающего обычаи некогда злейших врагов. Но пират был слишком пьян. От воспоминаний стало дурно, и Сми свесился за борт, ловя ртом соленый, как слезы, воздух. Надо было сорвать ленту с их рук и бросить в костер. Может, тогда бы проклятье индейских духов не обрело силы? Иначе, как проклятьем, их благословение Сми назвать не мог. - Смотри, Джеймс! - мальчишка танцевал под луной, и ноги его не касались земли, - Смотри, она красная, как кровь! - Кровь не такая, - смеется Крюк и хватается за свободный край ленты, притягивая Пэна к себе. Мальчишка пытается сбежать, но не по-настоящему, так, дрыгает ногами, играется. Он оказывается в объятьях капитана и, пьяно хохоча, закидывает руки ему на плечи. - Мы это сделали! - кричит Питер, заглядывая в глубокие глаза Джеймса, и, почему-то, не замечая в них такого сильного чувства. Каждая травинка, каждый эльф и фея кричали об этом, а он не видел, - Мы победили Черную Бороду! Я - Избранный! - Ты Избранный, - шепчет капитан, кладя подбородок на его темную макушку и закрывая глаза. Лента мнется в его кулаке, но он не собирается ее отпускать. Никогда. Это не могло быть воспоминанием Сми, ведь он в тот момент валялся в пьяном угаре в обнимку с Нитсом. Эту картину старому пирату принесла на хвосте фея, эту и многие другие. Сми стал хранилищем воспоминаний, книгой, которую можно прочесть и узнать, каким был Джеймс Крюк раньше, до того, как "Веселый Роджер" окутали волны, а небо стало вечно хмурым. Сми нравилась эта роль, но, обладая такими знаниями, он не мог не винить себя. - Джеймс, смотри, крокодилы унесли его туда! - Осторожнее, пацан, не хочу снова спасать тебя! - Я ведь умею летать, забыл? Сми лег грудью на борт, глядя, как где-то вдали разливается рассветное марево. Облезлый, грязно-красный комок пронесся у него под ногами, преследуя не то муху, не то мышь. Тяжкое сопение попугая вызвало у старого пирата невольную усмешку. Ради этого чудесного уродца они и полезли тогда в пещеру. - Да ладно тебе, Пэн! Мы же оленя выслеживали! - Я хочу ему помочь, он же маленький совсем! Ты видел, какие у них зубищи? - В том то и дело, что видел... Сми держал их луки, пока капитан пытался отговорить Пэна идти в страшное крокодилье логово. То есть, Крюк схватил его за ноги, а мальчишка всячески вырывался. Лента, обвязанная на запястье Избранного, цвела на фоне синего неба, как мак. - Пэн, не дури! Тебя сожрут и не подавятся! Мальчишка надулся, и, не отвечая, принялся вырываться с двойным усердием. У Сми было много вариантов решения этой проблемы: лук, нож, яд. Будучи по натуре добрым малым, бывший пират все равно не понимал, как капитан терпит этого засранца. - Они каждый день съедают десятки птенцов, - попыталась урезонить Пэна Тигровая Лилия, тоже охотившаяся с ними, - Почему именно этот, Питер? - Отпустите меня! - он сделал особо мощный рывок, освобождаясь из рук Крюка, и залетел в пещеру. - Может, он как-нибудь сам? - тихо предположил Сми, но заткнулся, получив от Лилии и капитана двойной уничтожающий взгляд, - Ладно, ладно...бедный Сми пойдет в эту жуткую, мокрую, крокодилью пещеру...ну куда вы так бежите, капитан?! Пещера действительно была мокрой, жуткой и абсолютно, совершенно крокодильей. Под ногами хрустели кости, стены были забрызганы чем-то красным, мутные волны набегали на острые камни, торчащие из-под воды. Это ведь просто камни, правда? Пока они неловко пересекали озеро по скользким кочкам, Пэн уже взобрался на большой холм. Его спина маячила где-то в темноте. - Пацан! Пацан! - сердито зашептал бледный капитан, - Питер, якорь тебе в печень! Питер! Он повернулся. В руках у него, прижатый к мальчишеской груди, дрожал мокрый, оборванный птенец с уродливым клювом. Мальчишка сиял. Капитан задохнулся. - Крюк, давай, скорее, - прошипела индианка, выставляя перед собой заточенное копье и оглядываясь с опаской, - Сюда не заходят даже самые смелые воины нашего племени! Здесь обитает Он. - Он? - дрогнувшим голосом переспросил Сми. Крюк вздохнул. - Кожа как камень, зубы как кинжалы, когти как копья, - перечислил он, кажется, будто бы с усмешкой, - В шахтах нас запугивали, что напустят Его на лентяев. - Его? - еще испуганней переспросил бывший пират, никогда не слышавший такой истории, но капитан уже перепрыгнул на следующую кочку. "За мной бы кто так шел", - с завистью подумал Сми, глядя, как Крюк бесстрашно покоряет холм. Сам бывший пират с вождем индейцев остались в начале пещеры, прислушиваясь к равномерному угрожающему бульканью воды. Дальше в памяти местами зияли прорехи, должно быть, вызванные тогдашним ужасом. Сми помнил только, что холм оказался тем самым, пугающим шахтеров, ужасным Им, а Пэн с капитаном застряли на его спине. - Лети, пацан! - Я не могу! "Мы все умрем". - Какого черта? Почему? - Просто не могу! "Мы все умре-е-ем!" - Но ты же летал раньше! - Крюк сзади обхватил мальчишку за плечи в защитном жесте, выставив перед ними шпагу. Огромные желтые глаза смотрели на них с сонным непониманием. Пасть медленно раскрывалась, готовая проглотить букашек, из-за которых чешется спина. - Питер, подумай о чем-нибудь хорошем! - крикнула Тигровая Лилия. Крокодил повернулся на звук, едва не сбив их с ног оглушающим ревом, и Сми пожалел, что выпил так много рома на завтрак. - О чем? - прошептал Избранный, и недоптица в его руках жалобно кудахнула. - Например, что мы в тебя верим, - ответил ему Крюк, сильнее прижимая мальчика к себе, - Все спасенные мальчишки и индейцы. Лилия, Сми, Нитс. Я. Пэн кивнул и закрыл глаза, но Сми понимал, что все не может быть так просто. Провал в памяти, похожий на вспышку. Крюк осторожно пробирается за спиной крокодила, пока тот немигающим взором следит за летящей целью. Вспышка. Попугай падает на руки Сми и впивается клювом в его ладонь. Крокодил отрывается от своего ложа, бросая чешуйчатое тело вперед. Крюк кричит. Щелчок. Чудовище уходит в глубину, унося в пасти алую ленту. Вспышка. Крюк вовремя оказывается рядом, успевая схватить Избранного и не дать ему броситься за чудовищем в воду. Сми дрожит, птица дрожит, Тигровая Лилия дико оглядывается. Пэн снова не замечает, как сильно о нем заботятся. - Он забрал мой подарок! - визжит мерзкий мальчишка, - Духи дали его мне, а он забрал! Я должен вернуть его! - Он тебя сожрет! - Ну и пусть! Это подарок! Моя сила! Они стояли на самом краю в опасной близости от воды. Лилия маячила за спиной Крюка, но никак помочь ему не могла. Разве что столкнуть Избранного в воду. - Да забудь ты о ленте, Питер! - рявкнул капитан, когда Пэн попытался укусить держащую его руку. - Нет! Духи дали мне ее, как доказательство силы и храбрости! - Да нет же, Питер! - крикнула вдруг индианка, - Не силы, глупенький! - Что? - Избранный замер в руках Крюка, - О чем ты? - Да о том, что...ДЖЕЙМС! Вспышка. Воды раскрываются, крокодил вылетает, как пушечное ядро. От его рева закладывает уши. Вспышка. Все кричат. В зубах чудовища торчит кусок алой ткани. Времени нет, но Крюк все равно успевает дернуть Пэна назад, дальше от края, от всепоглощающей пасти крокодила. Защищая свое сокровище, он выставляет вперед шпагу. Летящий на них Зверь глоткой насаживается на острие оружия. Огромные клыкастые челюсти захлопываются, как капкан. Целая серия кроваво-алых вспышек. Слишком громкий крик. Сми кажется, что барабанный перепонки вот-вот лопнут, а потом понимает, что это кричит он сам. Озеро быстро окрашивается в тошнотворный цвет, в глубине мелькает хвост уплывающего чудовища. На воде колышется кусок алый ленты. Никто не смотрит на нее. Сми не отрубается только потому, что капитану сейчас гораздо, гораздо хуже. "С первым боевым ранением, - хохочет Крюк, когда Сми демонстрирует ему оцарапанную кухонным ножом ладонь". Вспышка. Не без удовлетворения Сми замечает, что залитый чужой кровью Пэн плачет. Вся команда в тот день собралась перед каютой капитана. Молчали, вслушиваясь в каждый шорох. Впечатлительные тихо плакали, кое-кто рвался отомстить. Сми сам тогда хотел всаднить мерзкому мальчишке пулю в лоб, но вместо этого бегал туда-сюда за чистыми полотенцами, лекарствами, водой. С первым боевым ранением, капитан. Старый пират горько усмехнулся. Сейчас бы его уже не напугала такая рана, сейчас у них половина команды одноногие, одноглазые или просто изуродованные, но тогда он, стыдясь своей брезгливости, отворачивался от содрогающегося на перепачканной кровью кровати капитана, слепо подавал Лилии чистые полотенца и торопливо сбегал за новыми, проталкиваясь через толпу индейских целителей, окруживших Крюка. Пэн завис в воздухе, у изголовья кровати, в крови с головы до ног, с влажными от слез щеками. Вокруг него,как ореол, звенели суетящиеся феи, и одна из них то и дело дергала мальчишку за рукав, будто пытаясь увести из комнаты. Пэн отгонял ее, глядя только на захлебывающегося в криках и болезненных стонах Крюка. Один лишь раз он посмотрел на Сми и спросил беззвучно: - Я виноват? Бывший пират отвернулся от глупого мальчишки. - Эй, полегче! - Сми хлопнул по деревянному боку корабля, отгоняя покусившегося на его руку состарившегося, как он сам, попугая. Тот, кстати, оказался не птенцом, а просто недоразвитой особью тех жутких, огромных,бескрылых, красных чудовищ, разгуливающих по острову. Его отдали Сми. Стоило ли ради этого капитану жертвовать рукой? - Думай о хорошем. - Прости меня, Джеймс, прости... - Пацан, думай не об этом, а о хорошем. Иначе ты не сможешь летать. - Плевать! Как же теперь...как ты... - Да нормально, - Крюк помахал забинтованным обрубком и скривился, - Индейцы меня зашили. Жить буду. - Какой же я глупый! Пэн завис под низким потолком, спрятав лицо в ладонях. Лежащий на кровати Крюк глядел на него снизу вверх. Сми застыл в тени каюты, с никому не нужными чистыми полотенцами, боясь скрипнуть половицей или слишком громко вздохнуть. - Зато теперь я больше похож на капитана, - Сми видел, как он страдает, что глаза полны не пролитых слез от боли и обиды, но этот морской дьявол как-то умудрялся улыбаться. Все ради Избранного Пэна. - Поставлю протез, нацеплю крюк, - продолжал Джеймс, пока Питер с несчастным видом взирал на него сквозь пальцы, - Хоть имя оправдаю. Буду капитаном Крюком с крюком. Как тебе? - Звучит так, будто ты пират, - всхлипнул мальчишка. Тело его неумолимо тянуло к земле, и капитан, разумеется, это заметил. - Хорош сопли размазывать! Я жив, мне не больно благодаря каким-то там магическим травам Лилии, и у меня есть еще вторая рука. И мы спасли твоего попугая от крокодилов! Ты разве не рад? После этих слов Пэн с рыданиями обвалился вниз, как будто порвалась леска, удерживающая его в воздухе. Он обхватил руками Крюка, ткнулся влажным лицом в обнаженное плечо и долго еще шептал, как ему жаль. Капитан слушал, прижавшись щекой к темной макушке, и по бледным щекам его текли слезы. Только Пэн их не видел. Его чувство вины не шло ни в какое сравнение с тем, что испытывал Крюк, но он даже не пытался понять. - Джеймс, мне очень, очень жаль, - в который раз уже прошептал Пэн, - Если бы я не полез в пещеру...за лентой... - Знаю, малыш, - капитан попытался обнять его обрубком руки, - Мне тоже очень жаль. Сми умилился и хотел уже уйти, оставив их вдвоем, но услышал кое-что, его остановившее: - А если бы крокодил откусил руку мне? Наглый мальчика смотрел на капитана исподлобья, размазывая по лицу слезы и чужую, так и не смытую, кровь. - Пацан, ты глупый. Такого бы не случилось. Никогда. - Но если бы... -Пока я рядом, с тобой ничего не случится. Никаких крокодилов или Черных Бород. Понял? Питер подался вперед, обнимая его за шею. - Ты должен меня ненавидеть. - Ой, прекрати. Я даже не злюсь. Сми с затаенным страхом наблюдал за его лицом и молчал. Молчал и тогда, когда Пэн, последний раз извинившись, вылетел в окно. Молчал, когда капитан поднял свой забинтованный обрубок, некогда бывший чудесной, сильной рукой, и взглянул на него, будто до сих пор не верил. Молчал, когда Крюк с яростным воплем перевернул кровать, старинную тумбу, сбросил со стола посуду, запустил в стену вазу, когда рвал бумаги, когда он разбил стекло в буфете, и мелкие осколки вонзились ему в целую руку. Молчал, когда капитан лбом уткнулся в стену, роняя на голую грудь яростные слезы, а из горла его с каждым вздохом вырывались хриплые ругательства и проклятья. Лишь когда мужчина сполз по стене на пол, обнимая себя целой рукой, и с отвращением отворачиваясь от обрубка, Сми вылез из тени с белыми, лишними посреди разгромленной каюты полотенцами. - Этот мальчишка того не стоит, Джеймс, - тихо сказал бывший пират. Белые полотенца взметнулись вверх, выбитые из его рук сильным ударом. Сми молча смотрел, как они похожие на морскую пену или медузу, падали на пол, и думал, что лучше бы, наверное, крокодил сожрал не руку капитана, а его отчаянно любящее сердце. Все было не очень хорошо, но когда стало еще хуже? Наверное, когда рыскающие повсюду индейцы принесли вождю серебряный кулон, а Тигровая Лилия, в свою очередь, отдала его Крюку. - Почему мне? - спросил капитан, отпивая из чаши. На самом деле Крюк предпочитал другие напитки, но на корабле Черной Бороды были только ром и вино. Новый капитан еще не настолько опустился, чтобы употреблять первое, так что приходилось перебиваться вторым. Индианка, которой Сми, разумеется, тоже предложил вина, свою отодвинула длинным пальцем. - Потому что у него никого больше нет. - А эти его мальчишки с феями? Или просто в руки отдать? - Не знаю, стоит ли...не будет ли ему больно снова увидеть его, после всего, что произошло? Лилия держалась несколько отстраненно, гипнотизируя взглядом пустой рукав рубашки собеседника. За два месяца они не виделись ни разу, и Пэн тоже не посещал капитана. Как будто друзья боялись Крюка и перемен, произошедших с ним после потери руки. Пэну и правда стоило держаться подальше от корабля, а вот лицемерной индианке Сми вдруг резко захотелось уронить на голову графин с вином. - То есть, ты хочешь, чтобы я решил, что для него лучше? - прищурившись, поинтересовался Крюк. В голосе его звенела сталь. - Да. - А если я решу, что ему лучше держаться от меня подальше? - Джеймс... - Сми! Бывший пират поспешил на зов, торопливо закатал рукав белой рубашки, открывая взору уродливый зарубцевавшийся обрубок руки. Чего ты кривишься, женщина? Бедному Сми приходится одевать капитана каждое утро, потому что сам он теперь, несмотря на все уверения, один не справляется! - Думаешь, я не зол на него, Лилия? - Думаю... - индианка с трудом оторвала взгляд от обрубка и посмотрела в глаза капитана. Смотрела долго, недосказанность начатого предложения повисла в воздухе. Слишком внимательно Лилия разглядывала капитана, даже попугай, запертый в клетке, занервничал. А потом девушка вдруг улыбнулась, понимающе и очень грустно. - Думаю, что притворяешься ты хуже, чем Сми изображает любезность. Вам нужно увидеться, пока небо не покрылось льдом. - При чем тут это?! Амулет лег на стол перед Крюком. Он был настолько пэновским, что у капитана просто не осталось сил для сопротивления. Когда она ушла, Крюк с тоской посмотрел на Сми. Сми знал, но молчал. И Лилия знала, иначе бы не возложила на их руки алую ленту. Джеймс был не так зол на Питера Пэна, как говорил, но видеть его все равно было чертовски больно. Сми так и сидел на табурете, подняв старческое лицо к хмурому небу, изучая затертые до дыр воспоминания, как капитан изучает по вечерам набор остролезвенных крюков. А корабль медленно просыпался вместе с рассветом, почти невидимым за серостью небес. Во льдах, отражающих этот бесконечно тоскливый цвет можно было увидеть редкие, грязные просветы. И никаких фей. А когда-то одна чудная крылатая красавица рассыпала над лысеющей макушкой Сми пыльцу, верещала и делилась с ним яркими, как перья индейцев, картинками, заставляя несчастного пирата в ужасе хвататься за голову и одновременно по-детски улыбаться. Он еще не определился тогда, плохо все или хорошо. Сейчас бы уже, конечно, Сми с воплями ворвался в каюту и все передотвратил. Но сейчас-то в его волосах больше седины, а капитан и вовсе черн, как ворон. Фея влетела за Питером, как тень, и притаилась среди золотых безделушек, оставшихся еще от Черной Бороды. Никто не заметил ее, потому что Пэн привык к постоянному пристуствию крылатых подружек, а Крюк спал, закинув целую руку за голову, спокойный, мирный, а не напряженно-озлобленный, как последние два месяца. - Сдавайся, пират! - мальчишка обрушился вниз, на спящего друга, перебудив своими криками и хохотом, наверное, весь корабль. Крюк вскочил и с ужасом уставился на Пэна. - Пацан! Ты с ума сошел?! - он застонал, глядя в совсем не раскаивающееся лицо мальчишки, потер глаза, взъерошенный по пояс голый, сонный, измученный за два месяца злостью и тревожным ожиданием. - Ночь на дворе, - сколь капитан был бледен и устал, столь Питер был полон жизни и энергии. За восемь месяцев, проведенных в Нетландии(особенно, за последние два) мальчишка вытянулся, темные волосы его выгорели на палящем солнце, в коже пропал оттенок лондонской бледности, вместе с остатками городской одежды. Теперь Избранный щеголял в костюме из листьев, державшийся, должно быть, исключительно на фейской магии. Истинный житель Нетландии. Фея, наблюдающая за сценой, чувствовала гордость за Избранного, но ей категорически не нравилось, как смотрит на него Джеймс Крюк. - Пацан, - светловолосый мужчина опустился на край кровати, и Сми видел(это, все же, были и его воспоминания) как трудно ему смотреть в глаза Пэна, а не ощупывать взглядом его загоревшее, повзрослевшее тело, - Чего ты пришел? - А я никуда и не уходил, - с детской беспечностью заявил Избранный, и, поражая всех крайней степенью своей наглости, закинул ноги на колени Крюка, - Но Динь-Динь сказала, что ты злишься и не хочешь меня видеть. Это правда? Просто, я все равно все время летал сюда, только так, чтобы ты не видел и не злился. Ты ведь не злишься, что я теперь тебе это говорю? Ноги у мальчишки, которыми он непрерывно болтал, были грязные(он ведь передвигался по Нетландии исключительно босиком) а простыни и одежда капитана - чистыми и свежими, но Крюк даже не думал его сгонять. Будто не было этих двух месяцев. Будто у Крюка снова было две руки. Будто они снова лучшие друзья, спасшие Нетландию от Черной Бороды. - Ты тупой, пацан, - только с ним капитан Крюк снова становился Джеймсом, - Говорил же, что не злюсь. Я...хотя нет, злюсь. Очень сильно. Я в ярости. В бешенстве. Питер сделал кувырок назад и попытался вылететь в окно, но Джеймс с хохотом поймал его за щиколотку и притянул обратно на кровать, за плечо вжав подушку, нависая сверху. Мальчишеские игры. - Ты два месяца порхал вокруг "Роджера", как бабочка-переросток, но не соизволил зайти, - Крюк дышал ему на лоб, а мальчишка под ним брыкался, но безуспешно. Наверное, потому что сам не особо хотел вырваться, - И я ужасно зол на тебя за это. Разве друзья так делают? - Мы не друзья, злобный пир-р-рат, - сквозь смех прорычал Пэн, и вдруг, закинув мужчине ноги за пояс и сцепив щиколотки, перекатился, подмяв под себя не ожидающего такой хитрости капитана. - Ты побеждён! - воскликнул он, упираясь ладонями в его плечи, не давая подняться. Сидя на бедрах Крюка, такой гордый и довольный, видел ли он, как расширились глаза друга, как капитан замер, не в силах сделать вдох? - Сдаешься? - продолжал он, похоже, действительно не замечая, что обычно бледное лицо капитана пылало, как рассвет, - Отпустишь мальчишек, которых ты держишь в плену на корабле? - Они твои, Питер Пэн. И этот корабль твой, - прохрипел Крюк, закрывая глаза. Видимо, несчастный капитан смирился со своей участью и тем, что по людским консервативным понятиям он - конченый извращенец. Пэн хихикнул и вдруг, закусив губу, посмотрел на друга без тени веселья. Даже голос и лицо его стали более серьезными, насколько это возможно у босоного мальчишки, расхаживающего в костюме из листьев и пьющего на завтрак нектар из пыльцы. - Я верю Динь, она умная и намного старше меня. Она сказала мне не приходить сюда, потому что так правильно. Под непонимающим взглядом Крюка Пэн спрыгнул с кровати и отошел от нее к столу, на котором еще с ужина остался стоять графин с крепчайшей медовухой, не далее, как сегодня утром обнаруженной в глубинах трюма корабля. Капитан уже успел прочувствовать ее градус, от того и лег спать так рано. - Я ей кое-что рассказал, - Пэн стоял спиной к Крюку, обхватив себя за острые локти, - Мне трудно...понять все эти вещи. Хочу, чтобы мама была рядом. - Что за вещи? - Крюк сел на кровати, убирая с лица длинные светлые пряди и глядя на Пэна так, как мог смотреть только когда, когда тот не видит. - О, это эльфийский нектар? - хватая полуполный стакан воскликнул Избранный, - Динька в таком однажды искупалась, потом светилась весь день! Я как раз хотел попробовать! - Сдурел?! - Крюк бросился к нему, но глупый мальчишка смело опрокинул в себя напиток, зажмурился и сделал глотательное движение. Лучше бы выплюнул. Фея тихо захихикала, но тонкий ее смех оборвался, когда Крюк резко развернул Пэна лицом к себе, заглядывая в вытаращенные, не слишком адекватные глаза. - Пацан, тебя бы отлупить за это... - Пэн бешено вращал глазами, как будто не видя друга перед собой, - Больно? Голова кружится? Пэн закивал, потом замотал головой, потом снова закивал. И вдруг всхлипнул и начал заваливаться куда-то в бок. Фея чуть не лопнула от возмущения, когда капитан "Веселого Роджера", вздохнув, подхватил мальчишку на руки и, осторожно прижимая к себе, донес до кровати, едва не вцепилась в светлую шевелюру Крюка, когда тот уложил мычащего Пэна на подушки и нежным движением убрал волосы с его лица. - Пацан, тебя кто воспитывал? - голос грубоват, но это же Крюк, у которого даже флирт похож на удар топора плашмя, - Не учили в приюте не пить из чужих стаканов? А если ты этим дерьмом отравился бы, а? Питер с закрытыми глазами, грудь его тяжело вздымалась, а губы жадно ловили воздух. Словно организм всеми силами пытался переварить поступившее в него количество алкоголя. По обветрившемуся лицу градом катились слезы, прямо на белую подушку. Крюк налил ему воды из кувшина, и, пока мальчишка заливал огонь в желудке и глотке, попытался сам натянуть рубашку, до этого бледным призраком висящую на стуле. Удавалось это ему плохо(фея вдоволь потешилась зрелищем), и в тот момент, когда обрубок влез, наконец, в рукав, за его спиной раздался слабый, охрипший голос: - Я сказал Динь, что не могу летать без тебя. Крюк так и развернулся к мальчишке, полуодетый, в незастегнутой рубашке. Пэн лежал к нему спиной, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Так лежат люди, которым очень больно. Внутри. - Как это? Питер не повернулся к другу, только передернул плечами. Голос его был пьяненьким, надломленным и слишком грустным для одиннадцатилетнего мальчика: - Если бы не ты, я вообще бы не полетел. Вот, совсем. Не было бы Избранного никакого...понимаешь? - Нет, - честно признался Крюк, забирая пустой кувшин из под бока мальчишки и вновь садясь на кровать. Сми понимал. Сми должен был это остановить. Но Сми там не было. - Я тоже, - снова всхлип, - Динька ничего не объяснила...она только...ну, сказала, что я не должен с тобой...общаться...а как? Я не могу...я ведь хочу, мне надо! Я не понимаю... Джеймс мягко потянул его за плечо, переворачивая на спину. Глаза мальчика по-прежнему были закрыты, будто он боялся увидеть то, что перед ним. Осуждение. Неприязнь. Насмешку. Только вот, ничего этого не было в лице Джеймса Крюка. - Питер, - рука его на мгновение замерла в воздухе, и, решившись, мужчина почти невесомо коснулся заплаканного лица, большим пальцем смахивая застывшую в уголке глаза слезинку, - Ты правда совсем ничего не понимаешь? - Меня... тянет к земле, что...когда...злишься. Или когда долго тебя не вижу. Я летаю...с тобой в голове, - речь его, хоть и была путанной, звучала относительно понятно. Другой вопрос, сказал ли бы он все это, не будь его рассудок затуманен алкоголем? Несмотря на всю свою невинность, Питер Пэн был неглупым, проницательным мальчиком, он, наверняка, понимал, что некоторые слова не должны произноситься вслух. Но они были произнесены. - Дьявол меня побери, Питер Пэн, - отчаянно прошептал капитан, - Ты точно хочешь понять? Ведь пути назад не будет. - Ты меня пугаешь. Это больно? - всхлипнул мальчишка. Ах, как жаль, что Сми не было рядом! Уж он бы сделал больно! Им обоим. - Нет, мальчик. Я просто кое-что тебе подарю, кое-что важное. И чтобы не случилось...не забудь то, что ты почувствовал, ладно? Пэн кивнул, одним этим едва заметным кивком сжигая за их спинами все мосты. Маленькая фея отчаянно заверещала, когда губы капитана "Веселого Роджера" накрыли мальчишеские, обветренные, дрожащие. Она даже затопала маленькими ножками, и Сми хотелось топать вместе с ней. Только возмущенную Динь-Динь никто не слышал. Поцелуй длился лишь несколько мгновений, легкий, осторожный, как крыло ночного мотылька, но Джеймс Крюк постарался вложить в него все, что так терзало его эти месяцы, все, что болело, мучило, разрывало изнутри. Вся палитра искренних, отвергающихся, загнанных глубоко, а теперь прорвавшихся чувств отразилась на его лице, когда он нежно, почти целомудренно коснулся тонких губ мальчишки. Был ли это первый его поцелуй? Сми никогда не спрашивал, и это, в общем-то, не имело значения. Важно лишь то, что это был их первый поцелуй. Когда Крюк отстранился, Питер смотрел на него. Ясно, прямо и абсолютно трезво. - Что это? От такого, кажется, просто вопроса мужчина дернулся, будто Питер его ударил. Он, спасаясь от пытливого взгляда мальчика, запустил руку под подушку, достал оттуда серебряный амулет, сунул его в руки Питера и отвернулся, несчастный, напуганный. Ненавидящий себя. - Что это? - тише повторил Пэн, не пытаясь встать или хоть что-нибудь сделать, просто спрашивая. - Поцелуй, Питер. Это называется поцелуй. - Ясно. Когда капитан повернулся, мальчишки уже не было в комнате. Лишь след на подушке и пустой стакан напоминали о его присутствии. Сми знал, что влага на его лице - сладкие капли рома, и ничего более. Перебирая воспоминания, он не мог не понимать, что те события стали лишь шагом, но не падением. Порохом, но не выстрелом. Словом, но не его осознанием. Сми, как наяву, видел петляющую в облаках тонкую фигурку, падающую вниз, как камень, и вновь набирающую высоту. Каждый день, собственными глазами или с помощью фей, старый пират наблюдал за метаниями Пэна, а тот будто не мог решить, утопиться ему или сгореть в объятиях солнца. День, порой, тянулся как три, а ночь могла пролететь за десять минут. Радуга могла появиться просто так, зависнуть над "Веселым Роджером" как мост, теша любопытные взоры мальчишек и разжигая в них желание летать над Нетландией, как Питер, а не протирать штаны на корабле. А потом сверху обрушивался дождь, и все с криками прятались под палубой. В лесах вообще творилось что-то невообразимое. Индейцы, переселившиеся на корабль, рассказывали о водопаде, затопившем их деревню, о белках, нападающих на лосей, о феях и эльфах, создавших из собственных крошечных тел нервущееся полотно, чтобы укрыть Нетландию от извержения вулкана. На "Веселом Роджере" из всех щелей торчали люди. Куда ни глянь, можно было наткнуться либо на индейца, либо на мальчишку, либо на Тигровую Лилию, расхаживающую по палубе и суровым взглядом испепеляющую то небеса, то дверь закрытой изнутри каюты капитана. Крюк не видел творящегося на его корабле безобразия. Он вообще ничего не видел дальше своей комнаты и нескончаемых бутылок, которые Сми ему послушно подносил. Мужчина пускал лишь его и, иногда, Тигровую Лилию. Девушка заходила к нему с обвинениями на устах, а выходила грустная. Никто не знал, что там между ними происходило, кроме вездесущих фей и, соответственно, Сми. Догадки извращенных умов были далеки от истины. Каждый раз вождь индейцев врывалась в каюту, готовая поражать капитана обвинениями о его бездействиии, но, каждый раз видя побледневшее, несчастное, осунувшееся лицо, со следами бессонницы и запоя, сдавалась. Садилась рядом. Обнимала. Гладила по спутанным волосам, расчесывала их. Помогала одеваться, заменив неуклюжего Сми. Позволяла ему врать, самому путаясь в своей лжи и путая ее. Отгоняла от каюты назойливых гостей. И ничего не спрашивала, просто любила его так, как он никогда бы не смог полюбить ее. Самой главной ошибкой Джеймса Крюка было то, что он воспринял побег Пэна как отказ, а Лилию - как своего единственного возможного спасителя. Отзывчивая влюбленная индианка только усугубляла ситуацию, но больше всего был виноват глупый старый Сми, который, убирая очередную пустую бутылку, однажды буркнул в сердцах: - Жениться б вам, капитан, тогда и зудеть перестанет, и времени на пьянство не останется. В тот день было на удивление спокойно: никаких потопов, никаких радуг над кораблем. Все повылазили из щелей и, усевшись в круг, слушали корявенькую, но интересную историю, которую рассказывала Тигровая Лилия. Девушка стояла на табурете, и, размахивая руками, изображала Бешеного Шмеля, охотника-на-крокодилов. Ее лицо, обычно грустное или сердитое, кривилось, улыбалось и смешило слушателей. Каждый громко или тайно радовался спокойному деньку, каждый считал своим долгом счастливо крикнуть или прошептать на ухо соседу: - Пэн успокоился! Успокоился Пэн! В тот самый момент, когда Лилия подходила к кульминации истории, дверь каюты капитана распахнулась с оглушительным грохотом. На пороге стоял абсолютно пьяный, едва держащийся на ногах Крюк, с криво застегнутой рубашкой и шляпой Черной Бороды набекрень. На этот раз у Сми не было оправданий. Он должен был его остановить, потому что знал, с какой целью капитан так уверенно, хоть и шатаясь, направляется к Тигровой Лилии, наступая на конечности тех, кто не успел убраться с дороги. Но Сми всегда был трусом, Сми крепче вцепился в своего недопопугая, и тот больно цапнул пирата за палец, словно тоже укоряя хозяина. Сми всегда был только хранителем воспоминаний, словно бабка-сказительница, которая никому ничего не может рассказать, потому что ей не поверят. Когда капитан Крюк бухнулся перед Лилией на колени, по толпе пронесся удивленный вздох. Девушка так и застыла, с поднятыми вверх руками и перекошенным раскрашенным лицом. - Выходи за меня! - без предисловий предложил ей Крюк, снизу глядя на индианку мутным, опьяневшим взглядом, - Выходи, ты же хочешь. Все знают. Растерянная Лилия медленно опустила руки и огляделась. Все действительно знали, поэтому и отводили смущенно взгляды, втайне радуясь предстоящему торжеству. Ни у кого не было сомнений, что она согласится, особенно у Крюка. Он взял девушку за руку и прижался к ней небритой щекой. - Это будет здорово, красотка. Твоему племени нужен вождь-мужчина. А мне нужна ты. Я...Сми, у нас есть еще ром?! - Закончился, сэр, - пролепетал бывший пират, ради собственной безопасности отходя назад, подальше от мало адекватного сейчас капитана. - Ну и черт с ним! Так что, выходишь? Давай, решай, а потом мы выпьем за это! Только не ром, он закончился... Тигровая Лилия спрыгнула с табурета и взяла Крюка за плечи, заставляя подняться с колен. Все завороженно следили за происходящим, хоть каждый и думал, что знает финал. - Джеймс Крюк, твои дикарские обычаи угнетают меня, но я была бы счастлива стать твоей, - сказала она, и толпа оглушительно взвыла. Капитан обхватил ее рукой, притягивая к себе и утыкаясь пахнущими перегаром губами в смуглую щеку. Все смотрели на них, и только она смотрела куда-то поверх плеча своего будущего мужа и голов зрителей. Сми знал, что не следует туда смотреть, но все равно не мог сдержаться. За ним повернулся и его сосед, и сосед соседа, и все остальные, и самым последним - Крюк, так и не отпустивший талию Тигровой Лилии. Пэн стоял на борту корабля, и ветер трепал его посветлевшие отросшие волосы. За недолгое время отсутствия мальчишка на удивление сильно изменился, окреп, ощутимо подрос, в чертах его убавилось детской мягкости, и взгляд стал яростным, как сталь клинка. Или...это только сейчас, когда он смотрит на Крюка? Никто ничего не успел сказать. Мальчишка взметнулся ввысь, как пушечное ядро, пронесся над капитаном, спихнув с него шляпу, и исчез в низких облаках, окутавших Нетладию за считанные секунды. Несколько капель упали на землю. Тигровая Лилия выпуталась из объятий капитана. Сми уже видел этот взгляд. Она принимала решение. - Я была бы счастлива стать твоей, Джеймс Крюк, - что может быть грустнее голоса безответно влюбленной женщины? - Но это значило бы перечить воле предков. Твое сердце связано с другим алой лентой, и ничто не в силах это разрушить. Прости. Я возвращаюсь домой. Прощай. Она ушла и увела с собой индейцев. Мальчишки разошлись по своим делам, громко обсуждая ситуацию. Никто ничего не понял, а сам Крюк осознал произошедшее лишь на следующее утро, когда протрезвел, и руки его стали способны держать ножи. Стол пришлось заменить. После десятка вонзенных в него орудий разной степени заточенности он разве что на растопку камина годился. А камина на корабле не было. - Мерзкое утречко, мистер Сми, - сонный, щурящийся от света Циклоп, всегда просыпающийся раньше всех, своим появлением выдернул старого пирата из раздумий. Кося единственным целым глазом, он с хитрым видом залез в ближайшую бочку. Сми отвернулся от привычного, но от того не менее печалящего зрелища. Когда-то Циклоп был мальчишкой по имени Роберт, Боб, как все, не желающий взрослеть, зато мечтающий бороздить просторы над Нетландией. И глаза у него было два, и зубы все целы, и тело юное, а не это, дряблое, с тонкими кистями и язвами на плечах и спине. Те, кто остался, повзрослели слишком быстро. И кто был в этом виноват? - Пэн! Вторую неделю Нетландия рыдает ледяными дождями и завывает бесконечными ураганами. Солнца нет вовсе. "Веселый Роджер" застыл в непроглядных темных тучах, и лишь по звукам можно было угадать, что творится там, на острове. - Пэн! Из каждой трещинки корабля доносятся встревоженные перешёптывания. Мальчишки напуганы, самые слабые тихо плачут и просятся домой. В Лондон. - Пэн! Корабль клонит в разные стороны. Будто небеса больше не желают его держать. Он бы и обрушился вниз, на скалы, но воля капитана слишком сильна. - Пэн!!! Он стоит у штурвала, подставляя лицо острым ледяным каплям. Бледные пальцы сжимают подзорную трубу. Он ждет. Он кричит. Каждый день. Все две недели. Питера Пэна никто не видел, будто он испарился. Иногда где-то мелькали одинокие золотые стайки, но Избранного среди них не было. А дождь занимается все сильней. С визгом, свистом, с отчаянием бьются о деревянные мачты корабля крупные его слезы. - Питер злится на нас? - спрашивает у Сми один из мальчишек, Боб, забираясь бывшему пирату под руку и прижимаясь тощим телом, - Мы умрем, да? Разобьемся? Внизу ведь нет моря. - Никто не умрет. Не плачь, - отвечает ему Сми, но мальчик только вздрагивает. А капитан все кричит. Когда же он заткнется? Сми устал. - Этот корабль - как Пэн, - пытается объяснить он трясущимся от страха детям, когда их в очередной раз бросает в сторону порыв сильнейшего ветра, - Он тоже умеет летать. - А почему Питер летает? - спрашивает кто-то, но Сми пожимает плечами. Он знал лишь то, что сказал сам Пэн той ночью, в каюте у Крюка. И всей душой надеялся, что это неправда. - Кракен его знает. Главное, что летает, и черт с ним. Именно в этот момент прилетает Динь -Динь. Из ее сбивчивых, отчаянно-озлобленных попискиваний Сми понимает, что пора сматывать удочки. Они все умрут. Питер Пэн больше не может летать. Сми одевает молчаливого, насупленного капитана и думает, как ему об этом сообщить. И стоит ли сообщать? И долго ли им еще осталось? - Пэн! Дьявол тебя пожри, Пэн! Мне нужно с тобой поговорить, мальчишка! Один из парусов срывает ветром. Теперь в воздухе их держит только чудо, одна лишь слепая, безумная надежда. Капитан продолжает кричать. Ночь ужасна, потому что в темноте все похожи на ходячих мертвецов. Сми давно уже спит в полглаза, поэтому тут же просыпается, когда мимо него в сторону капитанской каюты проходит бледный призрак. Пэн мокрый, несчастный, как брошенный щенок. Плотное облачко фей летит за ним. Видимо, они и подняли его на корабль, потому что такой мальчик летать точно не мог. Даже походка его была тяжелой, заплетающейся, оставляющей от ног влажные, мутные следы, а в сжатом кулаке что-то поблескивало. Сми не мог точно сказать, что осунувшееся лицо мальчишки было мокрым только из-за дождя. Крюк открыл сразу же, будто всю ночь сидел под дверью и ждал. Пэн, постучавший в дверь, отошел назад, глядя на него из под насупленных светлых бровей, вынуждая капитана перешагнуть порог, покидая теплую, светлую каюту и оказываясь под косыми струями дождя. - Пацан? - голос у Крюка был хриплый от бесконечного пьянства и ежедневных многочасовых взываний к тому, кто, как ему казалось, никогда больше не придет, - Ты в порядке? Питер отвечает так тихо, что голос тонет в шуме ветра и дождя. Сми, единственный, кто остался на палубе в этот поздний час, подбирается ближе, надеясь, что его не заметят. Крюк непонимающе смотрит, и Пэн повторяет громче, вытягивая руку с зажатым в ней серебристым предметом. - Забери. Амулет Избранного блекло мерцает в лунном свете. Дыхание Питера сбивчиво, он дышит будто через силу, дождь струями стекает по хмурому лицу. Множество бесшумных золотых стражниц молчаливой стеной парят за его спиной. - Зачем? - все еще недоумевает капитан, явно, как и Сми, чувствуя, что здесь что-то не так. Пэн трясет рукой и губы его кривятся, будто мальчик плачет невидимыми слезами. Или видимыми. Чертов дождь все превращает в одну сплошную воду. - Забери его, Крюк, - почти шепчет он, и на этот раз мужчина слышит его, - Забери! Не знаю, что ты с ним сделал, но забери! Капитан делает шаг к Питеру, и стена из фей угрожающе вздрагивает и звенит, предупреждая его необдуманные действия. - Я ничего не делал, - Крюк тоже теперь мокрый насквозь. Светлые волосы свисают на лицо влажными сосульками, через тонкую рубашку просвечивает кожа и обрубок руки, - Только отдал по просьбе Лилии. Питер, где же ты все это время... - Ты врешь! - кричит мальчишка, и раскат грома отзывается его словам, - Ты что-то сделал с ним, потому что я больше не могу его носить! Капитан растерянно оглядывается, ища поддержки, но Сми прячется в тени. Пэн трясет рукой, как обезумевший, и плачет уже без всякого смущения, вытирает слезы свободной рукой. - Питер, - мягко говорит Крюк, - Что это значит? Почему ты не можешь его носить? - Поцелуй. Он выговаривает это слово по слогам, как будто в первый раз, впрочем, возможно, и в первый. Сначала Крюк не понимает, но потом на его лице, как пятно на бумаге, медленно проступает осознание. Заплаканный, мокрый мальчик лет четырнадцати на вид стоит перед ним, тряся бесполезной побрякушкой, а он не имеет не малейшего представления, как объяснить все, что на самом деле с ними происходит. - Пэн, ты думаешь, что я как-то заколдовал твой амулет? - осторожно интересуется капитан, делая еще один шаг к нему. Избранный кивает и поджимает губы. - Даже феи не смогли снять твою магию, - да он едва говорит! Голос дрожит, как паруса "Веселого Роджера", будто мальчишка вот - вот сорвется, упадет на землю, рыдая. Сми понимал, что капитану невыносимо видеть его таким. - О, Питер...Пацан, это не ма... - Почему ты хочешь меня убить? - прорыдал мальчик, - Мы же друзья! Ты мстишь мне за руку? Я виноват, но ты мог бы сказать! А решил...так подло! - Питер, Питер, Питер...- шепотом повторяя его имя, Крюк оказался совсем близко к нему, глядя сверху вниз на подросшего мальчика. Сейчас и он, и Сми видели, что Пэн отличается от того мальчишки, с чьих губ в ту ночь Крюк украл поцелуй. Тело его росло быстрее, чем должно, будто оно стремилось к чему-то, но у него было слишком мало времени. Поэтому мальчик перескакивал целые этапы, с невероятной скоростью превращаясь из одиннадцатилетнего мальчишки в подростка. Вот только что такое поцелуй, он так и не понял. - Питер, - обхватив рукой избранного, Крюк прижал его к груди, как когда-то, до всего этого. Пэн ткнулся лбом в чужую грудь, а руками вцепился в рубашку капитана, - Что ты чувствуешь, Питер? - Боль, - прошептал мальчик, сотрясаясь от рыданий, - Мне так больно! Никогда так не было! Я умираю! Я...это... - Как будто в груди дыра? - подсказал капитан Крюк, - И она засасывает тебя, меня, весь мир? Кажется, как будто внутри пустота и хочется биться головой об стену, потому что ты ничего не можешь сделать? И даже дышать больно до слез? - Я умираю? - тихо спросил мальчик, поднимая зареванное лицо и заглядывая в глаза своему бывшему лучшему другу. Крюк грустно улыбнулся, погладив его по светловолосой голове. - Ты взрослеешь, Питер. Эта боль - неотъемлемая часть взрослой жизни. Я чувствую ее каждый день. - Почему? - Пэн говорит почти неслышно. Руки тянутся вверх, к лицу капитана, но он останавливает их на его шее. С левого запястья на цепочке свисает серебряный амулет. - Потому что мы... - Почему я хотел убить тебя? И Лилию? Вас обоих. Мне казалось, что если я убью вас, станет легче, - руки мальчика слегка оглаживают шею капитана, и он смотрит ему в глаза, честно, пытливо, - Мне до сих пор так кажется. Это ужасно. - Я не могу тебе объяснить. Только показать, - лицо Крюка совсем близко, он берет мальчика за подбородок, слегка приподнимая, - Ты поймешь, что быть взрослым, не значит всегда испытывать боль. Если поверишь мне. Ты мне веришь? Их дыхания почти слились в одно. Пэн кладет руки на плечи Джеймса, слегка улыбается, твердо смотрит в глаза и произносит лишь одно слово: - Никогда. Амулет падает к их ногам. Пэн отталкивает руку капитана и делает шаг назад. Когда Крюк пытается пойти за ним, между ними, рассекая влажное воздушное пространство, вырастает золотая стена из фей, так громко верещащих после гнетущего молчания, словно с них только что сняли звуконепроницаемый колпак. - Никогда! - перекрикивая их звон, заявляет Питер, - Я не хочу взрослеть! Не хочу чувствовать эту боль! Ты меня не заставишь! - Пэн, ты не... - Не заставишь! Я хочу летать, хочу смеяться, играть, не думать ни о чем! - Питер... - Не хочу, чтоб было больно! Не хочу думать о тебе! - Дьявол тебя побери, Пэн! - закричал Крюк, и попытался прорваться к нему, но золотые стражницы окружили капитана, опутав руки и ноги, не давая двинуться с места. Питер шагнул нему, воинственно сжав кулаки, не сдерживая отчаяния и ярости, переполняющих его. - Если эта боль - взросление, то я никогда не хочу взрослеть! В небе громыхнуло. Питер Пэн отбежал назад, запрыгнул на борт корабля, вскинул голову, ловя лицом капли, смывающие его слезы, и закричал прямо в грозное небо, зная, что ветер донесет его слова до каждого уголка Нетландии: - Я НИКОГДА НЕ ХОЧУ ВЗРОСЛЕТЬ! И он спиной упал вниз. Феи с верещанием кинулись за ним, исчезнув за бортом. Крюк так и остался стоять, усталый, несчастный, однорукий, даже не попытавшийся посмотреть, что случилось с его мальчишкой. Сми вздохнул, Сми вздрогнул. Только сейчас он почувствовал, наконец, как замерз. Тельняшка липла к телу, так мерзко, бррр. А все из-за этих двоих болванов, разбивающих сердце друг другу и ему заодно. - Капитан, - бывший пират подошел к Крюку и тронул его за плечо, - Капитан, идите-ка спать. Джеймс посмотрел на него пустыми глазами. Он был на удивление спокоен, но Сми, бедный, слишком хорошо знающий его Сми, не обманывался мнимой тишиной. Внутри капитана сейчас медленно, неумолимо, ниточка за ниточкой, распускалась алая лента, связывающая их руки, шов за швом лопалось что - то, что уже не сошьешь. Джеймс Крюк поднял с пола серебрящийся влагой амулет. Положил в карман. Передумал, вытащил, подцепил за цепочку и долго на него смотрел в свете выглянувшей из-за туч луны. - Капитан, давайте я его выброшу, - прохрипел Сми, - Раз он больше никому не...ой, не смотрите на меня так. Я просто предложил. А Пэн-то не полетел! Значит, ему не стало хорошо от того, что... - Заткнись, Сми. - Заткнись, щенок! Я первый нашел его нашел! - А я его первый увидел! - А я первый подумал! Пока три сонных пирата боролись за полупустую бутылку, Сми разглядывал их, перебирая имена, пытаясь сквозь увечья, шрамы и искаженные временем тела увидеть тех мальчишек, которыми они поднялись на борт. Для Сми это стало уже особым ритуалом, и за столько лет он ни разу не изменил этой привычке. Ему казалось, что пока жива память о мальчишках, их еще можно вернуть, и сам он, Сми, однажды перестанет быть седым и старым. У Майка были красивые зеленые глаза, но один из них выколол индеец. Значит, Майк в очках. А у Джорджа кривые желтые зубы, потому что он постоянно курит трубку. А Карл лысый... Заспанные пираты подтягивались на палубу, а Сми, как на перекличке, шепотом произносил их имена: - Майк, Джордж, Саймон, Боб... - Джо, Колин, Гэри, Стюарт, вы уверены? Другого шанса у вас не будет. Он забрал их. Всех, кто захотел пойти с ним. Так и сказал: - Идите со мной, и вы никогда не повзрослеете. Мы всегда будем мальчишками, будем играть и веселится. Или оставайтесь здесь и всю жизнь драйте полы, пока не умрете от старости. Они пошли за ним, с испугом и смущением покосившись на безмолвного Крюка, но пошли. Лишь некоторые мальчишки остались на корабле. Когда "грязные дезертиры"(как назвал их Сми) покинули "Веселый Роджер", унесенные феями, капитан, наконец, заговорил: - Пацан, ты совершаешь ошибку. - Со мной им будет лучше. Ты из них сделал рабов, как Черная Борода. Крюк злился, это видел не только Сми, но и все остальные. Он преодолел разделяющее их пространство и схватил Избранного за плечо, но тот вырвался, отшатнулся, как от гремучей змеи. - Не трогай меня! Никогда не трогай меня больше...пират. Сми почти слышал, как с последним словом лопнули оставшиеся швы, порвались оставшиеся нити. Джеймс Крюк прищурился, развернулся и ушел, хлопнув дверью капитанской каюты. Он больше не хотел показывать свои слабости Пэну. Избранный только что сам решил судьбу для них обоих. - Капитан! - Сми бросился за ним, но уткнулся в закрытую дверь. Внутри что-то явственно громыхнуло. Бывший пират повернулся к Пэну. Мальчишка стоял, скрестив руки на груди и глядя куда-то в сторону. Не чурбан же, сам должен чувствовать, что это про последний раз на корабле в качестве друга. Поэтому и не спешил. - Лучше уходи, - предупредил его Сми, - Сейчас может случится что угодно. Мы даже можем все умереть. - Из-за меня? - под ногами Пэна хлюпнули влажные после ночного дождя доски, - Я спасаю их. Нет ничего лучше, чем вечно быть маленьким. - Тогда лети, - криво усмехнулся Сми, отворачиваясь от Пэна и жестом подзывая оставшихся мальчишек. От повышенной влажности стекла его очков запотели, но это не помешало увидеть, что Питер с отчаянием смотрит на свои грязные босые ноги. Его унесла Динь-Динь. - Идите сюда, - Сми отвел мальчиков вниз, под палубу и, сев прямо на пол, постарался обнять их всех, - Только ничего не бойтесь. Кто бы это сказал самому Сми. Этой ночью "Веселый Роджер" упал с небес. Цветные паруса сорвало, мачты переломало тугим ветром. Наверное, вся Нетландия слышала этот звук, с которым корпус корабля вошел в воды, коих вокруг острова отродясь не было. Только под утро остатки команды вылезли из темного трюма. Было очень холодно. Абсолютная тишина пугала сильнее ночного грохота и скрипа досок. - Соленая, - с удивлением сказал Боб, трогая языком мокрую руку, которую мгновение назад вытащил из воды. Конечно, она соленая. Как слезы. Питер Пэн ошибался, когда думал, что управляет Нетландией в одиночестве. Сми пропустил целый фрагмент воспоминаний, когда он нашел плачущего капитана, повторяющего: - Что мне делать, Сми? Что мне делать? Зачем мучить свое старое сердце мыслями об отчаявшемся мальчишке, который был достаточно взрослым для того, чтобы любить, но недостаточно - чтобы принять отказ? Лучше сразу вспомнить, что было дальше. - Пойдемте, сэр. Они сошли с корабля в первый раз с тех пор, как капитан потерял руку. Запах Нетландии проникал через кожу, от его темной, отчаянной энергии кружилась голова. Неужели остров всегда был таким? Или это они превратили его в это темное подобие? Крюк шел за ним, спотыкаясь, а Сми - чуть впереди, чтобы Джеймс не видел его лица. Ему казалось, что за ними наблюдают из густой листвы, что тьма скрывает врага с острым кинжалом. - Я не знаю, что говорить им, сэр, - шепнул Сми, когда они подошли к круглому озеру, похожему на стеклянную тарелку, - Вы сами... - Ничего не надо говорить, - разнесся шепот над их головами. Шептали листья, шептало небо, шептало озеро, но с губ бледнокожей красавицы, из воды глядящей на них круглыми темными глазами, не сорвалось ни звука. Она склонила голову на бок, и пепельные волосы сверкнули в лунном свете чистым серебром. Тонкая рука с ломкими пальцами потянулась к Крюку, и тот, как завороженный, приблизился к русалке, опустился коленями в воду. Ни он, ни Сми не говорили по-русалочьи, но тому, кому нужна была их помощь, это и не требовалось. Длинные мокрые пальцы коснулись руки Джеймса. - Да, мы можем, - отвечая на немой вопрос Сми, прошелестел ветер, - Но это очень темная магия... - Пожалуйста, - шепнул Крюк, закрывая глаза. На светлых ресницах блеснули капли. Русалка улыбнулась, показав ряд острых, как у крокодила, зубов. За руку она втянула капитана в воду, и под ногами у них закопошились тени. Сми не шевелился, боясь спугнуть магию, звеневшую в воздухе, как крылья фей, очень горькую, липкую, царапающую нёбо. Русалка отвела Крюка на середину озера, перевернула на спину, и его тут же обхватили руки других водяных принцесс. Они качали Джеймса на волнах, гладили его тело, лицо, закрытые глаза. Одна из рук скользнула по шее, вниз, до груди и остановилась там, напротив сердца, рванув рубашку, разрывая ее и обнажая кожу. Русалки защелкали, застрекотали на своем невиданном языке. Сми ничего не понял, видимо, потому что обращались они уже ни к нему. Джеймс же поднял вверх руку с сжатым кулаком, в котором что-то серебрилось. Русалки, как голодные волки, кинулись на эту руку, вырвали из нее предмет и возложили на грудь Крюка. Сми узнал амулет Пэна, который сейчас, почему-то горел алым цветом, будто сердце снаружи грудной клетки. - Лунным светом и верой водяных богов мы заклинаем! Не будет ни света, ни тепла... - почему Сми снова понимает их? Не потому ли, что речи водных колдуний обращены сейчас ко всему острову? - Ни надежд...ни страха...ни боли...ни прощения...не будет верного друга... Джеймс закричал, но ему заткнули рот. Амулет вспыхнул самым настоящим огнем, затмив собою лунный свет. - Не будет больше бедного, потерянного, заблудшего мальчика, не знающего матери и отца... Сми показалось, что он слышит сердцебиение. - Не будет влюбленного в мечту мужчины...не будет слез и отчаяния. Одна лишь пустота. Ты точно хочешь принести эту жертву, мальчик? Джеймс обмяк в руках русалок. Амулет пылал ярче солнца, но темным, болезненным светом. Как же отчаянно нужно любить... - Да. Одна из русалок окунула амулет в воду, а остальные одновременно вонзили когти в грудь капитана, до крови раздирая плоть. Амулет вспыхнул в последний раз, вбирая в себя алые краски, как губка. Он забрал все до последней капли, и лишь тогда погас, а раны затянулись сами с собой. Сми закрыл рот рукой. - Джеймса Крюка больше не будет. Русалки вернули ему погасший амулет и исчезли в глубине, забрав с собой колкое ощущение магии, не требуя никакой награды. Капитан продолжал лежать на спине, его светлые длинные волосы разметались по воде, и Сми видел, что по ним, будто чернильное пятно по бумаге, расползалась тьма. Он вылез из озера поникший, побледневший и темноволосый, небрежно бросил Сми амулет, и тот скорее его поймал, трепетно, осторожно прижимая украшение к груди. В его голове, как клеймо, навсегда отпечатались последние слова русалки: - Мы запечатали сердце Крюка в эту вещь, но чувства его еще где-то там, глубоко внутри. Чтобы вернуть их, Джеймсу придется снова поверить в любовь и открыть себя для нее. Она вернется, но только если он сам захочет. Береги его сердце, пират. Если с амулетом что-то случится, капитан останется таким, а Джеймс Крюк исчезнет навсегда. Мужчина усмехнулся, будто услышал его мысли, и произнес, глядя на Сми холодными, как сталь, глазами: - Да здравствует капитан Крюк. В ту же ночь он объявил индейцам войну. Сми снял очки и протер стекла, чувствуя, как старое лицо его сморщивается. Мальчишки тогда стали взрослеть слишком быстро, пытаясь догнать по силе капитана, но ему то, старой крысе, некуда расти. Вот и дряхнул, как реликвия, единственное напоминание Крюку о том, что произошло много лет назад. Черное сердце капитана требовало крови, поэтому они стали заниматься разбоем. Ему показалось, что команда работает плохо, и корабль двинулся бы уже с места, если бы не они - и на спине и руках у повзрослевших мальчишек появились рваные, уродливые следы. Капитан сказал, что ему надоели цветные тряпки, и над "Веселым Роджером" поднялся черный пиратский флаг. Тогда-то Сми из бывшего пирата стал старым пиратом. Индейцы отгородились от мира копьями и пиками. Феи всей своей золотокрылой звенящей стайкой переселились в глубь острова, туда, где пираты не могли бы их найти. Питер и его мальчишки с криками носились между деревьев, провоцируя команду на одиночные, неприцельные выстрелы. Они смеялись, они купались в юности, они завывали вместе с волками и свистели вместе с ветром. Но Питер Пэн больше не летал. А Капитан Крюк больше не плакал. И головы их поменялись цветами. Сми тихо взвыл, закрыв свое сморщенное лицо руками, но голос его потонул в поднявшемся шуме. Пираты кричали, приникнув к бортам корабля по обе стороны, но старик не мог даже посмотреть, что же их там волнует. Столько лет прошло, а воспоминания все такие же четкие, и память Сми, в отличие от его тела, не становится слабее. Будто что-то не давало забыть. У амулета было свое, особое место в каюте: на самой нижней полке, в потайном ящике, где капитан хранил набор крюков, коих за периодические вылазки из Нетландии(читай, грабежи) накопилось изрядное количество. Крюк любил перебирать их и спрашивать у Сми, каким лучше было бы вспороть брюхо Питера Пэна. За многие годы старый пират научился подыгрывать ему. Лишь бы только амулет не брал, не смотрел на него с такой ненавистью и тоской, не заливал бы потом ромом зудящую пустоту в груди. Ко всему остальному Сми был готов. Даже к тому, что теперь их везде подстерегали воинствующие индейцы, а Лилия лично возглавила охоту на капитана, а тот, в свою очередь, охотился за Пэном. К тому, что капитан вдруг стал бояться крокодилов. К тому, что все это давно перестало быть игрой, а любовь, похоже, превратилась в ненависть. За много лет Крюк забыл, кем они когда-то были, чувства его исчезли благодаря русалочьей магии, а сердце стало холодным, как взгляд его некогда веселых глаз. К этому Сми тоже почти привык. - Мистер Сми, посмотрите! - позвал его Циклоп, - Лед трескается! Сми бросился к борту, перегибаясь через него и во все свои слепые глаза глядя на тонкую трещину, расширяющуюся с каждым мгновением. Не так давно Пэн куда-то исчез, и жизнь в Нетландии застыла. Никто никого не пытался убить, захватить в плен или ограбить. Не было ни ветра, ни солнца, ни луны, только бесконечный скучный горизонт. Даже море покрылось льдом. Капитан скучал, и Сми надеялся только, что Пэн вернется в скором времени. Летать-то мальчишка все равно не может! И вот, теперь он возвращается. Сми бросился в каюту капитана и сообщил ему радостную весть. Через несколько минут они стояли на палубе, глядя на горизонт, занимающийся рассветом. - Что будете делать, сэр? - осторожно спросил пират, глядя на капитана краем глаза. Крюк пожал плечами. Сегодня он выглядел иначе, будто бы светлее. Возможно, дело было в амулете, который он все еще сжимал в руке. Близость собственного сердца всегда по-разному влияла на Крюка. - Не знаю...есть предложения, мистер Сми? - Есть, - старик отодвинулся от капитана, опасаясь, что после его слов крюк может оказаться в морщинистой шее, - Почему бы не прекратить эту войну? Она же никому не приносит радости. - Хм... - Не обязательно все время сражаться, - обрадованный тем, что капитан так спокойно принял его предложение, продолжил Сми, - Почему бы не простить друг друга и не начать заново? - С чего вдруг? - Потому что Вам плохо без него. А ему плохо без Вас. - Мне не плохо без него. Плохо сейчас будет тебе, мистер Сми. - Я же Вас знаю, - поспешно заверил его пират, отстраняясь от крюка, находящегося в опасной близости, - Я все вижу. Вы скучаете без него, капитан, всем сердцем. У Сми было много лет на обдумывание того, что он сделал, и старый пират пришел к выводу, что нельзя было забирать у Крюка его чувства. Это было эгоистично и недальновидно. Все равно, что отрезать птице крылья, потому что в воздухе слишком много опасностей. А теперь появилась надежда все исправить. - У меня нет сердца, мистер Сми. - Конечно, есть. Вам нужно только его почувствовать. Вот увидите Пэна и сразу почувствуете! А он обещал Вам, что запомнит то чувство...помните? Он запомнил. Иначе бы не сбежал тогда. Капитан молчал, долго молчал, а потом повернулся к Сми с просветлевшим лицом. В его глазах отражался рассвет. Лед откалывался большими кусками и быстро растворялся в морской соли. - Думаешь, я нужен ему? - Конечно, сэр! Он же летать без Вас не может! И не сможет, пока вы снова не станете...друзьями. И вы не будете чувствовать себя целым без него. Он - остров, а Вы - море. Он - ваше сердце, а Вы - его крылья. И не нужны никакие ленты, чтобы доказать это! Сми отвернулся, смахивая навернувшиеся слезы. Эти двое сделали его таким сентиментальным! Скоро старик, как девчонка, начнет коллекционировать приятные воспоминания...погодите-ка... - Пэн! Там Пэн! - закричали пираты, показывая пальцами в небо. Крюк поднял голову, и на губах его промелькнула слабая, но искренняя улыбка. С востока подул легкий ветерок. - Ты прав, мистер Сми. Ты всегда был прав. Пора нам уже обоим повзрослеть. Дай-ка мне трубу. Старый пират с готовностью подал капитану подзорную трубу, а амулет положил на борт корабля. На серебряных боках плясали солнечные лучи, а если прислушаться, казалось, можно услышать глухое, непрерывное биение. Будто сердце чувствовало приближающуюся свободу. Среди облаков мелькали темные силуэты. На море осталась лишь тонкая ледяная корка, которая медленно, но неумолимо растворялась в воде. Сми, щурясь, глядел туда, где вот-вот должна была появиться фея, держащая не летающего Пэна. - Я встречусь с ним, - сказал Крюк, не отрываясь от подзорной трубы, - И скажу, наконец, как сильно я его лю... Сначала Сми не понял, что остановило капитана, но потом он увидел то, что раньше него разглядел Крюк. Питер Пэн летел. А рядом с ним, в развевающимся платье парила стройная девичья фигурка, которую Избранный держал за руку. Сми ничего не успел сделать. Он никогда ничего не успевал сделать. Он был глупым стариком и худшим другом на свете. Воды поглотили амулет, мгновение назад развороченный яростным ударом крюка. Капитан Крюк смотрел в небо без тени улыбки на бледном лице. И он никогда больше не улыбался. Последний лед сошел, открывая взору воды мертвого моря.