Двое

Майк ведёт группу к обветшалому корпусу какого-то очередного заброшенного завода. Молодая поросль лезет из каждой щели, из каждой мало-мальской трещины в асфальте: она в своём праве — людей здесь не было пару лет. Пацаны злятся, перешагивая через ржавые трубы, матерятся шёпотом, спотыкаясь о битый кирпич. Майк резко останавливается, группа замирает. В сгустившихся сумерках всё кажется фиолетово-серым, Лук не жалуется — он просто никому не говорит, что стал плохо видеть в темноте. Майк прислушивается, отмирает и даёт знак двигаться дальше. Луку очень надо в город, говорят, там есть врачи и работают две фабрики. Он в группе самый слабый, ему восемнадцать, но некоторым мальчишкам по семнадцать, есть двое шестнадцатилетних и трое двадцатилеток. И Майк. Лук не знает, сколько лет Майку, не знает, сколько лет он ведёт группу за группой по странной местности из одного города в другой. Если бы его спросили, он сказал бы, что Майку под тридцать и нынешняя группа у него даже не сотая. Но Лука не спрашивают, поэтому он перехватывает сползающий с плеча ремень тяжёлой сумки и, глядя под ноги, пробирается в старый корпус. Майк двигается совершенно бесшумно и очень уверенно, пацаны тянутся за ним, как утята за уткой, переступают уставшими ногами, даже не высказывая недовольства — дневной переход лишает сил будь здоров. Майк ведёт — группа следом. Майк впереди, группа — шаг в шаг. Майк замирает — группа останавливается также. Лук обмотал металлическую пряжку ремня грязным бинтом, потому что она звякнула тогда, когда Майк замер. По спине до сих пор пробегают мурашки, стоит лишь вспомнить тот взгляд. Между городами можно пройти только с проводником; с таким, как Майк, вероятность прохождения зоны отчуждения вырастает процентов на сорок, и Лук очень старается не злить проводника. На третьем этаже Майк оставляет пацанов одних, исчезает на пару минут и возвращается, когда в одном из цехов включается слабый свет. Группа тянется туда с одной мыслью: добрести и упасть. Они скидывают бэги, вынимая на ходу спальники, щёлкая пряжками и вжикая молниями: горит свет — всё спокойно. На метровом возвышении когда-то стоял большой станок, сейчас вместо него ворох одеял. И розовые пятки женщины или подростка. Лук смотрит на них и укладывается спать, сполоснув рот и сделав пару глотков тепловатой воды из фляжки. Парни засыпают почти сразу, через пару минут по цеху разносится посапывание и храп, и только тогда Майк скидывает куртку и джинсы и винтом ввинчивается в одеяла на постаменте. Слышен мощный расслабленный выдох усталого и довольного собой человека. Лук закрывает глаза и открывает их опять: сна нет, и за пыльными ночными окнами мерещится смазанное движение. Тело сковывает потусторонний ужас, необъяснимый, ледяной и невидимый — как и многое в пространстве между городами. Лук знает, что нечисть в городах привычна человеку и почти не пакостит, только те, кто не принадлежит городу, кто живёт вне его — опасны, если рядом нет знающего, Майка, например. Слышится шорох с постамента, и Лук скашивает глаза, едва сдержав крик: рядом с уснувшим Майком сидит лохматая девушка, худая и заспанная. Она кривится, трёт ладонями лицо, смотрит на спящего Майка, потягивается и очень-очень медленно переводит взгляд на Лука. Глаза в глаза, отвести или отвернуться невозможно. По виску ползёт капля пота, а Лук не может даже пошевелиться, чтобы стереть влагу. Девушка встаёт, аккуратно поправив одеяло Майка, и шуршит босыми пятками по полу в сторону спальника Лука. Усаживается, перекинув ногу, на бёдра Лука, наклоняется к самому лицу и шепчет: — Надо спать. Не надо бояться. От неё пахнет травой и пылью, волосы задевают Лука по лицу. Парень открывает рот, но так и не находит слов. Девушка вздыхает, тёплый воздух щекочет щёку. — Как тебя зовут, бессоник? — Лук, — шепчет Лук в высокий потолок. — Лук, — задумчиво повторяет девушка, пробуя имя на вкус. — Надо спать, Лук. Парень кивает, но когда твоя голова лежит на бэге, а уха почти касаются губы, это сложно. Губы мимолётно обжигают кожу. Девушка выпрямляется. Рассматривает Лука с любопытством ребёнка, впервые поймавшего большого майского жука, склоняет голову к плечу, моргает, как большая полуночная птица. Лук облизывает сухие губы за секунду до того, как девушка его целует. Он не знает, куда деть руки, не знает, что будет, если проснётся кто-то из парней или, того хуже, Майк. Девушка прикусывает его губу и тихо смеётся, расстёгивая молнию спальника. Много ей не надо, никому сейчас много не надо: она ловко справляется с пряжкой и болтами, стягивает трусы — Лук только приподнимает бёдра, помогая ей. Девушка совсем худая, кожа и кости, грудь маленькая, как у подростка, — и Лук боится, что она ещё ребёнок, и хочет спросить про возраст, но девушка опять смеётся и плавно садится на его член. Лук хватает воздух ртом, сжимая прохладную ткань спальника в кулаках. Девушка медленно скользит вниз-вверх, прикрыв глаза, шепчет что-то почти неслышно, между губ влажно поблёскивают в неверном свете зубы. Лук замирает, глядя снизу, и, разжав кулаки, кладёт ладони на её бёдра. Девушка открывает глаза, удивлённо и насмешливо смотрит, ничего не говорит и продолжает двигаться. Когда пальцы на ногах поджимаются и Лук понимает, что вот-вот кончит, она останавливается. Рассматривает его лицо, опять склонив голову к плечу, трогает губы Лука кончиками пальцев — это щекотно и странно. И тепло. Лук рассматривает её в ответ: светлые глаза, огромные на узком лице, острые скулы, ключицы, грозящие прорезать кожу, розовые соски, плоский живот. Влажная кожа под руками, влажный спальник под поясницей, влажные губы. Она опять целует Лука, смеётся и начинает двигаться. Лук не хочет, чтобы она останавливалась, он приподнимается на локтях и обхватывает сосок губами. Девушка изгибается, рукой притягивая голову Лука ближе, низко стонет и держится за его плечи. Она останавливается ещё пару раз, Лук тяжело дышит и смотрит на неё с мольбой и злобой. Девушка улыбается и прикрывает глаза, мельком глянув на окна. Кто-то из парней ворочается во сне, кто-то невнятно бормочет, с постамента из вороха одеял доносится размеренное дыхание Майка, и Лук вспоминает, где они и зачем. Это словно ведро ледяной воды в жаркий полдень, словно известие о гибели родителей, словно... Группа переправляется в другой город, идёт днём за днём по заросшим бурьяном полям, пробирается через пыльные тихие леса, переходит вброд или переплывает ручьи и реки — и каждую ночь ночует в одном и том же заброшенном старом цехе одного и того же завода. Лук обхватывает девушку за талию, крепко прижимает к себе, переворачивает на спину и начинает двигаться сам. Каждый вечер, стоит солнцу скрыться за горизонтом, уступая место ночи, Майк приводит группу сюда, засыпает — и просыпается эта худая ведьма. Под утро она уснёт, завернувшись в свой кокон, и проснётся Майк, чтобы вести группу дальше. Все спят. Лук двигается, ускоряясь, девушка трёт свои соски и подаётся навстречу. Оргазм накрывает белым огнём, движения сбиваются с ритма, всё, что чувствует Лук сейчас — как её мышцы пульсируют, сжимаясь вокруг его члена. Девушка сводит бёдра, впивается ногтями в запястья Лука и ритмично выдыхает. Лук падает рядом с ней, носом касаясь виска девушки. — Почему мы каждый раз ночуем здесь? — шепчет он. Девушка сыто проводит ладонями по своему животу, облизывает пальцы и поворачивает голову. — Потому что мне надо жить, а Майку — спать, — просто объясняет она. — Ты и Майк?.. Она хмыкает. — У меня два тела и одна душа, хоть ваши люди и не признают нас. Лук помнит что-то такое: признана только та нечисть, которая имеет одно тело и одну сущность, остальных нет. Не существует. Они невозможны, потому что не укладываются в понимание людей и в рамки привычного. Лук прижимает худое тело к себе, придвинувшись ближе. Дыхание, пахнущее травами и пылью, щекочет шею. — Ты же реальна. Девушка пожимает плечами и фыркает: — Майк тоже! Лук не хочет думать о Майке, Лук хочет забрать девушку себе, жить с ней, прятаться, спать вместе, обнимать и беречь. А Майк... Майк тут не при чём, Майк пусть водит свои группы. — А если один из вас погибнет? — От твоей руки? — хохочет она. — Нас не убить по отдельности, только обоих сразу. Если по одному, то мы оживаем. — Ты не боишься, что кто-то услышит? Зачем ты говоришь об этом? Девушка подтягивается выше, улыбается и целует Лука. Он прикрывает глаза, чувствуя под ладонями проступающие рёбра, и засыпает, вдыхая запах трав. — Потому что завтра никто ничего не вспомнит, — бормочет девушка, выбравшись из тонкого спальника. Она заворачивается в свой кокон, упирается лбом в плечо Майка и засыпает. За окном брезжит рассвет, начинают петь птицы, и Майк открывает глаза. Садится, аккуратно поправляя одеяло, гладит девушку по растрёпанным, влажным на висках волосам и смотрит на спальник Лука. И сам Майк не смог бы ответить, по какому принципу его ведьма выбирает любовников: парней, девушек, стариков... Майк просыпается и замечает, что кто-то пропал, а на его месте уже спит другой — тот, кому нужно будет идти в группе и однажды накормить ведьму. Лук уже в городе, в том, в который идёт эта группа. На его спальнике спит другой пацан, но никто не заметит, что он не Лук. Так бывает всегда.