***
На Марсе отстойно. Конечно, он разбирается с паршивцами из «Цербера», и он бы никогда не отказался развлечься с женщинами в крутых костюмах и с большими пушками, но как только Вега на каждом шагу приноравливается сбивать из винтовки противников, подныривая под снайперские выстрелы Вильямс и избавляясь от штурмовиков, избежавших сумасшедших биотических взрывов Шепард, из вентиляции вываливается чертова азари, и Джеймс даже не успевает перестроиться со Смертельного, Но Тлеющего на Сексуально Обходительного, как Шепард приказывает тащить свою задницу на «Нормандию», будто он новобранец на начальной подготовке, которого только что застукали за кражей сигарет из сержантского тайника. Да, да, слышал он о Лиаре Т’Сони и ее прошлом с капитаном, и мимо него не проходит незамеченным, что впервые за шесть недель Шепард почти по-настоящему улыбается. Но его променяли на синюю инопланетянку, которая сошла бы ему за зубочистку, и даже полу-улыбка капитана не утешает. Ну а потом, конечно, его краткий, но блестящий Миг Героизма — и месть Шепард — портит робот, в которого он врезается на шаттле Эстебана, робот, переживший взрыв, а потом решивший, что лучше всего у него получится размазать мозги Уильямс по аэрокару. И значения-то не имеет, что Вега едва знает Вильямс; они прошли вместе огонь и медные трубы, она хороший солдат, и ей доверяет Шепард, и зрелище того, как доктор Ева Модуль вышибает из нее дух, злит его до чертиков. Тогда-то он впервые видит капитана Шепард в действии. Джеймс знает, что она быстрая — видел проблески ее реакции еще до того, как она отправила его на «Нормандию», — но до нынешнего момента в слухи о ее кибернетике он ничуть не верил. Шепард двигается так быстро, что просто исчезает, появляясь в трех метрах перед роботом с пушкой в руке и смертью на лице, и Вега не успевает даже поднять руку, чтобы дотянуться до винтовки, как три выстрела вырываются из ствола подобно петардам и голова Евы взрывается, сверкая и обнажая микросхемы. А дальше события несутся вскачь. Шепард переваливает Вильямс через плечо, словно та сущая пушинка, он затаскивает внутрь робота, доктор Т’Сони забирается в Кадьяк последней, и все орут ему поднимать шаттл, будто он уже не запустил двигатели. Они вырываются из атмосферы, как будто за ними гонятся Жнецы — что, учитывая надрывающиеся датчики приближения и снижающиеся громады тараканьих тел, не такая уж неправда, — но им как-то удается выйти в открытый космос, в безопасность и к молчаливо висящей среди россыпи звезд «Нормандии». Джеймс идет за Шепард в медотсек, жесткая оболочка робота тяжело давит на плечо. Т’Сони семенит за ними обеспокоенной уточкой и, оказывается, она даже не настоящий доктор, а одна из тех, кто ошивается на заброшенных планетах, раскапывая, скажем, кости динозавров. Все ясно. Вильямс выглядит — ну, как будто ее впечатали в аэрокар, но прошибает Вегу отнюдь не это, а лицо Шепард. Лола однажды тоже так выглядела, когда Джеймс вернулся после рытья траншей и узнал, что пара ублюдков из школы до полусмерти избила его лучшего друга. Лола сидела за кухонным столом, прикладывала лед к плечу братишки, а Вега, когда отодвигал стул, собираясь выяснить, кому надавать по роже, уголком глаза заметил ее молчаливое бешенство. И не имело значения, что то было направлено не на него, — этого хватило, чтобы проморозить Джеймса до мозга костей. Гнев Шепард бьет его в грудь, как криопули. Во рту пересыхает, руки-ноги немеют, и как можно скорее Вега убирается в место побезопаснее. Капитан в таком состоянии опасна, даже если сама этого не желает, а Джеймсу плевать, если побег значит, что у дока, которая остается на месте, яйца больше, чем у него. — Держись, Эш, — слышит он Шепард, пока не успевают закрыться двери, и голос у нее слишком обеспокоенный, слишком человечный для того, кто наполовину киборг и вообще военный. Жнецы убили кучу народа. Им понадобится нечто большее. Вега направляется в грузовой отсек и избавляется от адреналина, подтягиваясь, пока майка не промокает насквозь. Эстебан целый час грызет его за Кадьяк, и Джеймс подыгрывает, потому что всегда так делает, но даже воспоминание о том, как он совершил этим летающим кирпичом точный воздушный удар, не избавляет от разбитого лица Вильямс перед глазами и не прогоняет поселившийся в костях холод.***
А потом они летят на Палавен, и ничего хуже он еще не видел. Это не такое хуже, как мальчишник, на котором он напился и проснулся за пределами города под обломками чужого аэробайка; не такое хуже, как Фел Прайм, где, не зависимо от его решений, хорошим людям предстояло погибнуть жестокой смертью. Не такое, как покинуть Землю. Палавен в огне, Жнецы сжигают его дотла, и ничего хуже он еще не видел. Вега даже не может сосчитать огни. Ярко-оранжевые с золотом, полагает он, это крупные города, разбросанные по поверхности планеты, будто ребенок пальцами нарисовал там бомбы. Даже сквозь маскировочный гаситель «Нормандии» он слышит странный металлический гул выстрелов Жнецов, глухой грохот жестяных звуковых синтезаторов по правому борту. Еще хуже то, что внизу полыхает в тысячу раз сильнее и гражданским не спастись. И некуда бежать. — Боже, — раздается позади, и он оборачивается как раз вовремя, чтобы увидеть, как скорбь Шепард сменяется военным самообладанием. Она встает рядом с ним у смотрового окна, вглядываясь в руины расположившейся внизу планеты. — Такого я не ожидала. — Да, наверное, там все лучше, чем выглядит. Шепард кидает на него досадливый взгляд, а Вега, широко распахнув глаза, притворяется раскаявшимся, и на секунду она человечна настолько, что готова едва заметно улыбнуться. Но улыбка исчезает, не успев показаться, и вместо нее Шепард расправляет плечи и полностью разворачивается к нему. — Готов высаживаться, лейтенант? — Как посмотреть, мэм. Есть шанс, что я надеру Жнецам задницу? Шепард смеется. Коротко, удивленно, но это чертова победа, и Джеймс думает, что дурацкая затея выловить примарха может того стоить. Он не умеет играть в дипломата и притворяться, что хочет чего-то еще, кроме как вернуться домой через первый встречный ретранслятор — не то чтобы Шепард собиралась, — но он может вызвать у нее смех. Даже когда на заднем плане сгорает мир. Черт, да даже Лола иногда смеялась над его шутками, а публику строже невозможно себе представить. — Приготовься, Вега, — говорит она и хлопает по плечу, когда он салютует. Джеймс оглядывается ей вслед за секунду до того, как за ним закрываются двери. Шепард все стоит у огромного окна, глядя на Палавен, и яркое пламя не позволяет разглядеть в отражении ее лицо. Но он видит изгиб ее плеч и сжатые в кулаки руки и на мгновение думает, что для веса галактики у Шепард довольно маленькая спина.***
— Старый друг, — говорит Шепард, и они с доктором Т’Сони обмениваются очередным многозначительным взглядом, словно Джеймс идиот или вообще его тут нет. Он бы разозлился, если бы не замечал обеспокоенности в ее взгляде и сжатых на коленях руках, но — ладно, он это видит и знает, что чувствуешь, когда хороший друг пропадает без предупреждения. Естественно, на Менае их встречают хаски и, естественно, Эстебан трясется над каждой вмятинкой на Кадьяке, поэтому им приходится пробиваться сквозь миллион хасков на пути к основному лагерю, но Джеймс не может отрицать, что с приятным волнением возвращается на линию фронта. Здесь он способен на многое. Здесь, с винтовкой в руках и соратниками, прикрывающими его тыл, как и он — их, Вега способен на чудеса. Т’Сони весьма кстати неплохо управляется с биотикой. Шепард весьма кстати одобрительно кивает, когда он убирает подкрадывающегося к ней налетчика и потом чувствует себя так, словно только что заново прочитал свою первую благодарность. А потом они попадают в лагерь, Шепард находит командующего турианца, и Джеймс, честно говоря, все остальное пропускает мимо ушей. Трудно сосредоточиться, когда большую часть даже не сине-серого горизонта заполняет гигантская сгорающая планета. Турианцы небольшими отрядами рассыпаются по лагерю, в большинстве своем склоняясь над чьим-нибудь светящимся инструментроном или парочкой блоков данных под прикрытием наспех сооруженных укреплений. Кто-то пытается разобрать искаженные сообщения, прижав руки к ушам. Ушам? Ну, так или иначе, к голове — Джеймс силен в турианской анатомии, только когда дело касается того, куда их ударить в драке. — Шевелись, Вега, — командует Шепард — она уже стоит в паре метрах впереди и недовольно глядит на него через плечо. Он догоняет, шагает в ногу с Т'Сони, и Шепард закатывает глаза и различимо даже сквозь непрекращающийся гул вздыхает. — Надеюсь, ты захватил лучшую пушку. Скоро увидишь, насколько эффектные на самом деле эти миссии. — Хм? — Шепард, — с легким предупреждением в голосе вмешивается Т’Сони, — не стоит срываться на лейтенанте. Капитан резко оборачивается к азари, но, что бы она ни хотела сказать, лицо Т’Сони заставляет ее отступить и снова вздохнуть. — Ладно. Так, Вега, слушай. Тут за холмом сломанная радиовышка. Надо починить ее, тогда нам скажут, где искать примарха. Забираемся на холм, разбираемся со всем и смотрим, что потом. Ясно? — Ясно, капитан, — отвечает он и пожимает плечами. — Не особо-то понимаю, почему этим занимаемся мы, но ладно. Шепард фыркает, но улыбается почти искренне: — Вот теперь улавливаешь. Она посылает на башню Лиару — и к лучшему, наверное, думает Джеймс, вспоминая последний раз, когда на спасательную миссию капитан отправила его, — поэтому какое-то время они с Шепард остаются только вдвоем, укрываясь за грудами камней, пока Лиара возится с устаревшей лет на двадцать электроникой. Не так уж плохо видеть лицо Шепард прямо перед тем, как она разряжает обойму в хасков и те кеглями разлетаются в стороны. Он снимает парочку винтовкой, когда они подбираются слишком близко, но Шепард хороша, и Вега ловит себя на том, что все чаще ее рассматривает. Во время боя у Шепард не меняется лицо, в отличие от тех парней с тренировок, которые рычали, как собаки, перед каждым выстрелом; вместо этого она чрезвычайно сосредоточена, смотрит прищурившись, руки опущены, и уверенно движется от укрытия к укрытию, держа у живота дробовик. Хорошая техника. Хороший выстрел. В глаза бросаются лишь вспышки биотики, но наблюдать за ее работой приятно, и Джеймс гордится тем, что может распознать качество. Они чинят башню, пробиваются обратно, и, пока бегут к командному центру, Джеймс старательно скрывает, насколько запыхался, дыша воздухом Менае. Шепард вскакивает на трап к генералу; Вега облокачивается на первые попавшиеся боеприпасы и, тяжело вздыхая, ставит винтовку на предохранитель, игнорируя косые взгляды Т'Сони. Он надышался дымом, устал от хасков, и только беспокойства маячившей за плечом азари ему не хватает. Господи. Она ведь даже не настоящий доктор. А потом… А потом к ним поднимается новый турианец в синей броне и со светящимся визором на глазу и — ну, касайся дело приятеля, Вега назвал бы это развязностью, но как она может сочетаться с хорошим турианским солдатом, служащим Иерархии, он без понятия. Вот только пришедший не простой солдат, потому что ему салютует генерал, а Шепард вздрагивает, будто у нее из рук выбили «Вдову». И произносит: — Гаррус. И вот Джеймс видит, как Гаррус Вакариан — да, да, он знает это имя, как бы его не прятали за «старым другом» — приветствует капитана, берет ее руки в свои с шестью пальцами и говорит: — Я в деле, Шепард. Шепард улыбается. Шепард улыбается, по-настоящему улыбается, широко и искренне, и когда она смотрит на этого турианца, улыбка озаряет ее изнутри подобно солнцу, и зрелища прекраснее, черт возьми, Джеймс еще не видел. Гаррус Вакариан, думает он, горящий Палавен, и среди всех радиовышек на луне сломалась именно эта. Яркая и дьявольски горячая, от которой не убежишь. «Вот черт». — Прости, Лола, — бормочет он, но знакомиться идет усмехаясь.