Точка невозврата

Кто-то другой мог бы дойти до точки невозврата по пьяни, но они оба трезвые, когда Мадс спрашивает со смехом и любопытством: — Тебя правда возбуждает связывание? Хью закатывает глаза: — Как будто ты не знаешь, как и для чего даются эти интервью. Больше грязных намеков и двусмысленностей — больше пожара в фаннибальских сердцах. Мадс фырчит и трет непривычно гладкий подбородок, принадлежащий скорее доктору Лектеру: — Когда-нибудь ты доведешь беднягу Фуллера до инфаркта. — Он умрет счастливым, — с железной уверенностью огрызается Хью. — И то верно. Но все же, — о, будь проклято его неуемное любопытство! — Была хоть толика правды в твоем заявлении? Хью иногда ненавидит тот факт, что они знают друг друга больше десяти лет. Мадс бывает чересчур проницателен, когда это ненужно. — Разве что совсем немного, — неохотно цедит Хью, гадая, к чему приведет этот разговор, чувствуя, как убыстряется сердцебиение. Сколько раз они уже подходили опасно близко к грани, за которой дружба перерастает во что-то иное? — Тогда ты не возражаешь... Если мы попробуем? — речь Мадса становится менее связной, голос — хриплым, а акцент кажется более явным. Хью сглатывает, когда видит, какие сумасшедше-огромные у того зрачки. Он бы понял, если бы они были пьяными в хлам, или увлеклись на съемочной площадке, или... Перебор вариантов как-то тухнет под пристальным, немигающим, гипнотическим взглядом Мадса. — Что ты имеешь в виду? — выдавливает из себя Хью. — Мне давно хотелось связать тебя. Посмотреть, что будет, — как-то болезненно-честно отзывается Мадс, и тут Хью понимает, что уже не сможет отказать и отказаться. Все их вечерние задушевные разговоры тет-а-тет, все эти долгие взгляды и случайные касания, вся химия между их персонажами... Все это вело их к одному-единственному моменту. Здесь и сейчас. Когда Мадс сделает первый шаг, а Хью охотно подастся навстречу. — Хорошо, — одними губами произносит Хью. — Тогда снимай рубашку, Дэнси, — ухмыляется Мадс, и тот подчиняется. Оказывается, что запасливый датский ублюдок уволок реквизитную веревку. Оказывается, что в его прошлом был не только балет, но и походы, так что он умеет вязать узлы. Оказывается, соски очень чувствительны к прикосновению грубой ткани. В трейлере не особо богатый выбор, к чему можно было бы кого-то привязать, так что Мадс, видимо, решает пойти другим путем. Он укладывает Хью на кровать и неторопливо принимается за дело. Веревка медленно, почти ласкающе скользит по коже, опутывая все больше, и вот уже Хью не может пошевелить руками. — У тебя, я смотрю, есть практический опыт, — проникновенным шепотом Уилла Грэма произносит Хью. Мадс не остается в долгу и улыбается самой кроткой улыбкой Ганнибала: — Я посмотрел пару видео на YouTube, — и добавляет уже серьезнее: — Все хорошо? Это на самом деле вопрос, готов ли Хью продолжить дальше. И Хью прислушивается к своим ощущениям, чувствует, как сладко и возбуждающе терять контроль, не может ничего поделать с участившимся дыханием. Он кивает, и Мадс продолжает колдовать над узлами. Веревка не сдавливает и не мешает току крови, но она достаточно грубая, чтобы скольжение раздражало кожу. Хью ловит взгляд Мадса, когда тот кончиками пальцев гладит покрасневшие участки, и медленно опускает ресницы. Позволяя. Мадс порывисто и грубо припадает к его губам, то ли целуя, то ли вылизывая, атакует жадно и как-то обреченно. Хью стонет в поцелуй, дергает рукой, жалея, что не может запустить пальцы в и так растрепанные светлые волосы, ухватить покрепче, болезненно потянуть. Сейчас все в руках Мадса, и Хью не может не признать, что от одной этой мысли низ живота взрывается жарким фейерверком. Мадс отрывается от его губ и что-то бормочет на датском. Хью не хочет знать, что именно. — Пожалуйста, — выдыхает он, сам толком не зная, о чем просит. Руки Мадса начинают скользить по груди, пальцы перебирают узлы, но из-за веревки соприкосновение с кожей кажется недостаточным. Хью недовольно бормочет, вызывая у Мадса насмешливую улыбку. — Какой нетерпеливый мальчик, — шепчет он, гладя Хью по щеке, на что Хью возмущенно бормочет, что за это издевательство больше не потащит на себе от бара «одну пьяную датскую скотину». Мадс улыбается — и кладет ладонь на его пах, чуть сжимая сквозь одежду ощутимо твердый член. Хью захлебывается ругательствами. — Еще, пожалуйста, — свистяще требует он и мелко дрожит бедрами. Но у Мадса свои планы. Он неспеша расстегивает ширинку, избавляет Хью от брюк и белья, но не касается там, где бы тому больше всего хотелось. И пока Хью ерзает и выдыхает ругательства, Мадс делает вид, что поправляет веревку, проверяет узлы, затягивает некоторые туже. А потом резко и неожиданно берет в рот, и Хью захлебывается стоном. Явно умелые и выверенные движения губ и языка очень быстро доводят до исступления, и тогда Мадс сбавляет обороты. — Ты такой красивый, — выдыхает он на ухо Хью по-английски, и от этого мурашки бегут по коже. — Доверяешь мне?.. Хью не думает, к чему вообще этот вопрос, просто бессмысленно кивает, потому что надеется, что губы Мадса или хотя бы его рука вернутся, одарят прикосновениями его член. Но оказывается, что у Мадса на уме что-то иное. Длинные, изящные, сильные пальцы, которые так любят операторы, мягко оглаживают горло, и Хью чувствует давление, когда шумно сглатывает. Пока то это лишь легкое нажатие, сравнимое со слишком туго завязанным шарфом. Но Мадс смотрит ему прямо в глаза и чуть смыкает хватку. В голове Хью проносится тысяча мыслей, но самая яркая из них — о доверии. Он доверяет Мадсу. Поэтому прикрывает глаза и делает судорожный вдох — последний, поскольку пальцы сдавливают все сильнее, и вскоре перед внутренним взором начинают плыть цветные круги. Хью почти на пределе, когда Мадс отпускает его, позволяя глотнуть воздуха. Одновременно с этим жесткая ладонь ложится на член, и позвоночник прошивает жгучим удовольствием. Сердце бешено колотится, грудная клетка ходит ходуном, но Хью чувствует себя живым, и это единственное, что имеет значение. А потом Мадс повторяет свой маневр, и пальцы сжимают шею Хью до тех пор, пока тот не начинает бессильно дрожать, мечтая о глотке кислорода. И когда желанный воздух врывается в пылающие легкие, жаркий и бесстыдный рот Мадса обрушивается на его член. Хью кончает почти мгновенно, падает в удовольствие, словно в бездну, барахтается в тягучей как патока глубине. ...Когда он возвращается в реальность, Мадс уже деловито избавляет его от пут. Выглядит он при этом сытым и довольным, расслабленным, полностью удовлетворенным. Сил Хью хватает на короткий смешок, и Мадс смотрит в ответ с немым вопросом. — Рано или поздно это должно было случится, да? — сипло спрашивает Хью. Горло саднит. — Да, — легко отвечает Мадс. — А ты... — Да, — перебивает тот и смотрит остро, пронзительно. Хью непроизвольно облизывает пересохшие губы. Мадс уходит к себе без лишних слов, и за это стоит быть благодарным: Хью не готов думать о том, что произошло, тем более он не готов что-то обсуждать. Но очевидно, что их отношения уже не будут прежними... и наверняка наложат отпечаток на то, что есть между Уиллом и Ганнибалом. Пусть. Хью касается покрасневшей полоски кожи на своей груди и чуть улыбается.