Любовь

Подушка всё-таки не выдерживает. Наверное, они за месяц сделали годовой оборот магазину постельных принадлежностей. Во всяком случае, там их встречают как приоритетных клиентов, и даже дали большую скидку на новое изголовье. Кованое, чугунное. Толстая дубовая доска – любовь к натуральным материалам и тёплому дереву у них общая – развалилась на два неровных куска под напором бионической руки кончающего Джеймса. На стене осталась вмятина. Стив не заделывает эти отметки, он считает по ним оргазмы. Стив осторожнее, поэтому реже причиняет материальный ущерб, если не считать подушек и простыней. Льняная наволочка лопается, как мыльный пузырь, хорошо, что сейчас внутрь кладут какие-то странные современные штуки, а не перья. Только перьевой бури им не хватало, когда Джеймс бьётся об него всем телом, до крови сжимая зубы на его шее. Джеймс, чтоб его, Барнс, который выжил, который вернулся. И почему это им, ещё бруклинским подросткам, никогда не приходило в голову потрахаться? От любви, вот почему. Чувство, огромное, как небо, которое росло между ними, вокруг них с самого детства, с первой встречи, заслоняло собой все прочие возможности. Делало несущественными такие мелочи, как кто с кем спит, кто с кем танцует. Сейчас, в постели – в их общей постели – любви между ними больше не стало. Куда уж больше-то? Они могли бы обойтись и без секса - это ничего не изменило бы. Стив знает, что Джеймс попробует его убить, озвучь он свои мысли. Да он и сам готов будет себя убить за идею лишить их такого наслаждения, но только после того, как кончит, как почувствует Джеймса внутри ещё глубже. Следующее движение вышибает не только дух, но и все связные мысли из головы. Весь Стив – это дырка, растянутая, хлюпающая смазкой, горячая и жадная. Он существует только вокруг члена, для члена и ради члена. Сто лет девственности? Да если бы Стив знал раньше, как это бывает, как это будет, когда Джеймс, длинноволосый, странный, старо-новый, в первый раз нежно прикоснётся к его губам! Сейчас Джеймс совсем не нежный. Жестокая бессердечная скотина, которая посмела лишить Стива члена внутри ради собственного эгоистичного желания целовать ему задницу. Настало время применить силу по-настоящему. Барнс не подушка – не треснет. Не то чтобы Стиву не нравилось, когда его задницу целуют и вылизывают так глубоко, насколько достанет язык, но сейчас святая обязанность Джеймса его трахать. А вот потом – возможно - перед вторым раундом Стив и позволит ему дурацкие нежности. Джеймс смеётся над его жадностью, но недолго. Сложно смеяться, когда тебя зажимают так, что не вздохнуть, роняют на спину и седлают. Впрочем, Стив и сам не может удержаться от глупостей – падает сверху и целует, целует, целует, не разбирая толком куда, прежде чем откинуться назад и в одно плавное долгое движение заполнить пустоту внутри себя. Джеймс вскидывает бёдра и поднимает руки, чтобы Стиву было на что опереться. В конце концов, они всю жизнь опираются друг на друга. Их переплетённые пальцы, покачивающийся член Стива, основание его собственного члена, которое Джеймс может разглядеть, когда Стив приподнимается – отличный вид, но ощущения в миллион раз лучше. Стив сбивается с ритма, и только тогда Джеймс высвобождает правую руку – он и одной левой его удержит – и тянется к члену. Пара сильных движений – и Джеймс не может понять, от чего кончает сам: от горячих капель спермы на животе и груди, от того, насколько глубоко его впускает Стив, или от любви, которая переполняет его и требует выхода.