Петля на шее

Всё происходит настолько быстро, что Рис даже не успевает обдумать своё решение достаточно, чтобы оно могло считаться трезвым и взвешенным. Он действует на адреналине и чистых инстинктах, которые говорят ему, что правильный выбор – это довериться Джеку. Рис не знает, на самом ли деле тот сумеет помочь – они в таком дерьме, что им, скорее всего, не поможет уже никто, – но всё равно позволяет забрать контроль. У Джека есть план, и это их единственный шанс выбраться живыми. Вокруг разворачивается самый настоящий Ад. Риса пьянит запахом плавящегося металла и смерти, а ощущение собственной силы кружит голову и заставляет сердце биться быстрее. Рис направляет одного из дронов на Васкеза и широко распахнутыми глазами наблюдает за тем, как лазер с легкостью разрезает кожу, мясо, а затем и кость. Сжимающая пульт управления Грузчиком рука отлетает в сторону, и Васкез орёт от боли, хватаясь за кровоточащий обрубок, остающийся на месте его конечности. Рис широко улыбается, оборачиваясь на стоящего рядом ухмыляющегося Джека, который смотрит на него с выражением, от которого сводит низ живота. Джек наслаждается происходящим, наблюдает за взрывами и льющейся кровью так, словно в мире не может быть ничего веселее, и Рис словно отзеркаливает его чувства: восторг, веселье, кровожадную радость. Он никогда ещё не чувствовал себя настолько живым. Позже, когда адреналин отступает, Рис смотрит на своё отражение в зеркале, чувствуя стыд и вину и притворяясь, что уже не испытывает прежнего восторга. Ему становится душно в собственной одежде – в плотно затянутом галстуке, в застёгнутой под горло рубашке. Рис распускает узел, расстёгивает верхние пуговицы и делает глубокий вдох всей грудью, выкручивая холодную воду на максимум. Надо умыться, стереть с лица подсохшую грязь, но Рис почему-то медлит, пялясь на набранную в ладони воду, на то, как она проскальзывает между пальцами, а когда снова поднимает взгляд на зеркало, то даже не удивляется новому отражению в нём. Рис не удивляется, но его сердце пропускает удар. Он до боли закусывает нижнюю губу и сжимает край раковины так сильно, что белеют костяшки пальцев. Джек смотрит на него иначе, чем раньше: в его взгляде больше нет насмешки, и Рис ничего не может поделать с захлёстывающей его гордостью. – Тебе идёт кровь, парень, ты знал? – спрашивает Джек низким голосом, и Рис прикрывает глаза. – Нет, – отвечает он тихо, стараясь успокоить собственное сбивающееся дыхание, – никогда раньше не видел себя забрызганным с головы до ног чужой кровью, знаешь ли. – Твоя потеря, – хмыкает Джек и обходит Риса вокруг, устраивается рядом с раковиной и скрещивает руки на груди. – Тыковка, позволь сказать: ты просто что-то с чем-то. Сам не знал, что у тебя есть ма-а-аленький секретик, а? Что тебе нравится смотреть, как у одного дикаря вываливаются кишки прямо на другого? – Джек коротко фыркает на этой фразе. Видимо, при воспоминании о произошедшем ему становится смешно. (Рису становится смешно тоже, но он усилием воли заставляет себя спрятать ухмылку.) – Нет, это тебе нравится на такое смотреть, – цедит он, зажмуриваясь и сильнее вцепляясь пальцами в раковину. Интересно, сможет ли он сломать её металлической рукой или Скутер постарался на славу, и новый Кара-Вэн Фионы с Сашей – не такая убогая развалюха, как прошлый. – Ой, принцесса, ну мне-то врать не надо, – вкрадчиво шепчет Джек прямо на ухо, и по всему телу Риса проходит дрожь. Джек прав – Рис врёт напропалую, и ему настолько противно от самого себя, что к горлу подкатывает комок кисловатой рвоты. Приходится сделать глубокий вдох, чтобы не сблевать прямо здесь. – Ты на удивление похож на меня, парень, – продолжает Джек, и это не должно заводить так, что кружится голова, но заводит, и Рис рвано выдыхает, нервно сглатывает и крепче зажмуривает глаза, чтобы не смотреть на Джека, который всё не унимается: – Уж не знаю, всегда ты таким был или твои жалкие попытки мне подражать всё-таки возымели успех, но знаешь, пирожочек, мне даже без разницы. Из нас получается отличная команда, заметил? Рис почти физически чувствует, как на шее затягивается петля: ему нечем дышать, и пальцы сами по себе поднимаются к горлу в попытке нащупать грубую бечёвку, натирающую кожу (и Рис скорее запихнёт себе в рот дуло пистолета, чем признает, что это ему нравится тоже). – Мы с тобой горы свернём, – говорит Джек, – ты и я, Риззи. Вместе. Что скажешь, а? Здоровая реакция на затягивающуюся на шее петлю – попытаться её стянуть. Начать вырываться, звать на помощь. Испугаться, что не останется воздуха. Но Рис не боится – испытывает вместо страха странное предвкушение. Не вырывается – подставляется по собственной воле, позволяет загнать себя в угол и перекрыть кислород. Не пытается стянуть воображаемую верёвку – лишь продолжает почти неосознанно мазать ногтями по коже, расцарапывая её до крови. – Давай, представь это, – хрипло выдыхает Джек где-то совсем рядом. – Всех этих бандитов, этот жалкий мусор, падающий тебе в ноги и умоляющий не убивать. Вспомни это ощущение. Здорово быть сильным, да? Механическая рука начинает двигаться против воли Риса – кажется, у Джека больше нет проблем с её контролем. Кажется, ему теперь не требуется разрешение. Кажется, Рис увяз слишком глубоко. Холодные пальцы дотрагиваются до губ, проводят по нижней, чуть оттягивая, и Рис даже почти успевает прихватить металл зубами, но Джек спускает руку ниже, на горло. Легко сжимает, надавливая большим пальцем на кадык, и Рис шипит сквозь зубы, лишь бы не застонать. Удушье уже совсем не метафорическое – наоборот, реальное настолько, что становится облегчением. – Ты мне доверяешь? – спрашивает Джек и чуть усиливает хватку, всё ещё не перекрывая доступ к воздуху полностью, но увеличивая давление, и Рис судорожно кивает, потому что не может сделать ничего другого. Ему не нужно думать над своим ответом. Это не адреналин и не необходимость быстро выбирать – выбора попросту нет, есть только собственные-чужие пальцы, чужой-собственный голос и до сих пор стоящий в ноздрях запах чужой-чужой крови. Рис ждёт, что Джек расстегнёт ему ремень и запустит пальцы в бельё, хочет этого так, что член начинает ныть от болезненного возбуждения, хоть сейчас совсем не место и не время. Но Джек не опускает руку ему на пах, а поднимает на затылок – сначала легко массирует кожу, а потом с силой тянет за волосы, заставляя откинуть голову, и Рис хрипло стонет от боли, безвольно подаваясь бёдрами вперёд, чтобы прижаться ими к твёрдой поверхности раковины. – Открой глаза. В просьбе – приказе? – нет ничего сложного, но Рис не хочет её выполнять. Если он откроет глаза, то не сможет вспоминать так смешно исказившееся за секунду до смерти лицо одного из приспешников Августа. Если он откроет глаза, то пропадёт образ оставшейся в груди Васкеза рваной дыры с болтающимся по краям мясом. Если он откроет глаза, то у него больше не получится обманывать себя, что говорящий с ним Джек – реален, из плоти и крови, прикасается к Рису собственными руками и хочет его так же сильно. Но Джек мёртв, и его труп, наверное, давно уже сожрали скаги – если Искатели оставили от него хотя бы труп. Джек мёртв, но каким-то образом находится здесь, рядом, и Рис открывает глаза. Джек смотрит прямо на него – тяжело и с неприкрытым желанием, смешанным с каким-то странным торжеством. Рису хватает этого взгляда и ещё одного толчка бёдрами, чтобы со сдавленным стоном кончить себе в трусы. Джек растягивает губы в довольной ухмылке, и Рис понимает – петля затянулась до конца, и её уже не снять с шеи, как ни пытайся. (Рис и не хочет пытаться, но, наконец отмывая лицо от крови и упорно не глядя в сторону ухмыляющегося Джека, он продолжает врать сам себе.)