Vice (Порок)

А летит — не значит ангел, может быть под чёрным флагом, в облаках под чёрным флагом он боится высоты

С шаринганом было и будет — в будущем — неразрывно связано множество легенд. В особенности — с Мангекё шаринганом, что Итачи испытал на собственной шкуре. Поначалу всё было великолепно: новые потрясающие техники, поражающие воображение дальнейшими возможностями, хоть и чакрозатратные, радовали. Но со временем глаза стало заволакивать пеленой слепоты. Поначалу — медленно и незаметно. Но со временем Учиха внезапно осознал, что лица в четырёх метрах подозрительно расплываются. На плите, считавшейся реликвией и которую можно было прочитать только по степени эволюции шарингана, говорилось об этом, как о плате за могущественную силу, способную уничтожать деревни. Итачи был готов к этому, но это всё равно оказалось достаточно неожиданно и неприятно. Он мало спал, поступив в организацию «Акатсуки», справедливо опасаясь того, что новичка могут незаметно убить ночью, пусть у парня и был довольно чуткий сон. Но время шло, никто не спешил красться в личную комнату Итачи. Опасались? Возможно. Только вот чего? Силы гения клана, репутации отъявленного убийцы, уничтожившего родителей и друзей, непроницаемого взгляда, глаз Учиха (здесь спорно: Орочимару был бы рад захватить тело нового члена Акатсуки) или несчастливого имени? Итачи искренне радовался, что Лидер выделил всем отдельные комнаты, а не с напарниками. Во-первых, даже гению клана, как он, не выдержать постоянного ментального воздействия и двусмысленных посягательств со стороны знаменитого Змеиного Саннина, да и видел он однажды мельком «комнату» Орочимару. Лаборатория — и только. Когда и, главное, где он успевает поспать? Или питается внутривенно? Чёрт ногу сломит в размышлениях этих ненормальных учёных. А во-вторых, Учиха снились странные сны, от которых он просыпался с криками и весь в поту. Парень не знал, слышат ли остальные, но если судить по лицам и некоторым невербальным знакам, которые они показывали телом при приближении к нукенину, то нет. Поначалу, понятное дело, — кошмары. Убийство дорогих людей всегда вызывало боль и последствия у всех. Хотя у Учиха это двояко, ведь они принимали после великую силу Мангекё шарингана. Но кошмары со временем стали сменяться другими снами. Они не были страшными, но оставались тревожными и странными, непонятными. Он не понимал: это воображение играло на нервах или Орочимару что-то подсыпал в еду? Если последнее, то нужно разобраться с Саннином как можно скорее. Как только он нападёт снова, Итачи должен будет покончить с мужчиной. Орочимару совсем не подходил на роль напарника. К тому же, он тоже из Конохи, а это значит, что он знал гораздо больше, чем остальные. Нужен кто-то из чужой деревни. Кто-то, кто уважал бы силу шарингана настолько, чтобы не бояться, но справедливо опасаться и не совать нос в чужие дела. Кисаме подошёл идеально. Итачи скупо хвалил нового напарника на совместных миссиях, мысленно поражаясь объёмам чакры, которые не уступали даже джинчурики. Изредка они пререкались, но в основном молчали. Хотя порой Хошигаки пробивало на «поговорить», что обычно сводилось к тому, что Итачи краем уха слушал, а мечник Тумана разглагольствовал. Но Кисаме жил отдельно. И хотя Орочимару больше не искал встречи с Учиха и не подсыпал ничего в еду и воду, сны продолжались. На следующий же день Итачи понял, что не в Саннине было дело. В таких снах он осознавал, что тело мирно лежало на тонком футоне, оружие находилось неподалёку, а прохладный воздух гулял по коже. Но пошевелиться Итачи не мог, сколько бы ни пытался. В этот раз вокруг раскинулось серо-чёрное пространство с расплывчатыми домами, то и дело меняющими форму. Запахи отсутствовали, как и яркие цвета. Учиха обернулся: он стоял на смутно знакомом перекрёстке около резиденции Хокаге. Вокруг сновали люди, преобразившиеся до неузнавания. Теперь они походили на людей только контурами полностью чёрного тела, похожего по консистенции на плотный смог. Вместо глаз — круглые светлые точки. Они ползли кругом медленно, не обращая никакого внимания на чужака. Поначалу нукенин потянулся за кунаем и против воли активировал шаринган, подумав, что если он в Конохе, то тотчас же нападут рядовые шиноби, а там дело может и до Хокаге дойти, с которым Итачи не справиться одному, но после остановился, заметив внешний облик жителей деревни. Он медленно бродил по улочкам Конохи, пытаясь вспомнить планировку, успевшую забыться, но улицы словно играли, искажая пространство. Дорога казалась то неимоверно длинной, а стены домов прижимали Итачи друг к другу, то слишком широкой, отчего здесь могли свободно и без лишних пререканий разойтись две армии шиноби. Чёрных силуэтов становилось всё меньше, пока он не заметил, что сделал круг и вернулся к тому месту, откуда начал. Вот только на этот раз перекрёсток не пустовал. Толпа людей окружила кого-то маленького, сжавшегося на земле в позу эмбриона. Учиха дёрнулся: тени что-то шептали, но слова оказались слишком неразличимыми, сливающимися в сплошной гул. Он подошёл ближе, расталкивая людей, что оказалось нетрудно. Они с готовностью расходились, безропотно уступая дорогу парню, уверенно продвигающемуся вперёд. Это была девочка. В дорогом шёлковом кимоно, которое указывало на то, что она либо шиноби из уважаемого и богатого клана, либо из знати, спонсирующей Коноху. Короткие иссиня-чёрные волосы растрепались во все стороны, маленькие ладошки сжимали хрупкие плечи в попытке спрятаться от мира и от окружающих теней. Ками-сама, какая худая! Она плакала. Подойдя ближе, Итачи вздрогнул, услышав всхлип. Он редко общался с девочками и девушками, чаще пересекаясь с женщинами и то, только на миссии. А единственной женщиной в родном доме была Микото, которая если и плакала, то никогда не делала это на виду, предпочитая скрываться, чтобы не позорить клан. Учиха растерялся: что за больное подсознание должно быть у человека, если снится всякая абсурдная чушь вроде ревущих девочек? Она услышала шаги и повернула голову. «Ками-сама, какая же она маленькая!» — мелькнула птицей мысль в голове Итачи. «Ещё совсем ребёнок. Я чувствую себя извращенцем, когда понимаю, что всё это мне снится». Парень вздрогнул, когда лучше вгляделся в лицо незнакомки. Необычно большие прозрачные глаза. Бькуган. Хьюга. Он совершенно по-другому посмотрел на девочку, оценивая. Никакой мускулатуры, тонкое телосложение, ничего выдающегося, абсолютно. Некоторые бесклановые и то выглядят лучше. — Кто ты? — испуганно спросила она. Бьякуган посмотрел, казалось, совсем безразлично, но губы задрожали, еле-еле сдерживая подступающие слёзы. Она пристальнее посмотрела на Итачи. Он вспомнил, что шаринган ещё активен и забеспокоился: узнает или нет? Девочка вздрогнула, опознав шаринган. — Учиха-сан? — удивлённо. Настала очередь Итачи вздрагивать. Хьюга считались достаточно сильным и могущественным кланом, прежде они стояли на одной ступени с Учиха. Клановое додзютсу всегда давало преимущество. Хьюга наверняка поднялись ещё выше по социальной лестнице. Но почему тогда наследница (печати побочной ветви на лбе не наблюдалось) клана настолько слаба? Постепенно он забыл, что спит, и стал воспринимать всё, как будто находился в реальности. Сейчас нукенин решил воспользоваться дурной славой имени, чтобы маленькая Хьюга быстрее осознала, что рядом нельзя находиться долго, нельзя чувствовать безопасность и защищённость. Никогда и ни при каких условиях. — Моё имя Учиха Итачи. Ты знаешь, кто я? — в лоб спросил он, сверля мрачным взглядом девочку, которая сжалась. Она круглыми глазами посмотрела на парня — Итачи мгновенно понял, что она в курсе дел, несмотря на небольшой возраст — и неуверенно выдала: — Вы старший брат Учиха Саске, Итачи-сан, — нукенин вздрогнул снова. От удивления он даже деактивировал шаринган и отступил на шаг назад: маленькая Хьюга оказалась удивительным человеком, которая, даже несмотря на то, что знала горькую правду о судьбе Учиха, не убежала с визгом прочь, а вежливо ответила первое, что пришло в прелестную головку. Тёмно-серые, почти чёрные глаза изумлённо посмотрели на собеседницу с высоты роста парня, когда она добавила, опустив взгляд на серый песок и смущённо покраснев: — Вы очень красивый человек, Итачи-сан, но вам больно из-за того, что вы сделали. И больно до сих пор. Извините, я не хотела лезть, это не моё дело, — торопливо забормотала Хьюга, искренне уверенная, что статный молодой юноша накричит и уйдёт, не одарив на прощание даже презрительным взглядом завораживающих тёмных глаз. Он присел на корточки, спрятав тонкую улыбку, появившуюся на лице, за чёрными длинными прядями, скользнувшими вперёд, когда Учиха наклонился, чтобы помочь девочке встать. Осторожно придерживая незнакомку за плечи, парень кожей ощущал удивлённый взгляд. — Могу я узнать твоё имя? — вежливо поинтересовался он, краем глаза заметив, что на спине кимоно вышит мон Хьюга, как и подобает наследнице великого и могущественного клана. По сравнению с маленькой девочкой, тонкой и неловкой, он сам себе казался огромным и хищным, как никогда раньше. Итачи вздохнул, успокаивая внезапно разбушевавшуюся чакру, и вежливо стал ожидать ответа от внезапно оторопевшей Хьюга. Она ещё больше покраснела, став буквально пунцовой, отчего бьякуган резко выделился на нежном круглом личике, и тихо пискнула: — Хьюга Хината. — Что же, я рад был познакомиться с тобой, Хьюга Хината, — благодарно кивнул Итачи, не спеша убирать руку с плеча собеседницы, чтобы она не растворилась, как толпа чёрных дымных силуэтов вокруг. «Пусть ты даже сон». Пространство вокруг стало светлеть. Учиха понял, что он просыпается, и почувствовал укол разочарования: пусть это даже собственное воображение, он хотел бы узнать, почему приснилась именно эта добрая сердцем девочка из Хьюга, а не кто-то другой. — Ты вернулся? — ошарашенно спросила Хината, когда на следующий день Итачи возник на том самом перекрёстке, где они впервые встретились. Учиха с интересом осмотрелся и пришёл к выводу, что здесь ничего не изменилось: только чёрные дымчатые «сгустки людей» держались подальше, словно чувствуя опасность в виде шарингана. На мгновение нукенину стало интересно: можно ли загнать такого «человека» в иллюзию и что из этого выйдет? Но они будто чувствовали плотоядный настрой парня, как некогда он сам чувствовал косые взгляды Орочимару, и испарялись как роса под дневным солнцем. Улицы пустели с такой стремительностью, что оставалось только удивляться панической поспешности. — А что мне ещё оставалось, — тонко улыбнувшись, Итачи сделал пару шагов навстречу и остановился, с интересом разглядывая маленькую принцессу клана, заблудившуюся в чужом, как он думал, подсознании. — Итачи-сан, — тихо пробормотала она, уткнувшись взглядом в кончики пальцев на ногах, тщательно и серьёзно размышляя над чем-то и умильно хмуря тонкие тёмные брови, как будто нарисованные на бледном личике ровными мазками туши. Итачи задержал дыхание в искреннем восторге: только одна природа могла сотворить нечто столь очаровывающее одной деталью. — А что вы снова делаете в моём сне? Или я попала в иллюзию? — испуганно спросила Хината, тем самым заставив парня крепко задуматься. Стало очевидно, что он не спал, а каким-то неизвестным образом переместился в сон маленькой Хьюга по неизвестной никому, кроме богов, причине. Нукенин потёр глаза — и внезапно в голову стремительной пулей влетела мысль: что если это из-за шарингана? Ведь Итачи был «счастливым» обладателем более мощной и опасной степени — Мангекё, а о Мангекё известно даже клану Учиха было мало, за исключением некоторых выдающихся представителей, как, например, Учиха Мадара, достигший даже Вечного Мангекё, о котором большинству остаётся только мечтать. Более правдоподобной версии у молодого шиноби не было, так что он тяжело вздохнул и, выдавив некое подобие улыбки, выдал: — Наверное, это из-за шарингана. Даже Учиха до конца не знают свойств собственных глаз. Особенно… сейчас. Он отталкивал девочку день ото дня, не давал Хьюга привязаться, чтобы потом не было больно, как с Саске. Как с Шисуи. Как с родителями. Как с целым кланом. Намёками, тихими подсказками и глубокими тёмными взглядами — как умел. Но сам раз за разом возвращался, не смея прерывать неуверенные рассказы о Конохе, о семье Хьюга, в которой Хината из-за врождённой застенчивости считалась слабейшей, в отличие от самого Итачи, который был настоящим гением и виртуозом. Она видела в Итачи не опасность, как многие другие, а тоску по единственному брату, горечь, что Учиха никогда полностью не искупит вину, и одиночество, которое никто не решался по-настоящему разделить. Хината Хьюга не думала, что она храбрая или бесстрашная, как маленький солнечный ураган Узумаки Наруто, покоряющий закаменевшие сердца добродушной улыбкой, что имя, данное при рождении, отображает характер сурового огненного гиганта Солнца, который, по идее, должен был вместе с наречением передать девочке главные качества яркой звезды. Но Хината тоже боялась одиночества, поселившегося в пустых порой глазах Итачи. Почему-то Хьюга хотелось, чтобы там отображалось хоть что-то, но не равнодушие к собственной участи, граничащее с помешательством и обострённым чувством долга. Поэтому каждую ночь во сне она погружалась в странный чёрно-белый мир и терпеливо дожидалась нукенина из Акатсуки, чтобы не дать личности Итачи окончательно раствориться в мире. — Я не герой, Хината, — печально выдал Итачи, уставившись куда-то за горизонт. Глаза парня словно выцвели, стали более серыми. Хьюга знала, что такова цена за частое использование Мангекё. Он не щадил себя, готовясь к чему-то грандиозному в будущем. — Акатсуки развяжут новую войну из-за своих интересов, если не смогут тихо добиться своего, а незаметно уже никак не получится. Я не герой — я злодей, маленькая Хьюга, — он нежно погладил выросшую девушку по щеке, до сих пор видя малышку с короткими волосами, плачущую на сером песке в окружении тёмных силуэтов. — Поэтому мне суждено совсем неблагородно умереть от рук моего любимого глупого брата Саске, который вряд ли когда узнает, что случилось тогда. Хината старалась сдерживать глухие стоны боли от безжалостных слов и надрывные рыдания, но глаза выдали её чувства с головой. По щекам покатились тонкие дорожки самых горьких слёз. Итачи аккуратно стёр их и нежно поцеловал приоткрытые губы. Она неуверенно ответила, признавшись и самой себе, и Учиха, и всему миру, что всё это время была безнадёжно влюблена в странного парня с печальным взглядом и неподъёмным грузом вины и ответственности за содеянное. Судьба свела их во сне, во сне и разлучила — больше Хината никогда не видела Итачи, который, как и обещал, умер от рук Саске с улыбкой на лице. Хьюга была умна: она сразу поняла, что Итачи прощался тогда, целуя, не в силах произнести слова, которые теперь из губ девушки будет слушать совершенно другой человек, противоположный Учиха и по характеру, и по внешности. — Я люблю тебя, — тихо прошептала она, нежно гладя короткие светлые волосы Наруто, который от усталости свалился на колени любимой девушки, которой несколько недель назад сделал предложение. Узумаки отлично понимал, что у Хинаты в груди — разбитое кем-то неизвестным сердце, как и у него — разбитое стараниями Сакуры, которая предпочла Саске, как и всегда, который не появлялся в Конохе последние несколько лет после Четвёртой мировой войны шиноби. Он не удивился бы тому, если бы узнал, что и наследница Хьюга была покорена кем-то из Учиха. Он спокойно относился к этому, с детства привыкнув к разочарованиям и одиночеству, но душа осталась столь же светла и чиста, как и при рождении. Но парень был рад и тому, что в конце концов Хината нашла спокойствие рядом с самым непредсказуемым шиноби Конохи, как и он рядом с самой застенчивой девушкой во всём мире. Наруто улыбнулся: он подождёт, если понадобиться, целую вечность и победит снова Кагую Оотсутсуки, если это позволит Хинате двигаться дальше и однажды, быть может, увидеть, что рядом есть он — парень, который старательно выдирал из сердца чувства к Сакуре, чтобы быть рядом с совершенно другой девушкой, чтобы излечиться от боли. Хината чувствовала, что должна забыть Итачи. Но она колебалась, хоть и знала, что это слишком порочно для такой неуверенной порой девушки, как она. Хьюга снова и снова шептала во снах, в одиночестве бродя по серым улочкам Конохи, заполненным дымными силуэтами людей, одни и те же слова: «Итачи, я всегда буду любить тебя. Прости меня за это, пожалуйста, но я не могу забыть тебя». Монохромазия во снах угнетала, но даже яркое солнце Узумаки Наруто, разогнавшее тьму Саске, не могло дать красок в мир сна Хинаты, как и собственное «солнечное» имя. У Итачи выходило.