After fear

Просыпаться было сложно. Веки, казалось, весили несколько тонн и, похоже, вообще были сшиты. Горло болело так сильно, что почти не ощущалось. Повторяющееся пиканье раздражало. А ещё был страх. Чонгуку было страшно настолько, что тело трясло. Паника становилась всё сильней от того, что он не мог вспомнить из-за чего сердце сейчас готово вылезти через горло и убежать далеко-далеко. Яркий свет резанул по прикрытым глазам, вызывая слезы. Перед глазами всё расплывалось, а уши заложило от боли во всем теле. Попытка сглотнуть не увенчалась успехом, горло запершило ещё сильнее, и Чонгук начал задыхаться от кашля. Однако вскоре к его губам был прижат стакан, и он начал пить жадными глотками почти захлёбываясь. И через некоторое время смог услышать спокойный голос: — Тише, спокойно, всё в порядке. — Где я? — спросил подросток, всё ещё жмуря глаза. — В больнице. Чон Чонгук, вы что-нибудь помните о том, как попали сюда? — паника начинала нарастать, а воспоминания дали молотом по голове. Он резко попытался встать на ноги. — Хен! Мне срочно нужно поговорить с хеном! Я должен поговорить с ним! — однако его быстро уложили на место. — Вам пока что нельзя вставать. Вы попали под машину, после того как, скорее всего, подрались. — Да плевать, мне срочно нужно к хену! — Успокойтесь, мы уже позвонили вашему хену. Он скоро будет. — Скоро будет? Он, правда, придет? Он сказал так? — Да, ваш хен сказал, что уже идет сюда. Успокойтесь и подождите. Вам нельзя вставать. — и медсестра вышла за дверь. Паника Чонгука начала постепенно отступать. Он вспомнил из-за чего так боялся… Глядя на автомобиль, который нёсся на него, только одна мысль билась как колокол в голове: «Нужно выжить несмотря ни на что, чтобы вернуться обратно к хену. Нужно сказать то, что не успел»… И сейчас, лежа здесь, Чонгук винил себя за невнимательность и то, что просто ушел, не сказав хену из-за чего: «Сколько успел себе надумать хен из-за этого глупого ухода? Я такой трус! Испугался, что хен проснувшись, выгонит, просто сбежал. А потом нарвался на каких-то отморозков, просто задумавшись и толкнув одного из них. И в конце всего этого попасть под машину. Это же уметь надо! Молодец, Чон Чонгук, ты полный идиот!». От резкого звука открывающийся двери он подпрыгнул на кровати. — Чон Чонгук, к вам посетитель. — От такой новости он, кажется, задержал дыхание. — Куки! Как ты себя чувствуешь? Прости, что я так долго! Мы все очень переживали! Как ты умудряешься попадать в такие ситуации?! — на одном дыхании проорал посетитель, почти влетая в палату. — Джин-хен? — Чонгук почувствовал, что паника опять хочет захватить его целиком. Нет, он, конечно, был очень рад видеть хена, но в этот момент он мечтал увидеть немного не его. Однако он сразу отбросил эту мысль, когда увидел, в каком состоянии старший: красные опухшие глаза, растрепанные волосы и мелкая дрожь. «Джин-хен так сильно переживал? Ребята настолько волновались? Я жутко виноват перед ними. Как же сильно переживал хен?! Я же ушел от него рано утром, а под машину попал только когда стемнело. Надо спросить у Джин-хена». — хен, а… Прости меня, я заставил вас волноваться… — замялся младший, не зная как лучше спросить про хена и извиниться за все, что натворил одновременно. Джин же просто погладил Чонгука по голове и обнял: — Главное, что с тобой все в порядке, Чонгук-а! — Хен. — начал младший неуверенно, чувствуя, что сорвётся и всё расскажет от волнения. — А Юнги-хен, он… — Чонгук почувствовал, как Джин резко напрягся и крепко сдавил его в объятьях, однако младший почти не обратил на это внимания из-за осознания что Юнги-хен, скорее всего, сказал что-то Джин-хену. Чонгука почувствовал, как его начинает трясти, перед глазами темнеет, а голова болит так, как будто его только что приложили по ней чем-то увесистым. Почти не помня себя от волнения и не контролируя что говорит, он выпалил на одном дыхании: -Джин-хен, Юнги-хен не хочет меня видеть? Он не придет ко мне? Он не так всё понял! Я ушел, потому что испугался, а не, потому что мне было плохо с ним тогда! Я, правда, очень сильно люблю его! Джин-хен, скажи ему! Я правда-правда люблю его! Джин-хен, пожалуйста, я так хочу увидеть его! Юнги-хен ведь придет, правда? — В голосе Чонгука звучало столько надежды, что сердце Сокджина болезненно сжалось. Чонгук видел, как глаза хена сначала раскрылись в удивлении, как побелело его лицо, как слезы покатились по щекам, а губы продолжали повторять: «Прости меня, прости, прости, прости…». Хен вылетел из палаты, не понимающего ничего младшего, на несгибаемых ногах, быстро закрывая дверь и сползая на пол коридора спиной по стене. Джина трясло, слезы не останавливались, он думал, что выплакал всё еще тогда, видимо сильно ошибался. Дрожащей рукой он не сразу смог достать телефон и набрать номер. Гудки прервались обеспокоенным голосом: — Хен? Как Чонгук? Стоп, подожди, ты плачешь? — Намджун… — Хен, пожалуйста, успокойся. Что случилось? Ты сказал ему? — Нет… Я не смог… Чонгук… Он… — слезы потекли сильнее. — Я не смог… Как я мог… Господи, Намджун, что мне делать? Чонгук сказал, что любит его… Они были вместе… Они встречались, Намджун! Что я должен был сказать? Он просил позвать Юнги… Он так просил меня, Намджун! Он просил, чтобы Юнги пришел! Что я мог сказать?! — Джина трясло от истерики, а на том конце Джун чувствовал, что его сердце сейчас разорвет от боли. — Намджун, пожалуйста, ответь мне… Что я мог ответить ему? Он спросил: «Юнги ведь придет?». Я… Ты думаешь, я мог ответить ему «нет»? Думаешь, я мог сказать, что Юнги не придет?! — Старшего полностью охватила истерика. — Хен… Прошу тебя… — Намджун больше не мог слушать, было ужасно больно. — Как я мог сказать хоть слово ему?! В его просьбе, в его глазах было столько надежды… Как я мог сказать, что Юнги уже никогда не придет? Как мог сказать, что он сгорел?! — телефон упал из ослабевших пальцев Сокджина, падая на плитку коридора больницы. В это же время Техён, закрывая рот рукой и глотая слезы, смотрел из-за приоткрытой двери, как Намджун медленно оседает на пол от того, что ноги его не держат. И вспоминал утреннее смс от Юнги-хена: «Техён, если что-то случиться, пожалуйста, поддерживай своих хенов. Будь хорошим ребёнком». Поэтому он открывает дверь, садиться рядом и обнимает Намджун-хена. В соседней комнате Хосок меняет компресс Чимину, который сильно заболел после смерти друга. А Чонгук лежит и ему кажется что он не чувствует ничего: ни сердца, которое, кажется, только недавно стучало как сумасшедшее, ни слез, которые постепенно пропитывают подушку, ни страха, ни боли — ничего, только слова, почти неслышные из-за двери, но самые громкие за всю его жизнь: «уже никогда не придет… он сгорел…». Они борются за главенство с пиканьем больничных приборов и перемешиваются в голове Чонгука. Вскоре и они затихают, оставляя в сознании только умиротворяющую тишину и образ Юнги-хена, который улыбается так тепло, что младший засыпает. В палате же, слышится протяжный писк.