Закрывая глаза

Соседние кабинки. Запах крови Канеки заводит и возбуждает. У Шу от него голова кругом. Он снова тянется к испачканному платку и останавливает себя сам. Надо потерпеть еще немного, и тогда он сможет насладиться не только запахом крови, но и покатать ее по нёбу, ощутить все грани вкуса. Узнать, такой ли Канеки вкусный, как обещает его запах. Шу сглатывает слюну и облизывает губы. Член уже упирается в ткань трусов, головку неприятно сдавливает. Шу сомневается всего мгновенье, а потом заходит в кабинку. Стоит ему расстегнуть ширинку, как тихо хлопает дверь. В туалете теперь есть еще кто-то. Слышится шум воды, бьющей о раковину, — руки моет, наверное. Шу тихо ухмыляется и просовывает ладонь в трусы, размазывает проступившую смазку по головке, трет ее большим пальцем. Он расставляет ноги шире, просовывает кисть еще дальше и обхватывает член у основания. Снова тянется в карман за платком, но рука сама собой замирает. И Шу тоже замирает, настораживается, поводит носом. На этот раз звук захлопнувшейся двери — громче, из соседней кабинки слышится тихое сопение, жужжание расстегиваемой молнии. И знакомый аромат. Даже сквозь запах дезинфекции Шу отлично различает его. Он не может сдержаться и тихонько стонет, еще крепче стискивает член, яростно дрочит. — Цукияма-сан, вы тут? — В голосе Канеки слышится беспокойство. — Цукияма-сан, с вами все в порядке? Шу громко сглатывает и отвечает: — Все хорошо, Канеки-кун, у меня тут небольшая неприятность. Я сейчас. — Извините, Цукияма-сан. Он бы мог сейчас поклониться, думает Шу, простой поклон вежливости, и блестящая темная челка скрыла бы его глаза. А если потянуть за волосы и заставить Канеки опуститься на колени, ткнуться головкой в сомкнутые губы, заставить взять его в рот... Шу снова стонет, теперь чуть громче. К счастью Канеки, наконец, делает то, зачем он пришел, и не слышит. Зато Шу отлично различает звук бьющей об унитаз струи и стискивает зубы. Интересно, Канеки держит член одной рукой или двумя? Он у него, наверное, длинный и узкий, небольшой, такой удобно будет взять в рот самому, провести языком и пощекотать кончиком уздечку. Движения Шу становятся резче, теперь он проводит ладонью по всей длине, оттягивает крайнюю плоть, а второй рукой перекатывает яички. Штаны давно лежат на полу, обхватывая щиколотки, словно колодки. Тело горит огнем, сознание мутится от близости Канеки, от того, что его можно взять уже сейчас. Но Шу все тянет — он знает, что ожидание делает все только приятнее. И вкуснее. — Цукияма-сан, у вас точно все хорошо? — Теперь Канеки стоит под дверью его кабинки. Шу даже не успевает заметить, когда он вышел. Заставляющий кровь кипеть запах становится сильнее, ярче. — Вам помощь не нужна? Нужна, хочется сказать ему, очень нужна. Пожалуйста, возьми в рот и помоги мне кончить. Но ожидание делает все лучше, вкуснее. И Шу, как истинный гурман, готов еще немного подождать. — Цукияма-сан? — Голос Канеки звучит обеспокоенно, он кладет ладонь на дверь кабинки. И Шу кажется, что он вот-вот сойдет с ума. — Нет, Канеки-кун, — с хрипом говорит он, — все отлично. И тут же стонет, выплескиваясь на дверь. Густая сперма стекает вниз, в неярком свете она кажется перламутровой. Второго платка у него нет, а этот, с кровью Канеки, Шу никогда не позволит себе испачкать. Хлопает дверь — Канеки, похоже, наконец, вышел, и Шу выдергивает из держателя несколько салфеток, вытирает член и руку, стирает начавшую подсыхать сперму с двери. Когда он выходит в зал, красный как рак Канеки смотрит в окно. Шу облизывает губы и улыбается — скоро, совсем скоро. Камеры. В особняке полно камер — Шу нравится быть в курсе того, что происходит. Но еще больше ему нравится пересматривать некоторые особенные моменты. Например тот, где Канеки в душевой. Он отматывает видео назад, и Канеки послушно совершает обратный порядок действий. На видео все они становятся послушными. Шу снова и снова наблюдает за тем, как он входит в душевую, пугливо озирается по сторонам. Вот он включает воду, пробует ее рукой, подставляет лицо струям, облизывает губы. Верхняя — узкая, бледная, зато нижняя — пухлая и, кажется, немного обветренная. Капли воды стекают по его плечам, скользят по груди и животу к паху. Шу снова сглатывает, опять сует ладонь в трусы, пережимает член у основания. Так нельзя, Канеки настолько соблазнителен, Шу так хочет его, что скоро умрет от желания. — Как нехорошо, — говорит Шу с усмешкой, — Канеки-кун, нужно следить за собой. Каждый раз, когда Шу пересматривает, он подмечает что-то новое, то, что не заметил в предыдущий. Волосы в паху Канеки — черные, жесткие на вид, почти не вьются. И член его, как и думал Шу, небольшой, светлый, мошонка чуть темнее, тоже покрыта редкими волосками. Шу думает о том, что когда-нибудь — о, он умеет ждать! — заставит Канеки выбрить пах и мошонку. И между ягодиц тоже. Шу даже сделает это сам. Он почти чувствует, как осторожно состригает волоски, — Канеки должен широко развести колени и держать себя сам! — наносит прохладную пену, специально задевая член. Канеки будет краснеть и отводить глаза, щеки его будут гореть алым, но стоящий член выдаст его с головой. Это совершенно точно. И Шу даже позволит ему кончить, но только после. А сначала он осторожно выбреет пах, между ягодиц, чтобы кожа Канеки была мягкой и гладкой. Шу представляет, как оттягивает в сторону ягодицу, чтобы было удобнее, как ласково проводит пальцем от основания члена до ануса, легонько надавливает и вталкивает внутрь полпальца. Он почти слышит хриплое дыхание Канеки, чувствует, как он сжимается. А на экране в это время настоящий Канеки мылит свое тело, проводит ладонями по груди, моет живот и быстро-быстро, словно боится, что за ним кто-то наблюдает, проводит рукой между ног. — Хорошая у тебя интуиция, Канеки-кун, — тихо говорит Шу и стонет, когда Канеки поворачивается задом к камере. На его пояснице — две ямочки, так и хочется провести по ним пальцами. Шу закусывает губу — просто невозможно. Он почти не может дышать, сердце бьется быстро-быстро, а по телу будто волны огня прокатываются. Колени его расставлены, бедра приподняты, и Шу сам гладит себя между ягодиц, надавливая чуть-чуть. После того, как он выбреет Канеки, нужно будет смыть остатки пены и волос, промокнуть полотенцем и смазать кремом. Шу должен проследить за всем сам — нельзя даже мелочи оставлять на волю случая. Канеки обязательно встанет на колени, разведет ягодицы, и Шу сам вотрет крем мягкими круговыми движениями, дразня Канеки так, что тот сам попросит трахнуть его. И вот тогда Шу не будет больше сдерживаться. От удовольствия даже пальцы на ногах подгибаются, головка члена горит, и Шу выворачивает оргазмом. Он стонет снова — отчаянно, с надрывом — и кончает почти насухую. Это сегодня уже не первый раз — Канеки просто сводит его с ума. Он тяжело дышит, смотрит на экран, а там Канеки уже вытирается наспех и натягивает трусы и штаны. — Осталось чуть-чуть, — обещает он своему чуть заметному отражению. — Скоро, Канеки-кун, ты будешь только моим. Ключ. Когда он видит девчонку, то сразу же понимает: она — ключ. Ключ к получению Канеки. От нее пахнет им, Шу почти видит, как она прикасалась к нему. Шу не собирается издеваться над ней или делать что-то еще, нет, он хочет сохранить все свои силы для Канеки, но не может удержаться, чтобы не провести языком по ее коже. Девчонку трясет от ужаса. Невкусно. Точнее, вкусно, но не настолько, чтобы забыть о божественном аромате Канеки. — Как вас зовут, дорогая? — ласково спрашивает Шу. — К-кими, — запинаясь, отвечает она. У Кими красивые карие, почти черные глаза и приятный голос. Был бы приятным, если бы не дрожал. Похоже, она знает, кто он такой и что может сделать. — Не бойтесь, я вас не трону. В другое время — возможно, но сейчас у вас иная роль в этом представлении. Сегодня вы — примадонна. Он смеется негромко, касается кончиками пальцев нижней губы. Кими вздрагивает. — Не надо, — тихо говорит она. — Прошу вас, не трогайте его. — Его? О чем вы, моя дорогая? — деланно изумляется Шу и чувствует, как внутри разгорается ревность. Она, слабая и хрупкая, пытается защитить его добычу. Человеческую жизнь так легко оборвать. — Не трогайте Нишики-куна, — просит Кими и поднимает на него взгляд. В ее глазах все еще плещет страх, но теперь к нему прибавилась решимость. — О, Нишики-куну ничего не грозит, — уверяет Шу. — Если только он не решит героически спасти свою принцессу. А теперь, моя дорогая, вам пора еще немного отдохнуть перед главной частью. И он снова прижимает к ее носу платок. К сожалению, Канеки является не один. И все равно радость оказывается сильнее раздражения. Шу знает — уж в этот-то раз он точно получит Канеки. В венах будто пузырьки появляются — наверное, это все от предвкушения. Нишики — мелкая раздражающая помеха — отлетает в сторону, и Шу шепчет Канеки: — Это все ты! Ты, Канеки-кун, причина этому. На этот раз я получу тебя. Во рту скапливается слюна, и Шу сглатывает ее громко, облизывает губы, позволяет Канеки нападать. Это похоже на игру ребенка и взрослого — взрослый поддается до поры до времени, а потом, в определенный момент, легко берет верх. Когда Канеки врезается спиной в скамью и валится на пол, Шу вздыхает удовлетворенно и разводит руками: — И это все? Не стоило даже втягивать девчонку. Он уже собирается прикоснуться к Канеки — руки дрожат от нетерпения, — но тут их снова прерывают. Дурочка Киришима вмешивается в ритуал Шу, и он не может не улыбнуться — ожидание только усиливает ощущения. И когда он, наконец, может прикоснуться к Канеки, может ощутить его вкус по-настоящему, Шу кажется, что это рай. Настоящий рай для гурмана. Кровь Канеки растекается по нёбу, вяжет язык, и одна только мысль о том, что теперь он принадлежит только ему, пьянит и дурманит. Он на мгновение прижимается к его бедру вставшим членом и тихо шепчет: — Хорошо, что тогда я позволил тебе выжить. Ты должен стать только моим. Канеки-кун, если ты уйдешь со мной, то все остальные тут останутся жить. Я обещаю тебе, что ты не умрешь. В глазах Канеки стынет ужас. Запах его крови, как наркотик, не дает сосредоточиться, и Шу понимает: если сейчас он накинется на него, то просто съест, не сдержавшись. А на Канеки у него — большие планы. Поэтому Шу срочно нужно чем-то утолить голод, а совсем рядом — девушка. Не такая вкусная, но сгодится. Нишики пытается ему помешать, но что может сделать полумертвый от голода гуль? — Цукияма! Крик раздается как раз тогда, когда Шу уже совсем теряет терпение. В голове стучит: хочу-хочу-хочу, но голос Канеки отвлекает. Он оборачивается, сглатывает вязкую слюну и пытается понять, чего ему неймется. Я сейчас закончу тут и вернусь к тебе, хочет сказать Шу, но вместо слов с губ срывается вздох удивления. Киришима подобралась вплотную к его Канеки, а взгляд того горит таким огнем, что Шу сразу понимает, что именно они задумали. И когда Киришима прижимается губами к его плечу, впивается зубами в плоть — с того места, где стоит Шу, отлично слышен восхитительный запах крови, — он рычит, как от боли: — Он только мой! Обжигающая ярость разливается по венам, заставляет совершать глупости, но Шу не может ничего с этим поделать. Киришима хочет забрать то, что принадлежит ему по праву сильнейшего! Он столько ждал, чтобы восхититься Канеки в полной мере. Одно движение, и кагуне должно пригвоздить Киришиму к полу, а потом плевать! Он заберет Канеки и уходит отсюда, жертву найдет по дороге. Только вместо того, чтобы свалиться мертвой, Киришима, кажется, становится сильнее. Шу испытывает удивление, когда падает на пол, и разочарование. Оно горькое, как человеческая еда, и от него тошнит. Его ключик преподнес Канеки другому на блюдечке. А потом Шу обступает тьма. Он слышит стоны и не с сразу понимает, что стонет он сам. Тело болит и ломает, раны больше не заживают, и Шу кажется, что еще секунда — и он перестанет дышать. Но проходит одна, вторая, третья… А он все еще жив. Шу с трудом поднимается с пола и усаживается так, чтобы опираться спиной на скамью. У него мало сил, и любой гуль сейчас смог бы прикончить его. К счастью, рядом — никого. Он кладет руку на живот, и ладонь тут же окрашивается алым. Так он долго не протянет. Шу стонет от боли и разочарования. На губах запеклась кровь, и Шу морщится от горьковатого привкуса. Ему бы хоть кусочек мяса, свежего или не очень, человеческого мяса, тогда Шу сумел бы выкарабкаться. Если нет человечины, гуль тоже сгодится, жаль, что Нишики, похоже, выжил. К сожалению, рядом — никого. Шу снова прикладывает руку к животу, задумчиво слизывает кровь со своих пальцев. На вкус — странно, и Шу не припоминает, чтобы он когда-нибудь пробовал нечто подобное. Раз рядом никого нет, то и выбора у Шу — тоже. — Отчаянные времена требуют отчаянных действий. — Он улыбается, с трудом стягивает пиджак, закатывает рукав рубашки и вгрызается в предплечье. Снова слизывает кровь, проступившую из раны, и кусает еще и еще. Мясо сладит, оно мягкое и сочное, и Шу даже забывает о боли, смакуя вкус, пережевывая медленно и с расстановкой. — Спасибо тебе, Канеки-кун, — говорит он позже, когда дыру на животе, пробитую Киришимой, скрывает новая розовая кожа. — Если бы не ты, я бы никогда не узнал этого вкуса. Белые пятна. Когда он слышит, что Канеки попал в лапы Аогири, это похоже на удар. Шу хватает губами воздух и никак не может поверить. Йошимура говорит об этом так спокойно, словно Канеки ушел на прогулку и всего лишь нужно встретить его с покупками. На губах Йошимуры застыла улыбка, она раздражает. Йошимура не слишком рад ему, но он достаточно мудр, чтобы понять — с Шу у них больше шансов спасти Канеки. Вероятность на успех увеличилась с нуля до процентов двух. Шу проводит по нёбу языком — щекотно, стоит только вспомнить вкус крови, как во рту скапливается слюна, а член напрягается. Стоит представить, что кто-то прикасается к Канеки, внутри разгорается гнев. Одна только мысль о том, что Канеки уже мертв и не достанется Шу, заставляет стиснуть кулаки. Йошимура все так же улыбается, и Шу хочется стереть эту улыбку с его губ, вбить ее подальше в его глотку. Но вместо этого он улыбается в ответ и соглашается помочь. Эта битва отличается от всех прочих. Обычно Шу испытывает возбуждение, сейчас вместо него неясное беспокойство. Оно, будто назойливое насекомое, не дает ему сосредоточиться. И даже Йомо, который всегда привлекает внимание своей силой, сегодня кажется просто помехой. Он умеет ждать и в этот раз ждал достаточно. Безымянные гули валятся кусками мяса — Шу хочется быстрее вытащить Канеки и, наконец, забрать принадлежащее себе. Забрать Канеки. Разум снова застит гнев, но на сей раз холодный, расчетливый. Шу точно знает, куда надо ударить, чтобы закончить дело сразу, чтобы не пришлось тратить время на еще один удар. И когда Шу, наконец, видит Канеки — встрепанного, спокойного и совершенно поседевшего — понимает: он опоздал. Этот Канеки никогда не позволит забрать его. — Великолепно! — срывается с губ Шу. — Я тоже пойду с тобой. Вокруг Канеки новые, раздражающие люди, и будет спокойнее, если Шу будет рядом. Канеки, новый, внушающий ужас Канеки, смотрит на него так, что Шу дрожь пробирает. Она поднимается изнутри, и сердце колотится, словно сумасшедшее. Колени подгибаются. И Шу все-таки опускается на одно, склоняет голову. — Конечно, Цукияма-сан, будет спокойнее, если вы будете нашим союзником. — Шу смотрит на землю и вздрагивает всем телом, когда босые ноги Канеки оказываются совсем рядом. Запах его изменился, стал еще тоньше и изысканнее, и Шу глубоко дышит, стараясь насладиться им в полной мере. Пока может. — Если вы попытаетесь навредить нам, я вас убью, — шепчет Канеки на ухо, его дыхание щекочет шею, от него по коже Шу текут мурашки. — А пока, прошу, позаботьтесь обо мне. — Позабочусь, — обещает Шу. — Обязательно позабочусь. — И добавляет громче: — А теперь, друзья мои, я приглашаю вас всех к себе в гости. Не так, как в прошлый раз, Канеки-кун. Обещаю, никаких сюрпризов. «Кроме одного». Комната Канеки — в левом крыле, рядом с комнатой Шу. Остальные — в правом. Банджо пытается возразить, но Канеки пресекает все возражения. Снова окидывает Шу таким взглядом — словно ледяной водой! — что у него пересыхает в горле. Вечером Шу скребет пальцами в его дверь и слышит тихое: «Войдите». Канеки сидит на постели голый и не пытается прикрыться. Он смотрит на Шу из-под поседевшей челки, и теперь его глаза по-настоящему черные. Шу подходит ближе, опускается на колени и сглатывает. — Чего вы ждете, Цукияма-сан? — негромко спрашивает Канеки и кладет ладонь на макушку Шу. Ждать дольше и вправду нет смысла. Шу прижимается губами к колену, проводит языком вверх, массирует бедро рукой. Жесткие волоски колют язык, а от одной мысли, что Шу прикасается к Канеки, его ведет. Он покусывает кожу, поднимается все выше, и когда щеки касается горячий член, Шу стонет первым. Он лижет его, вбирает в рот и стискивает пальцами, чтобы было удобнее. — Укусишь — убью, — хрипло предупреждает Канеки и толкается в его рот. Шу впускает его до основания — волоски щекочут губы, — и позволяет горлу немного сжаться. Канеки охает и вцепляется в волосы Шу, тянет его наверх и заставляет опуститься вниз. Все быстрее и быстрее. По телу снова проходит жаркая волна, даже прикосновения воздуха кажутся слишком грубыми. Возбуждение наполняет до краев, переливается через них, и Шу жмется стоящим членом к ноге Канеки, трется о нее, не может сдержаться. Канеки кончает за пару движений, в горло бьет вязкая, горькая сперма, и Шу проглатывает ее всю до последней капли. Тот стонет чуть слышно, и в этом звуке, кажется, проступает тот, прошлый Канеки. Они разные, и даже пахнут иначе, но есть в них что-то общее. Шу громко сглатывает, когда Канеки опускает ступню на его бедро, не дает подняться. Она прохладная, и Шу не может удержаться, чтобы не провести рукой. В паху ломит от возбуждения, он передергивает кулаком раз, другой и тоже кончает. Кончает под внимательным взглядом Канеки, и капельки спермы падают на его ногу. В ушах стоит звон, тело вытягивает в струну, сердце дробно стучит в груди, легкие, кажется, вот-вот лопнут. В теле — приятная усталость, мышцы подрагивают, и Шу громко и хрипло дышит. Когда его немного отпускает, Шу снова смотрит на Канеки, а тот изучающе рассматривает поблескивающие на ступне капли спермы. — Вытри, — приказывает Канеки. Он наверняка имеет в виду платком или полой халата, потому что на его лице появляется искреннее изумление, когда Шу собирает ее языком. Сперма Канеки была вкуснее, но и свою тоже любопытно попробовать. — Недурно. — Цукияма-сан, хорошо, что у вас хватило сил выжить и там, и здесь, — спустя пару минут говорит Канеки. — Точно, дорогой мой Канеки-кун. Но то же я могу сказать и тебе. — Как вы говорили там, в лесу? Я еще не попробовал слишком многое, чтобы умирать? — Совершенно верно. В наших познаниях всех оттенков вкуса, запаха и удовольствия еще слишком много белых пятен. Канеки улыбается, но выходит у него как-то безрадостно. Шу отчего-то тоже чувствует грусть. — Тогда я надеюсь, что мы никогда не заполним их все. Контрасты. — Мне кажется, что это была плохая идея, Цукияма-сан. — Подними, пожалуйста, руки, Канеки-кун. Шу проводит руками по его плечам, ощупывает твердые мускулы. Он не может отказать себе в удовольствии прикоснуться, особенно если есть повод. Сегодня повод есть: Канеки нужна новая форма. — Немного выше, Канеки-кун. — Все равно, Цукияма-сан, вы должны были обсудить это со мной. — Тебе понравится, Канеки-кун. Обещаю. Шу снимает мерки. Он бы, конечно, позволил портному делать свою работу, если бы это был кто-то другой, не Канеки. А пока что Морияма сидит неподалеку и записывает цифры, которые называет Шу. Все остальное время он притворяется слепым, глухим, а главное — немым. — А если нет? — Канеки оборачивается через плечо. Шу вжимается стоящим членом в ягодицы Канеки, проводит пальцами по голым бокам, гладит живот. От ощущения горячей мягкой кожи под ладонями низ живота прошивает желанием. Словно Канеки потихоньку вонзает иголки, и это не больно, а наоборот — приятно. — Зеркало, — шепчет Шу, — взгляни туда. Новая форма не будет стеснять движений, двигаться станет удобнее, и ты будешь еще быстрее. — Он проводит ладонью по животу Канеки и с удовольствием наблюдает, как напрягаются его мышцы. Зеркало висит на стене справа, большое, во весь рост. Канеки бросает туда быстрый взгляд и тут же отводит глаза. — Не надо, — говорит он сердито, словно вспоминает, что кроме них в комнате еще есть Морияма, и Шу с сожалением отступает. Ему до дрожи хочется заглянуть Канеки в лицо, посмотреть, покраснел ли он. Отросшие волосы закрывают кончики его ушей, и Шу быстрым движением перетекает вперед, приподнимает подбородок Канеки, проводит пальцем по скуле. — Цукияма, перестань. — Виноват, — Шу вскидывает ладони в шутливом жесте. — Показалось, что я заметил кое-что из прошлого. — Прошлого меня уже давно нет. — Канеки понимает, что он имел в виду, сразу и улыбается. Улыбается так, что Шу становится по-настоящему жутко. Даже Морияма чувствует себя неуютно и старается вжаться в стул, стать еще незаметнее. В глазах Канеки — пустота. — Ну и славно, — говорит Шу, улыбаясь. Он ловко оборачивает вокруг запястья Канеки сантиметр и поворачивается к Морияме: — Восемнадцать. Это все, Канеки-кун. После он долго обсуждает с Мориямой то, какой должна быть форма, показывает наброски и просит поторопиться. Новая форма Канеки готова через три дня. Когда приходит пакет от портного, Шу распаковывает его дрожащими руками. Он, конечно, представлял, какой она будет, но держать в голове — это одно, а видеть готовое — совсем другое. На самом верху — шорты, Шу внимательно их оглядывает, осматривает карманы, выворачивает наизнанку, ковыряет ногтем шов. Впрочем, Морияма как всегда на высоте. Следующим он берет костюм и прицокивает языком от удовольствия. Ткань мягкая, гладкая и очень эластичная. Он представляет, как будет выглядеть в ней Канеки, и прикидывает, сможет ли он заставить опробовать новую форму сегодня. Шу проводит пальцем по выемке на спине и закусывает губу. Светлая, почти белая кожа Канеки будет казаться еще белее, а кагуне — ярче. Канеки весь состоит из контрастов — седина и черные глаза, рассудительность и безумие, и теперь Шу добавит ему еще один. Они не спали уже давно — Канеки все время пропадает непонятно где, только раздает указания. Не то, чтобы Шу был против подчиниться. О нет, он признает силу, иначе бы Канеки давно уже не было в живых. Но иногда хочется, чтобы было немного иначе. Не просто секс, а чуть-чуть больше. Наверное, чтобы думать, волноваться, ждать возвращения и целоваться сразу после. Интересно, почему они никогда не целуются? Шу усмехается и думает: «Кажется, я немного соскучился». От этих мыслей тянет гнильцой, и он тут же морщится. Это лишнее. Он снова трогает форму пальцами, гладит и мнет, представляет, как она будет выглядеть на Канеки. Канеки возвращается глубоко за полночь — в доме уже все спят. Он не стучится, проскальзывает в комнату Шу и сразу раздевается. Чуть слышно поскрипывает половица у кровати, одежда падает на пол с тихим шорохом. Шу не шевелится, наблюдает, и Канеки это знает. Ямочки на его пояснице стали еще глубже, мускулы перекатываются под кожей, и Шу тихо сглатывает. Член встает сразу, стоит запаху Канеки разлиться вокруг. — Я в душ, — бросает он, и Шу стонет чуть слышно. — Разве не ты говорил, что ожидание все делает только вкуснее? Кажется, Канеки улыбается. Шу сует руку под одеяло и пережимает член у основания. Он облизывает губы, глубоко втягивает воздух, смакует исходящий от одежды Канеки аромат и честно терпит. Время тянется очень долго, секунды, словно назло — будто резина. Или тянущийся дайвинг, из которого сшита форма Канеки. Шу переворачивается набок, подтягивает одно колено к груди. Головка проезжается по простыни — не больно, но слишком остро. Шу шумно дышит, крепко жмурится — ближе к краю постели запах становится сильнее — и проводит рукой по члену. Раз, другой и еще. Шу хочет, но не может остановиться — запах Канеки сводит его с ума. — Решил не дожидаться меня? — Шу даже не слышит, когда шум воды в душевой стихает, зато он чувствует, когда под тяжестью Канеки прогибается матрац, а с его волос на кожу капает прохладная вода. Шу вздрагивает и переворачивается на живот. Канеки проводит влажной ладонью от загривка до поясницы, покусывает спину, и Шу выгибает от желания. Теперь запах, пусть и немного перебитый водой и мылом, окутывает его с ног до головы. Шу приподнимает бедра, вжимается ягодицами в стоящий член и снова стонет. Головка члена проезжается между ягодиц, дышать становится нечем — вокруг только Канеки, и Шу впивается зубами в предплечье. По руке стекает кровь, Шу слизывает ее, сглатывает и снова кусает — боль позволяет немного сосредоточиться, пока Канеки легко надавливает между ягодиц, толкается вперед понемногу и снова выскальзывает. Он редко бывает грубым, но и ласки от него не дождешься. Сегодня Шу этому только рад. Когда Канеки входит полностью и движется все быстрее, Шу просовывает ладонь под бедра и яростно дрочит. Ему хочется сильнее и быстрее, только бы кончить, потому что член, кажется, вот-вот лопнет, тело звенит от возбуждения, а губы щиплет от собственной крови. Канеки вдруг тянет его за волосы, заставляет изогнуться еще сильнее, держит почти на весу. Шу ахает, сжимается, жмурится до белых пятен перед глазами. Ему хватает нескольких толчков, чтобы кончить, и Канеки накрывает вместе с ним. Шу тяжело дышит, опускается на постель, а Канеки придавливает его сверху. Он не такой тяжелый, чтобы Шу возражал, да и по-честному — ему просто нравится. Через пару минут Канеки соскальзывает на постель рядом, по бедру течет его сперма, а под животом — влажное пятно. Шу морщится и приподнимается на локте, любуется мгновение белой кожей Канеки, проводит ладонью по его бедру. — Теперь моя очередь идти в душ, Канеки-кун. — Это звучит почти без сожаления. Постельное белье бы сменить, но это после — Канеки никогда не остается с ним на целую ночь. Он спит очень чутко и мало, ему часто снятся кошмары. Изредка Шу слышит, как он кричит, — хорошо, что все остальные пока что в другом крыле, — а потом босиком шлепает на кухню — варить кофе. Шу сжимает ягодицы, поднимается с постели, когда Канеки перехватывает его запястье. В его глазах — темнота, невозможно понять, о чем он думает, и Шу на секунду становится жутко. Канеки может убить его, если захочет, но вряд ли это дастся ему легко. Шу стискивает кулаки. — Как ты думаешь, Цукияма-сан, остались еще белые пятна? — Сердце замирает и начинает колотиться быстрее — Шу умеет читать между строк. Канеки смотрит изучающее и лениво. — Не хочешь отвечать или не знаешь? — Конечно, остались, Канеки-кун. Думаю, целой жизни будет мало, чтобы попробовать все на свете. Он облизывает губы. На них еще остается привкус его крови, хотя рана на руке давно зажила. Он втягивает воздух сквозь зубы, а Канеки тянет его на себя, обхватывает лицо ладонями и целует. Долго, неторопливо, пока целый глоток воздуха не заканчивается. — Ты прав — остались. — Он причмокивает: — Вкусно. Ты вроде в душ собирался? Шу поднимается и, пошатываясь, идет в ванную. В голове пусто, как бывало после хорошей драки или почти смерти. Шу в свое время испытал и то, и другое. Когда он возвращается, грязные простыни комом валяются в углу, а Канеки клубком сворачивается под одеялом. Он спит, подложив ладонь под щеку. Шу забирается под одеяло и осторожно обнимает Канеки со спины. Тот немного поворачивается, жмется крепче, но не просыпается. Закрывая глаза, Шу улыбается — он умеет ждать, и он дождался.