Кухня

Наташу редко пускали готовить для Союза. Нет, она, конечно, готовить умела — и очень даже неплохо — просто причиной недоверия к ней на кухне был страх. Страны в Союзе не бесконечные, а Беларусь всегда легко было вывести из себя. Из мстительности она могла отравить половину дома, не задумываясь. В прошлый раз, из-за шуточек Азербайджана, весь дом, не считая, естественно, Ивана, отлеживался с жутким несварением. Это стало последней каплей — с тех пор ее пускали на кухню только для мелкой помощи, и только под надзором. Литва готовил чаще всех — и лучше всех. Готовка доставляла ему удовольствие и неплохо отвлекала. Конечно, приготовление еды для такой оравы стран — дело непростое, но все же, каждый раз, когда готовить была очередь Ториса, он радовался. Да и все остальные страны тоже, ибо литовец готовил вкусно и помногу. Наталья стала к нему приходить. Она забиралась с ногами на стул, подворачивая под себя платье, накручивала на палец прядку светло-русых волос и внимательно следила за каждым движением литовца. Он ощущал взгляд ее темно-синих глаз, которые напоминали глубины какого-то холодного моря, ощущал позвоночником, лопатками, каждой клеточкой своего тела. Взгляд, не выражавший никаких эмоций, внимательный, изучающий — Торису казалось, что он под микроскопом. Молчаливое присутствие белоруски сначала его немного пугало — кто знал, зачем она сидит рядом, о чем она думает? Но все же то предательское ощущение окрыленности — еще бы, она обратила на него внимание! Сама! — и еще, то странное и непонятное ощущение, названное «бабочками в животе» не отпускали литовца, и он просто тихо светился от счастья. Постепенно присутствие Натальи стало чем-то совершенно привычным, каким-то неотъемлемым элементом, почти как вопли и хохот со второго этажа, из «южной» комнаты. Беларусь и Литва ни разу не разговаривали за все это время. Сидением присутствие Натальи не закончилось — она начала вставать, бродить недалеко от него, с каким-то холодноватым, старательно скрываемым интересом, следила за его деятельностью. А вскоре начала и помогать — подавать какие-то скляночки, половники, ложки, добавляла специи — и никогда не ошибалась с выбором, резала овощи — у нее это выходило быстро, четко и безукоризненно. Работа в паре продвигалась гораздо быстрее. Торис пребывал и разрозненном состоянии — с одной стороны, его затапливало теплом и счастьем, от понимания того, что Наталья сама помогает ему! К тому же, атмосфера вокруг нее постепенно сменилась с холодно-нейтральной на спокойную, и даже теплую. К тому же, литовец точно знал, что движет ей не тоска по готовке — когда была чужая очередь, даже Украины — Наташа на кухню почти не совалась. Приходила она только к нему. По крайней мере, ему хотелось в это верить. Как-то им, закончив готовку, случилось сидеть на покосившихся стульчиках с чашками водянистого и горьковатого, но все-таки чая. Они молчали, как всегда — просто Торис не знал, что сказать, а Наталья в этом не нуждалась — в литовце ей все было понятно без слов. Но все-таки нескольким месяцам молчания должен был когда-нибудь наступить конец. Торис оторвался от изучения чаинок, посмотрел на задумчивую белоруску, и, жутко покраснев, выдохнул: — Спасибо. Наталья как будто очнулась от оцепенения. — Что? — Спасибо. Спасибо, что мне помогала…я… — литовец замялся и опять стал смотреть в чашку. — Не за что. Белоруска улыбнулась. Слабая улыбка, едва-едва видная на бледных губах. Торис не верил глазам своим. А не такая уж она и ледяная, эта Белоруссия.