Я не машина. Я больше похож на человека, чем на машину. Я говорю себе это часто, когда остаюсь наедине со своими мыслями, и я повторяю это я, я, я, Я, потому что техника не способна определить себя как личность? Я личность? Я всего лишь подражаю? Вот тебе интересная ситуация, друг: личность А придумывает личность В с его особым характером и мировоззрением и в то же время включает в себя — спасибо особенностям мозга — личность С, основанную на реально существующей личности D. Мой вопрос: кто в этой ситуации самый реальный? Настоящий? Чья реальность в итоге победит? Я не знаю. А ты? Впрочем, это я тебя выдумал, и ты не можешь знать того, чего я не знаю; личность В полностью зависит от личности А, ты ведь это понимаешь? Личность А может взломать и личность С, потому что в целом они — один человек. Понимаешь, почему я предпочёл бы быть машиной?
Эллиот тянется рукой к воображаемому переключателю, он хочет отрубить и всех выдуманных личностей и себя самого, но нет такой кнопки, которая перезагрузила бы его сознание. Он задумчиво смотрит на свои пальцы, замершие в воздухе, и не может вспомнить, зачем протянул руку. С обратной стороны двери точно так же смотрит на свои замершие у звонка двери пальцы Тайрелл и не знает, стоит ли звонить или лучше стучать. Ему нужно добраться до Эллиота, потому что просто отчаянно хочется, свербит по костям необъяснимое желание. К тому же, Тайрелл надеется посмотреть апокалипсис — для него это просто развлечение, он давил мир, когда был среди глав корпорации, он хочет посмотреть, как давится мир и без его особого участия. Звонок проходит по Эллиоту как удар током. Он вздрагивает, потому что никого не ждёт.Хэй, друг, любишь ли ты так замыкаться в себе, что людям приходится бензопилой вскрывать твой череп, чтобы тебя оттуда достать? Мне знакомо это чувство. Я не удивлюсь, если меня достанет именно Уэллик, это вполне в его стиле. Откуда я знаю про его стиль? Кажется, мы знакомы ближе.
Эллиот пропускает слова, ему сказанные. Эллиот пропускает эмоции, на него направленные. Он едва сдерживает крик, когда Тайрелл прикасается к его щеке.Сейчас он скажет “bonsoir”. Как ты помнишь, мы знакомы.
— Bonsoir, Эллиот.Я же говорил: мы знакомы. Осталось только выяснить, кто знает больше: я или он. На будущее, приятель: не позволяй людям знать о тебе больше, чем ты знаешь о них.
— Что ты здесь делаешь? — Эллиот разумно делает шаг назад. Уэллика ведь никто не научил обращаться с личными границами. — У нас по плану конец всего, разве не так? От Тайрелла веет жестокостью и желанием обладать; Эллиота подташнивает от обеих этих черт, но он молчит. Он прекрасно знает, чем различается его обычный страх перед толпой и страх перед одним человеком, который вдруг возомнил себя богом. Впечатляющий союз: божество и машина, почему-то принявшие человеческий облик.Знаешь, приятель, когда замыслишь конец света, то не делись этим с людьми, которых боишься. Даже если ты и не собирался, а твоя вторая личность — очень даже. Впрочем, ты не замыслишь. Я тебя создал, и я знаю, что ты хороший парень. Мне нужно было равняться на тебя.
Эллиоту не нравится в машине Тайрелла. Слишком много новых запахов, а ещё ударяют воспоминания о том, что он будто бы был здесь, говорил, обсуждал что-то с Уэлликом. — Боишься меня? — Тайрелл усмехается и смотрит в зеркало заднего вида: Эллиот сидит сзади. Алдерсон не знает, что в таких случаях принято говорить. Всё, что касается жизненных ситуаций, сразу же забывается, как только дело касается Тайрелла. Сегодня Эллиот не уверен, что поставит вечером очередную единицу в свой бесконечный ряд прожитых дней. Тайрелл надевает перчатки прежде, чем войти: не хочет оставлять отпечатки в логове fsociety, не хочет прикасаться к пыльным аппаратам, не хочет оставлять следов, когда будет убивать Эллиота — такие причины придумает себе Алдерсон и не знает, прав ли он хоть в чём-нибудь. Уэллик вдруг снимает перчатку с одной руки, другой берёт руку Эллиота, притягивает её за запястье и соединяет со своей открытой ладонью. — Этими пальцами, — осторожное прикосновение к подушечкам пальцев; Эллиот пытается вырваться, но хватка у Тайрелла цепкая, — ты совершишь революцию, даруешь свободу одним и уничтожишь работу многих лет других. Как ты себя чувствуешь?Знаешь, приятель, я надеюсь, ты ни капли не похож на Тайрелла, потому что он чёртов псих. Я боюсь его. Но, в то же время, если он меня позовёт, то я с большей вероятностью пойду за ним, и не потому, что противоречить ему опасно.
— Отпусти меня, — не требует, просто говорит Эллиот, как обычно люди говорят “доброе утро”. Тайрелл примирительно поднимает руки. — Пора действовать, Эллиот. Я хочу разделить этот момент с тобой. Он находит стул и садится, закинув ногу на ногу, не сводит взгляда с Алдерсона, и тот чувствует себя как какой-нибудь раб, выставленный на продажу. Но Тайрелл здесь прав: пора. Пусть эта революция тоже наберёт настоящие единицы в своей жизни. И Эллиот делает то, что у него получается лучше всего: растворяется в кодах и программах и действует по давно оговорённому плану. Он не замечает, как Тайрелл подъезжает на стуле близко-близко, и вздрагивает, когда тот прикасается к его шее. — Здесь сонная артерия, — шепчет Уэллик ему на ухо, — я хочу чувствовать, как изменится твой пульс, когда ты запустишь всё это. Эллиот пытается отодвинуться, но Тайрелл настойчив, а Алдерсон никогда не умел достойно сопротивляться. — Если бы ты запускал атомную бомбу, то я бы всё равно сидел рядом с тобой, — продолжает шептать Тайрелл. — Замолчи, — тихо, но твёрдо говорит Эллиот, — отвлекаешь. Тайрелл замолкает, но усмехается: он так до конца и не смог разгадать этого парня. Это совершенно новая система — в двоичную его не записать, даже шестнадцатеричная будет гнуться от невозможности вместить в своё пространство все его особенности. Эллиот — единственный, кого Тайрелл не может описать цифрами или одним ругательством. — Прощай, evil corp, — выдыхает Эллиот и нажимает заветный последний enter. Тайрелл отсчитывает пульс, но ничего не меняется: Алдерсон либо абсолютно непробиваем, либо ему всё равно. — Ты странный, — выдыхает Тайрелл. — Ты мне нравишься. Эллиот откидывается на спинку стула. — Нам надо уходить. Остальные всё зачистят. Тайрелл кивает и подчиняется. Они едут в полном молчании, и Эллиоту хочется вернуться к самому началу, но он не понимает, какое событие важнее других, с чего всё началось, да и что он подразумевает под этим безликим “всё”. Дома Эллиот выходит в Интернет и читает новости о том, как всё — менее безликое и более масштабное, чем в его мыслях — рухнуло к чертям. Никто ни с чем не справляется, но все говорят, что всё — более зыбкое и менее уверенное, чем предыдущее — наладится. — Общество рухнуло, да здравствует общество! — усмехается Тайрелл, который смотрит эти же новости через плечо Алдерсона. — Как себя чувствуешь? Он позволяет себе прикоснуться губами к шее Эллиота; тот вздрагивает, вскакивает и роняет какие-то диски. — Не смей делать так! — у хакера на лице эмоций больше, чем в тот момент, когда он убивал мировую экономику. Тайрелл ничего не говорит, только по-змеиному улыбается. Эллиот возвращается к своей технике.Приятель, никогда не держи психов за своей спиной, если только ты сам не псих. Как я себя чувствую? Я ненавижу себя.
Он это и пишет. “Я ненавижу себя”. 12 кегль, times new roman, пожалуйста, хоть какие-нибудь стандарты, помогите привести это всё в порядок. Много, много раз пишет; никаких опечаток, конец страницы, новая, одна и та же фраза, можно было бы скопировать, но тогда текст лишается эмоций, никаких опечаток, конец страницы, новая, каждый раз фраза произносится в голове, никаких опечаток, конец страницы, новая, я-не-на-ви-жу-се-бя становится новой мантрой и кодом доступа в лучший мир, никаких опечаток, конец страницы, новая. Потом Эллиот замирает и украдкой смотрит на Тайрелла, на довольного всем и горячего от лучшей любви к жизни Тайрелла, который наслаждается страданием всех. Алдерсон вбивает алгоритм. >найти 'себя' >заменить на 'тебя' >печать >вручить тайреллу уэллику избегая прикосновенийЧёрт, приятель, никогда не объединяй своё мировоззрение с тем, с чем ты работаешь.
Последнюю строчку в алгоритме Эллиоту придётся выполнить самому, а смотреть в глаза Тайреллу он не может: там слишком много демонов, которые не влезают между единиц и нулей. Принтер шумит, но бумагу не зажёвывает и выдаёт четыре страницы ровного и честного “я ненавижу тебя”. Эллиот протягивает эти листы Тайреллу. Тайрелл смеётся. — Ты не способен на ненависть, ты хороший мальчик, ты только что мир сломал. — Уходи, — просит Эллиот, хотя понимает, что это всё напрасно. Он признаёт, что не так уж и хочет, чтобы Тайрелл действительно ушёл. Но странные чувства, которые вызывают люди, обычно исчезали вместе с их уходом, поэтому он и должен выставить Уэллика за дверь. Тайрелл встаёт с дивана, смотрит непременно несколько сверху и подходит ближе, а потом резко хватает Эллиота за толстовку и тянет на себя. — Jag dyrkar dig, — бормочет с каким-то особым отношением Тайрелл. — Что?.. — Эллиот упирается руками в плечи Уэллика, все нули и единицы летят к чертям, все его системы дают сбой. Он более чем растерян. У Эллиота — fsociety, у Тайрелла — fElliot, и буква f означает абсолютно одно и то же слово, разве что, может, Уэллик предпочёл бы обойтись без разрушений личности. Тайреллу впервые не хочется обладать, ему нравится быть рядом, и это новое состояние посреди всего хаоса ему чертовски нравится. Но он толкает Эллиота на диван, потому что ему так же чертовски нравится наблюдать за тем, как он напуган. Это ведь так здорово — внушать страх человеку, который только что разрушил мир. — У меня есть морфий, — с насмешкой говорит он. — Я не... — безвольно начинает Эллиот и не договаривает. Он не наркоман? Не хочет дозу сейчас? Не гей? Не считает всё происходящее правильным? Может быть, всё одновременно, Тайрелл не из тех, кто любит копаться в чужих эмоциях. Уэллик целует шею в том месте, где бьётся пульс, и Эллиот лишь сильнее вцепляется в его плечи. Его никто никогда не учил сопротивляться тому, что нравится. — Тайрелл, там мир... — Подождёт, — отмахивается он. — Ты устроил это, и тебя нужно наградить. И меня тоже за то, что я помогал. Разве ты не чувствуешь себя победителем? Эллиот закрывает глаза. Он давно уже не чувствует себя хоть кем-нибудь. Может, случайные-неслучайные сумасшедшие связи помогут ощутить хотя бы что-нибудь?.. Дорожки морфия — на страницах оксфордского словаря, на 'милосердии', потому что Тайреллу так нравится. Порошок ударяет сразу же, и Эллиот отстранёно думает, что это может быть совершенно другой наркотик.Хэй, приятель, отвернись, не думаю, что тебе стоит видеть подобное. Он ведь убьёт лишних свидетелей.
Поцелуи выходят царапающе-странными; Эллиот загоняет их в матрицу отрицательных чисел, и ему хорошо. Он может возвести в квадрат любое прикосновение и описать через алгоритм каждое своё ощущение. Тайрелл что-то шепчет на шведском — jag vill döda dig; du är min Gud — Эллиот ничего не понимает, но знает, что его и проклинают, и боготворят одновременно, и от этого ощущения вдруг становится иррационально хорошо. Эллиот уже ничего не различает, эмоции становятся сильнее сознания, а Тайрелл оставляет все попытки его убить, хотя несколько раз хватается за его шею так, словно пытается задушить. Сознание Эллиота перегружается, последние системы дают сбой, и он мягко теряет сознание. Только успевает отметить, что этот отчаянный ноль, который весь день хотел ворваться в стройный ряд одинаковых цифр его жизни, сменяется на уставшую и живую единицу, обеспечивающую ему разломанное, но существующее будущее.