мечта живёт несколько минут

Чонгук хотел бы уехать жить в Исландию и мерзнуть в одиноких холодах, ютясь в своём небольшом доме с чашкой горячего чая. Заветным желанием было посетить Фарерские острова и долго-долго стоять и молчать, глядя на ледяного цвета водную гладь, от одного взгляда на которую пробирала дрожь в коленках. Он бы выдыхал пар, не в силах оторвать взгляд от, казалось, бескрайней морской пустоши и её равномерных, ритмичных покачиваний. Чонгук не справлялся бы со своими эмоциями, которые бушующими волнами разбивались о его острые скалы, и не сдерживал улыбку. Сердце билось в несколько раз быстрее и сильнее, гулкими ударами осыпая черепную коробку. Чонгук не сдаётся за возможность исполнить свои желания и сжимает Тэхёновы плечи крепче, прижимаясь к нему тепло и уютно, совсем не так, как в его мыслях — в его мыслях снежная вьюга и горы льда, и полный неуверенности и грусти взгляд. Тэхён боится за их хрупкий мир, и отчаянно пытается сделать так, чтобы Чонгуку никогда не надоело мечтать и добиваться поставленных целей. У них плохо получается. Тэхён хочет Испанию, тепло и улыбки, и купаться тоже очень — сердце пропускает удар, когда Чонгук невесомо целует его в висок, прижимаясь к нему лбом — очень хочется. Поздний осенний рассвет будоражит как никогда — в глазах Чонгука бликами горит небо, и складывается впечатление, будто бы у него внутри пожар — Тэхён улыбается искренне, опустив голову, и волосы рассыпаются ему на глаза. Тэхёну кажется, что такой Чонгук – рассветный – никогда, совершенно никогда не умрёт и не покинет его. Ему однажды довелось видеть холодные и стеклянные глаза Чонгука, и как его тело покинула жизнь, сменив предсмертной грустью и смирением, безразличием. Чонгук раскалывался по частям и таял, но благодаря Тэхёну смог остановить, вообще-то, неотвратный процесс саморазрушения. Рядом с Чонгуком Тэхён чувствует себя защищенным, не смотря на то, что рядом с ним его тело и разум более уязвимо, чем когда-либо. Это было любовью. Это было непоколебимой стойкостью человеческого разума и детской наивности, львиной уверенности и напористости. Чонгук хотел сделать Тэхёна счастливым. Улыбка Тэхёна – Чонгукова звезда, освещающая путь в густой почти ощутимой тьме, тяжелым осадком остающейся на его плечах. Музыка плавно разливалась по комнате, тянущимися потоками обволакивала пустоту и заполняла мысли собой. Чонгук любил Тэхёна и приглушённые тона, грустную музыку и расслабление, шум моря; стук дождя об стёкла, когда бесцельно едешь в машине и наслаждаешься сыростью и захватывающим город туманом, хмурыми облаками, съевшими своей глубокой чернотой солнце, и погрязшими в лужах небоскрёбами. Тэхён смотрит на Чонгука и его полузакрытые едва подрагивающие веки, приоткрытый рот и незаметно вздёрнутые кверху уголки губ — смотрит на воплощение уверенности и спокойствия. Из колонок льются удушающее колкие слова, рвущий чувства бит, и Тэхён с трудом заставляет себя дышать. Неосознанно он сжимает ладонь Чонгука сильнее, с большей надеждой, и тот переводит тяжелый взгляд на него. Чонгук тоже улыбается, словно говорит ему — не бойся, не сожалей, не думай; ведь мы вместе — и глаза у него всё так же горят пламенным теплом и искристой верой. Солнце давно ушло куда-то за облака, и комната совсем помрачнела, сливаясь в однотонное серое пятно. Тэхён не умеет сдерживать чувства. Прижавшись к стене, они оба сидели на земле напротив окна, крепко держась за руки, переплетая пальцы. Тэхён ненавидел искусственные улыбки, поэтому Чонгук избавил его от этого. Тэхён терпеть не мог кислотного цвета вещи и обожал молнии, раскаты грома, от которых всё живое в нём сжималось в один маленький комочек, дрожащий от одновременно и страха, и восторга. Он поглаживал большим пальцем чужую ладонь и слушал бешеный стук не то дождя в окно, не то собственного сердца; но шум волнующегося моря он точно слышал в коротких односекундных перерывах между треками. Тэхён заботливо помогает Чонгуку одеть толстую и очень тёплую зимнюю курточку, дрожащими руками закутывает его огромным вязаным шарфом и аккуратно натягивает на волосы шапку, поправляя лезущую в глаза чёлку. Чонгук обувается в ботинки с мехом внутри и долго шнурует их, а Тэхён в это время переодевает белую толстовку на чёрную немного растянутую старую майку. Чонгук пускает тихий смешок, смущённо прикрывая ладонью рот, и доверчиво заглядывает тому в глаза. Он протягивает руку и Тэхён сразу же ступает ему навстречу. — Это наши Исландия, и… Тэхён перебивает моментально: — И Испания, - хриплым голосом заканчивает он. Пусанский пляж это, конечно, не совсем их мечта, но – но Чонгук улыбается, вроде как счастливо, а Тэхён смеётся с нелепо закутанного младшего и его больших, широко распахнутых глаз и мешающей чёлки. Тэхён первый делает шаг босой ногой в воду, и его тело пронзает ужас, а пальцы на ногах тут же сводит. Чонгук держит Тэхёнову ладонь. Намочив колени, первым издаёт всхлип Чонгук. Он кусает губы, борясь с подступающей истерикой, и делает уверенные шаги, не выказывая волнения. Волны бережно прикасаются к их телам, Тэхён борется с приступом тошноты, а дождь мелко моросит. Небо плачет вместо них — их слёзы высохли, как и завяли цветы души, не успевшие как следует зацвести. — Я люблю тебя, Тэхён. Увидимся в Испании, слышишь? – Чонгук задыхается ледяной водой, обхватившей сильными потоками его горло. — Я тоже люблю тебя, Чонгук, чертовски сильно люблю! До встречи в Исландии, мелкий! - надрывно кричит Тэхён, пытаясь перебить шум внезапно начавшегося ливня и поднимающихся волн, но, скорее — шум своих страхов. Чонгук смеётся, а потом захлёбывается.