***
Питер поймал такси и ехал по городу под убаюкивающие урчание мотора. Мимо проплывали огромные массивы зданий, людские потоки и автомобильные ряды. Питер смотрел на весь этот городской пейзаж дикими глазами и пытался понять: какой момент жизни он упустил. Сколько он себя помнил, то мало таких вот замечательных городских пейзажей повидал на своем веку этот репортер из захолустья. Нет, конечно, Сан-Франциско - город диско, боле-менее подготовил Питера к видам огромного города, но не особо. Посмотрев на резко остановившееся здания, парень минут пять пытался понять, что произошло. Да, перелеты действовали на него не очень хорошо и напрочь отбивали возможность думать. Вскоре, Стейлер понял, кто он, где, и что вообще тут творится. Окинув взглядом длинную пробку, юноша стал рассматривать здание, напротив которого таксист остановился. Это было обычное жилое здание. Искусно вырезанный фасад гармонично сочетался с невзрачным коричневым цветом. Не было никаких острых углов, так режущих глаз. Этот дом напоминал создание самой природы, ибо в ней нет никаких острых углов. Даже те же горы и камни имеют вполне закругленные вершины. Разве что зубы животных. Клыки, точнее. Но это у человека и животных. А человек - еще та ошибка природы. Ну, в общем, не считая философских дум на тему природы и неплохого фасада, то дом был не примечателен. Только вот, на третьем этаже на балконе… Питер не мог отвести взгляд от балкона третьего этажа и двадцать третьей квартиры, если быть точным. Оттуда, сверху, на него взирала блондинка с глубокими голубыми, смотрящими в душу глазами. И почему-то у Стейлера не было сомнений, что она смотрит именно на него. Ну, ему так хотелось думать. С учетом того, что особо буйных романов у него-то и не было. Хотя был один. Джейнис. В начале их романа он глазам своим поверить не мог: неужели такие изумительные барышни все еще бродят по этой планете?! Она понимала почти все его шутки, даже самые рискованные… Откровенно говоря, рискованные — в первую очередь. Так что в те дни они все время смеялись, как сумасшедшие. Она безудержно радовалась, открывая ему дверь, но не слишком огорчалась, когда он пропадал на несколько дней. В сочетании с очаровательной физиономией, умненькими глазками и независимым характером - это дорогого стоит! Все было действительно очень здорово, жизнь в ту пору казалась ему не просто сносной, а замечательной, он угрелся и расслабился, ел из руки и понемногу учился мурлыкать. Думал: может быть, вдвоем они, и правда, сумеют превратить человеческую жизнь в чудесное событие? Еще немного, и, глядишь, научился бы отвечать на этот вопрос не раздумчивым мычанием, а коротким, уверенным: «да». И вдруг однажды его подружка заявила, что они, дескать, прекрасно проводят время, но… Многоточие, как выяснилось, сулило Питеру многие знания о человеческой природе и, соответственно, многие печали. Он узнал, что в жизни его возлюбленной скоро должен появиться так называемый «настоящий муж». "Свободная любовь — дело хорошее, но", — стыдливо улыбалась она. — Женщине нужно думать о семье и детях". А его постоянное присутствие мешало осуществлению матримониальных планов. "Поэтому", — объяснили Стейлеру. — Они вполне могли бы продолжать встречаться, но реже. Чтобы дать любимой возможность заняться устройством своего счастливого брачного будущего…" Боюсь, он отреагировал на ее откровения, как настоящий инопланетянин. Можно подумать, будто услышал подобное заявление впервые в жизни! Но ему казалось, что его предали. Женщина, которой он верил, как самому себе, променяла его на какое-то абстрактное семейное благополучие и «бабский инстинкт размножения» — именно так он ей и сказал. Формулировка вышла, мягко говоря, не слишком корректная, но все остальные соображения по этому поводу звучали еще хуже, а молчать он никогда не умел… Теперь-то, задним числом, следует признать, что это был не самый бурный скандал в его личной истории. Случались обломы и посерьезнее. Но тогда, конечно, ситуация виделась ему совсем иначе. Да и вообще, зачем автору лезть в жизнь своего персонажа? Короче говоря, он ушел, демонстративно хлопнув дверью, отключил телефон и пару месяцев приводил себя в порядок. Все его романы рано или поздно кончались плюхой в таком же роде, мог бы и привыкнуть! За все надо платить: уж если ты решительно отказываешься принимать некоторые фундаментальные принципы человеческого бытия, будь готов, что рано или поздно окружающие перестанут принимать тебя самого. Они просто аккуратно извлекут тебя из своей жизни, как здоровый организм отторгает инородное тело во имя самосохранения… Но Джесика была не просто очередной симпатичной девушкой в череде его тогдашних коротких романов. Питеру казалось, что она была его хорошим другом и прекрасным исключением из всех мыслимых правил. Услышать от нее в точности то же, что и от всех остальных, — это был удар ниже пояса и какой удар! Он всегда был неисправимым идеалистом, удивительно еще, что он умудрялся прощать представителям рода человеческого ежедневные походы в сортир… Два месяца он пребывал в самодельном, наспех обставленном разрушенными планами и детскими обидами аду, но потом начал, наконец, приходить в себя. Вообще-то обычно он приходит в себя гораздо быстрее, но он принадлежит к самой живучей породе. Два месяца качественных страданий — это был его абсолютный рекорд. Но роман с Джесикой того стоил, во всяком случае именно так ему тогда казалось. Да, если бы Стейлер знал, какие воспоминания хлынут в его голову, он бы и не думал об этой блондинке! Ну, в общем, какие бы грустные не были фундаментальные законы природы и человечества, но Питера это не заботила. Единственное, что его волновало – это сон. Он просто хотел заснуть. И в какой-то момент, его глаза просто закрылись, но тьма не пришла – перед глазами все еще стояла улыбающаяся блондинка и балкон квартиры двадцать три. Сказать, что Стейлеру было хреново – это ничего не сказать. Начнем с того, что сон был просто на редкость поганый сон. Питеру снилось, что он наконец дорвался до статейки, но огромная толпа завистливых журналистов-конкурентов гналась за ним, чтобы отобрать ценнейший материал. Скажем так, этот сон не лучший. Так еще и поганое настроение. Нет, утро определенно началось очень плохо. Так же сиденье такси не было лучшим местом для сна. Ноги-руки-шея-спина-ичертегознаетчтоеще затекли и не хотели работать. Да и как голова, в принципе. Ну, и особую изюминку в этот восхитительный коктейль добавлял визг шофера, который бранил пробки, цены на бензин и свою прабабушку, которая была вредная и занудная! Ну, в общем, спустя пятнадцать минут, водитель пожелал доброго пути своему пассажиру, не подвернуть ногу, плюхнуться в лужу и не дать сдачу. Но он проделал это так стремительно, что у Питера и мысли не возникло, что что-то тут неправильно. Посетовав на злобных дядек из трущоб, Питер поплелся в сторону оживленной улицы, недалеко от которой должна быть больница. Боже, Стейлер был так зол, что самолично придушил бы каждого, кто скажет ему слово против того, что именно он должен брать интервью. Злые мысли кружились у него в голове, полностью занимая все пространство и выталкивая толковые мысли, коих было немного. В какой-то момент мысли маньяка-убийцы отступили и отдали тараканов в голове новому хозяину – инстинкту самосохранения. Штука довольно мощная. Но проснулся этот самый инстинкт из-за того, что Питер оказался черте-где. Знаете, люди думают, что если «городской» человек может ориентироваться в своем городе, то и в других он найдет путь задним числом. На примере с Питером у нас есть две проблемы: Первая: Стейлер СОВЕРШЕННО не мог ориентироваться в Сан-Франциско. Даже задним числом. Он не мог нормально пройти три квартала, чтобы не заблудиться. А тут новый город! Вторая: Питер был далеко не городским. Пригород - это не город. По сути, Стейлер вырос в частном доме где-то там, где кроме его родителей, людей нет вообще. Не самое лучшее детство для этого-самого Сан-Франциско. Основываясь на этих двух проблемах, да и фактах заодно, Стейлер сделал один вывод – он в заднице! В глубочайшей, просто в феерической! Единственное утешение было в том, что встречи с Дюрком как бы и нет. Он просто лежит и принимает сотни журналистов у себя в палате. Ах да, еще покуривает заодно. Ну, в конце концов, это же Дюрк!***
Кое-как взяв себя в руки, Питер поплелся в сторону, из которой приковылял. В принципе, Стейлер всегда любил пешие прогулки, они помогают привести в порядок мысли, поразмышлять о вечном и так далее. Но это уже что-то запредельное! Слишком много улиц, переулков и тому подобной ерунды! Плюнув на все, Питер резко свернул в темный проулок. Сердце вместе с третьим глазом, вторым сердцем, инстинктом самосохранения, шестым чувством и просто со здравым смыслом вопили во все свои глотки, что Стейлер – идиот, и чтобы этот идиот не перся сюда! Но Питер с глубокомысленным видом плюнул на все эти крики о его натуре и решительно продолжал идти по проулку. Ну, не особо и долго, на самом деле. Его остановил удар чего-то сильно в голову. И свет померк. Да и тьма. Вообще, мир стал похож на огромное количество белых мошек, смешанных с чем-то черным. И на этих радостных мыслях Стейлер провалился в небытие.***
В принципе, Стейлер был в порядке. Шишка не считается. Он сидел на чем-то твердом, облокотившись спиной на что-то не менее твердое. Вокруг шумели машины, в голове тяжелым набатом откликались крики прохожих, но не считая этого, Питер вычленил из общей атмосферы нечто новое, что-то… родное, что ли? Знакомое чувство заботы, ласки и тепла. Будто кто-то родной обнял и не отпускал долго-долго. Хотя, скорее родная. И тут Питер вздрогнул и попытался открыть глаза. Около него кто-то опустился, положил на глаза такую знакомую руку и опустил голову на плечо. - Не открывай глаза, милый. Пусть будет все так как есть. Голос! Будь Стейлер проклят - это Джейнис! Дыхание ускорилось, сердце тревожно застучало из груди, пытаясь выпрыгнуть из грудной клетки. Оно почувствовало родную кровь! Джейнис его! - Да-да, дорогой. Только твоя, – в этот момент Питеру послышался легкий смешок. – Только мы сейчас не обо мне. Чего ты так волнуешься насчет этой грешной встречи? Ты думаешь, он не захочет иметь с тобой дело? Ты думаешь, он тебя вышвырнет из палаты? Делай добро, милый, и… Ну, дальше ты и сам знаешь. Ладно уж, Пити, уже поздно, а мне пора. Удачи, любимый. Возвращайся скорее. Я-то скучаю, а ты не попрощался. В этот голосе Питеру послышались укоризненные нотки. И тут произошло самое несусветное чудо – Джейнис поцеловала его в щеку и бабочкой упорхнула куда-то в сторону. Резко открыв глаза, Питер огляделся, чтобы еще раз увидеть лицо его любимой. Ее рядом не было. Как бы долго Питер не искал Джейнис, ее нет. Только аромат ее духов витал в воздухе и легкий смех слышался совсем близко. Хотя Стейлер был уверен, что это только для него. Резко встав, встряхнувшись, Питер огляделся и направился в сторону больнице. На самом деле, он не имел понятия, где эта самая больница находится, но ноги сами несли его куда-то, а ногам парень доверял. Наверное, это и есть «инстинкт горожанина». И вот, спустя двадцать минут, Питер влетел ураганом в приемную палаты Дюрка. Если честно, то он мог так не спешить, ибо все равно перед ним столпилась огромная толпа курящих журналистов. Тут были журналисты ото всюду. Германия, Россия, Франция, Англия. Естественно, больше всего было журналистов от США. Ну, в этом нет ничего удивительного. С учетом того, что каждый журналист сидел в палате по часу, то Питер застрял здесь надолго. Очень надолго. Ну вот, спустя пару-тройку часов, Стейлер услышал: - Подойди сюда, мальчик. Голос принадлежал Дюрку. Как бы тело не было истощенно, но голос продолжал быть таким же сильным и волевым, как и раньше. Войдя в палату, за Питером закрылась дверь, и последнее, что услышали журналисты было: «Сейчас я тебе расскажу мою подлинную историю»…. Ну что же, Питер прославится. Благодаря его статье «Исповедь Убийцы мира», Стейлер станет популярнейшим журналистом и богатейшим человек. Вновь воссоединится с Джейнис и будет счастливо жить в наступающем Апокалипсисе. Конец