Maple Leaf

Дорога к поместью обернулась моей пыткой: гнетущее ожидание прекрасного обращало все неудобства дороги в кошмар наяву. Именно поэтому, как только верхушки крыш оказались в поле моего зрения, колени, не находящиеся больше под моей властью, начали судорожно трястись, что стало решающей стадией моего мандража. Я даже положил на них ладони, чтобы всего этого не заметил отец. Мы подъезжали все ближе. Высокие ворота отворили- более я не дышал. Никогда прежде я не видал столь красивого поместья: его крыша поглощала ослепительные лучи все еще жаркого летне-осеннего солнца и отливала ярким красным цветом. Фасад был выложен из светлого камня то ли бежевого, то ли светло-персикового оттенка, а белая мраморная лестница дополняла картину изысканностью... Проводя взглядом вверх по ступеням можно было ощутить задержку дыхания и предшествующую ей секундную остановку сердца. Эти ступени… Большой фонтан, который стоял прямо посредине двора, был изготовлен мастерами из мрамора, ровно, как и вход в здание. Невероятным удовольствием было наблюдать, как капли ведут себя живо, даже одушевленно: то как маленькие дети, резво догоняют друг друга, то подлетая в воздух, а затем вальяжно и медленно перемещаясь, сторонятся и объединяются с движимой массой. Смотритель оранжереи изрядно потрудился, лелея растения на клумбах под окнами дома. Бархатного цвета георгины, словно обессиленные от вальсирования по бальному залу девушки в роскошных нарядах, но уже готовые принять следующее приглашение на танец, кланяясь, роняли вниз свои пышные цветы. Пестрые астры радовали взор, а различных цветов флоксы вызывали у зачарованного зрителя небывалое восхищение. Садовник сгребал в золотую кучу опавшие листья клена, но шалун-ветер разносил их вновь по тропинке, ведущую в зимний сад, осыпая мужчину новой волной осенних драгоценностей. Отец помог мне спуститься с повозки, и именно тогда я понял, что нас уже ждали. На крыльце в ожидание выстроилась семья Андерсонов, приветливо улыбаясь новоприбывшим гостям. Мой отец уважительно и нежно кивнул хозяину и, взяв мою руку, потянул за собой. *** Они были именно такими, как я их себе всегда и представлял. Отец подвел меня ближе: - Здравствуй, Девон. Как любезно было получить от тебя приглашение. – начал Барт. - Я всегда рад твоему обществу. А как ваши дела, юноша? – мистер Андерсон перевел взгляд на меня и ласково улыбнулся. Улыбнулся настолько широко и искренне, что я не поверил, что человек, так по-доброму себя ведший при семье, мог так холодно и профессионально держаться на встречах. От него веяло добротой, а ясный взгляд тёмных глаз вызывал доверие, призывая к ответной улыбке. Черты его лица были немного грубыми, но красиво подчёркнуты смуглой кожей. Чёрные, как смоль, волосы были аккуратно уложены. Одет он был вполне со вкусом, так как состояние позволяло убраться по последнему писку моды. Темный пиджак со вставками на локтях из дорогого вельвета подчеркивал его стройную фигуру и, казалось, делал плечи еще шире, нежели они были на самом деле. На фоне семьи он казался выше (хотя в нем не было более чем 5 футов и 3/4). Вивьен Андерсон держалась справа от мужа. Как и супруг, она вся светилась от доброты, а мелкие морщинки в уголках глаз выдавали ее радостный нрав. Это была милейшая мадам с изысканным вкусом и безумной страстью к воспитанию и нравоучению. Но несмотря на все ее желание выглядеть строгой, любая нечаянно пущенная шутка могла в раз стереть с ее лица строго опущенные брови и разгладить морщинки между ними, а тесно сжатые губы расплылись бы в жизнерадостнейшей улыбке, открывая окружающим сияющую жемчужную улыбку. По левую руку от мистера Андерсона стоял их сын Блейн. Прежде, я никогда не видел юноши красивее. Он был безумно похож на отца, но в тоже время полной его противоположностью: в его темных глазах не было той великой радости, как в отцовских, а красиво уложенные волосы, казались еще темнее, милые кудряшки, унаследованные от матери, придавали всему неизбежную прелесть. Он держался холодно, будто это всё его никак не касалось, в то время, как его родители вели оживленную беседу с моим отцом, раз за разом спрашивая меня всякие нелепости. Несмотря на то, что я был еще ребенком, такое отношение к себе я не особо жаловал. Я пытался говорить по-взрослому, но это всегда сводили на милость. - Бартоломью, дорогой, пройдем же в дом. Сантана верно уже подала на стол. – и мистер Андерсон, взяв моего отца за плече пригласил нас внутрь. Обед был просто волшебным. Сантана, старая кухарка семьи Андесонов, потрудилась на славу. Она не отличалась особой добротой, но на десерт я получил на один шарик мороженного больше. После десерта мужчины удалились в бильярдную, а миссис Андерсон, усадив меня к себе на колени, принялась со мной беседовать. Но общаться с ней было просто невозможно. На каждую рассказанную мной историю о моих приключениях в старом городе, я слышал миллион про маленького Блейни. Она говорила о своем сыне с такой досадой, будто бы он был не в соседней комнате, а на другом континенте, однако такая ее забота о сыне, говорила о том, что она любящая и прекрасная мать. Когда же я, наконец-то, сумел сбежать от этой милой мадам, я, руководствуясь своим ребячьим любопытством, направился изучать поместье. Пройдя вниз по широким ступеням, я оказался в длинном коридоре с высокими потолками. Там было достаточно темно. Солнце начинало катиться к закату, и лучи уже не освещали эту часть дома. Но я не замечал сумерек, я был словно в пелене прекрасного. Картины… Полотна, пейзажи, портреты, натюрморты – здесь было столько картин! Я был очарован, обескуражен прекрасным, что даже не заметил, когда ко мне подошел Блейн. - Понравилась какая-то? – спросил он тихо. Я очнулся и вздрогнул. - Я не видел ранее так много картин в одном месте. Ваша семья видимо отлично разбирается в искусстве? – я пытался говорить серьезно и по-взрослому. Я не хотел, чтобы и ОН обращался со мной, как с ребенком. Но он даже не подумал об этом, и ни капли не удивился моему «взрослому» тону. - К сожалению, нет. Эти картины покупал мой дедушка. Он был большим ценителем. Мог говорить о них часами. А больше всего он обожал разгадывать их тайны. Я немного вопросительно посмотрел на него. - Какие могут быть тайны у картин? Они же не живые. Это у людей полно тайн. Некоторые даже бывают такие мерзкие, настолько, что удивляешься, как человек может спокойно ходить по земле, жить, заводить семью и носить в сердце такое! – я говорил так важно, будто бы сам когда-то сталкивался с подобным или носил столь большую тайну. Но он слушал, не перебивал меня на протяжении всего моего монолога. А когда я закончил свой «подтвержденный моим долголетним опытом» рассказ, он, не проронив ни слова, подошел ко мне и протянул руку. Я не знал, что он от меня хочет, но что-то меня к нему тянуло, и я не стал бежать, а послушно положил ему на руку свою крошечную ладонь. Мы шли мимо больших комнат с высоченными расписными потолками и свисающими вниз канделябрами. Солнце бликами било в глаза сквозь стекла-витражи. В конце длинного коридора мы остановились. Я все еще не понимал, что происходит, но с нетерпением ждал его объяснений. - Когда я был такой как ты, а может и еще меньше, я часто приходил сюда с дедушкой. Мы могли провести здесь весь день. Это было НАШЕ место. – Блейн отворил стеклянную дверь, которая вела на задний двор. Я пристально смотрел на него все время и удивлялся: «Мне казалось, он никогда не улыбается. Но его улыбка так прекрасна» - думал я тогда. Все же интерес заставил меня повернуть голову и оторвать взгляд от Блейна. Он пошел вперед и поманил рукой за собой. Я повиновался. По протоптанной временем тропинке мы пошли вниз по склону и зашли в рощу. Здесь была настоящая осень. Окрашенные в желтые и красные цвета, стояли клены, роняя свои листья от малейшего дуновения ветра. Под одиноким деревом находилась каменная скамья, полностью присыпанная листьями. Мы пошли дальше. Я нарушил тяготящую тишину. - Здесь так красиво! Вы часто здесь бываете? - Честно, я не был здесь 5 лет, как раз после смерти дедушки. – Огонек в его глазах немного поблек, но в тот же миг разгорелся с новой силой. - Простите, я не хотел вам напоминать… - я чувствовал себя неловко. Больше всего на тот миг я не хотел причинять боль именно ему. - Не беспокойся, я сам позволил себе напомнить. - Он громко вздохнул и подошел к скамье. Быстрым взмахом руки он скинул гору листьев на землю и жестом предложил мне расположится рядом с ним на скамейке. - Знаешь, я очень любил своего деда, и, наверное, до сих пор люблю. Он умер, когда мне было 11. Я очень трудно переживал его смерть. В буквальном смысле слова, я просто погрузился в себя. Ни с кем не разговаривал, не выходил из комнаты, не покидал поместье год! Ясное дело, что я насильно пытался забыть дорогу сюда. Слишком больно мне вспоминать о дедушке. Он был лучшим человеком в этой семье, а может, и во всем мире. - Должно быть, ваш дед был действительно хорошим человеком, раз вы так о нем говорите. Но, а как же ваша мать, миссис Андерсон? Она так тепло рассказывала мне о вас, о вашем детстве. Мне показалось, она прекрасная мать. - Это так, но у меня с ней не так много общего, как было с дедом. Ее целью всю жизнь было только мое воспитание. Я болтал ногами, сидя на скамье, и с интересом слушал его. Он рассказывал о себе, о том, что его интересовало, а мне хотелось знать о нем все, абсолютно все. Я ловил каждое слово Блейна. *** Солнце уже почти превратилось в красное пятно на горизонте. Мы сидели на скамье и прислушивались к роще: где-то упал лист клена, где-то пролетел ворон. Все было таким прекрасным, и, казалось, ничто не могло нарушить этой тишины и покоя. Внезапно поднялся ветер и осыпал нас листьями. Где-то вспорхнула испуганная птица. - Ты еще не замерз? Мы уже долго на улице. Может вернемся в дом? – Блейн ласково спросил меня. Как же приятно было слышать заботливые нотки в его голосе. Я повернул голову, чтобы ответить и звонко рассмеялся. Юноша предо мной сидел в недоумении. - Эм, прости, я сказал что-то смешное? – он не понимал в чем дело и выглядел слегка потерянным. Я залез с ногами на скамью и стал на колени, а затем потянулся к волосам Блейна. Он смутился, однако, когда я отстранил руку расхохотался так же, как и я. Оказалось, что после листопада один клиновый лист запутался в волосах Блейна. Теперь же я вертел его в своей ручке. Парень взял мою руку с листиком: - Оставь себе листик, он будет… - … напоминать мне о вас. – дополнил я и одарил его улыбкой.