Шахерезада

      — Введите его.       Офицер японской Императорской армии, Сёкудайкири Мицутада, с интересом пронаблюдал, как в его личный кабинет втолкнули непокорного яванца. Уже больше года длилась операция по освобождению восточных территорий от власти европейских колонизаторов, однако всё еще находились личности, которых не устраивал установленный порядок. Япония оставила Голландской Ост-Индии их культуру и верования, освободила от гнёта Нидерландов и поощрила освобождённых борцов за свободу, а они в благодарность переключили свой гнев на спасителей.       Яванец был едва ли младше Мицутады, но его глаза выражали такую жажду отомщения, что стоило только загасить её в одном бунтаре, так она тут же с новой силой вспыхнула бы в сотнях других. Сёкудайкири уже не первый раз встречал этот взгляд, поэтому с достоинством выдержал его.       — Оставьте нас.       Он жестом показал стражникам на дверь, не отвлекаясь от созерцания своего гостя.       — Что с тобой делать будем, Окурикара?       Уже не раз этот смуглый юноша не подчинялся распоряжениям, отказываясь выполнять указания японцев. Мицутаду очень забавляло общество пленника, и он снова и снова вызывал его за каждый малейший проступок к себе. И каждый раз Окурикара только с вызовом смотрел на него и молчал.       — Садись, чай будешь?       Никакой реакции. Пленник продолжал хранить молчание.       — По-хорошему ты не хочешь? Почему? Тебе нравится, когда тебя бьют?       Мицутада уже терял остатки терпения. Он не мог не признать силы молодого человека, стоящего перед ним, и это раздражало еще больше. Однако, Сёкудайкири смог найти некоторые рычажки управления, которые действовали и на Окурикару.       — Я придумал наказание, Окурикара, оно прекрасно тебе подойдёт. Если хочешь жить, то ты будешь говорить. Будешь моей Шахерезадой. Ты знаешь какие-нибудь арабские сказки? Или сможешь развлечь ещё чем-то? При всей моей симпатии к тебе, но смазливая мордашка не может долго смягчать неприятное впечатление от твоего ослиного упрямства.       — Кретин безграмотный, — немедленно послышался лаконичный и безапелляционный ответ. Мицутада гаденько усмехнулся, он знал, на что давил. Повстанец всегда остро реагировал, если его причисляли к другим национальностям. Сёкудайкири находил это милым. — У тебя совсем плохо с географией? Глаза протри, чем я похож на арабскую женщину?       Мицутада ликовал — Окурикара повёлся на такую простую уловку, как ребёнок. Затея нравилась Сёкудайкири всё больше. Он начал сужать круги, ходя вокруг своего пленника, как волк вокруг жертвы. Особое удовольствие Мицутада нашел в мимолетном испуге, отразившемся в честных, выразительных глазах Окурикары, когда он подошёл почти вплотную, взводя курок верного револьвера и утыкая дуло между рёбер пленника, немного слева.       — Я лично подписывал бумагу о твоей амнистии, после того, как Голландия признала тебя преступником только за твою гражданскую позицию, а ты не хочешь в благодарность мне даже сказку рассказать?       — Вы все такие идиоты? — Окурикара мгновенно взял себя в руки, тихо смеясь в лицо Мицутаде. Тот, видимо, со всеми своими причудами, надоел ему не меньше, чем тюремная камера и этот кабинет, в который его приводили и голландцы, и японцы. — Я расскажу тебе чёртову сказку, и ты отстанешь? Как дитё малое, в самом-то деле!       В эту игру можно было играть вдвоём, и Мицутада понял, что его вызов принят. Окурикара стал вести себя спокойнее и, вырвавшись из цепких пальцев Сёкудайкири, опустился на удобный диванчик.       — Ты хотел сказку, так не стой столбом, а садись и слушай, — Мицутаде понравилось перераспределение ролей, и он послушно опустился в своё кресло, стараясь слушать не перебивая. Внимать тихому голосу пленника было действительно приятно. — Жил когда-то в этих краях юноша по имени Манимпорок. Он был очень трудолюбив, умел работать в поле и знал все леса в округе, как ты бы знал комнату в шесть татами. И с той поры, как он научился держать в руках различный инструмент и ставить ловушки на зверей, семья его не знала голода. В его владениях раскинулась вскоре большие сады с плодовыми деревьями, и вскоре он заметил, что большая птица повадилась в полдень лакомиться плодами его трудов. Птица была невероятно красивой, а у Манимпорока было очень доброе сердце, он не стал прогонять птицу, но когда та была увлечена трапезой, схватил её. И обратилась она к нему человеческим голосом с просьбой не убивать её, а лучше снять с её лапы кольцо. Манимпорок послушался её, и обратилась птица в прекрасную деву. Остолбенел Манимпорок, а когда пришел в себя, тут же поклонился ей в ноги и извинился. Прекрасная дева приняла его извинения и предложила ему стать её мужем. Манимпорок мигом надел кольцо, и девушка стала его женой. Он назвал ее Вулан-Каленоан, что значит «полная луна». Повел он Вулан к себе в дом, а потом устроил большой пир, и они зажили вместе. Манимпорок не мог нарадоваться на молодую жену, которая всегда была вежлива, верна и не только красива, но и умна. Вулан оказалась еще и настоящей мастерицей. Однажды в гости к Манимпороку пришел его приятель по имени Мерентек. Красота Вулан, которую он видел в первый раз, поразила Мерентека, но еще больше он восхищался ее трудолюбием. И задумал тогда Мерентек недоброе. Позвал он Манимпорока с собой на охоту и через пару часов незаметно отстал от него, скрывшись в чаще, а потом вернулся назад в хижину Манимпорока и сказал его жене, что приключилась с её супругом беда и надо его спасать. Так коварному Мерентеку удалось обмануть Вулан и похитить ее. Поняла девушка, что человек, называвший себя другом ее мужа, — обманщик, но притворилась, что следует за ним по доброй воле, ведь тот мог и убить ее.       — Это подло, — перебил повествование Мицутада, подперев щёку ладонью.       — Мерентек считал, что так будет лучше и ему и Вулан, хотя понимал, что на деле выгоду получит только он сам. Япония и Голландия делали так же. Политика многих стран строится именно на таких подлых суждениях, — отозвался Окурикара и продолжил: — К вечеру Манимпорок возвратился домой и увидел, что его хижина пуста. Стал он повсюду искать Вулан, но ее нигде не было, и тогда Манимпорок догадался, что это Мерентек похитил его супругу. День и ночь искал он свою жену по селениям и лесам, но всё было напрасно. Вскоре, потеряв всякую надежду, остановился отдохнуть в лесу и нечаянно повернул кольцо на пальце. Выскочил из-под корней дерева лис и сказал, что та, кого ищет Манимпорок, похищена Мерентеком и спрятана на острове Татанаан. Пошел тогда Манимпорок просить помощи у своего дяди Лоломбулана. Лоломбулан взял два красных плода растения куркумы и наказал птицам небесным отнести их Вулан. Когда Вулан увидела плоды, она сразу все поняла и попросила Мерентека разжевать их, чтоб могла она натереть ими болящую поясницу. Мерентек стал жевать плоды красной куркумы, опьянел от них и крепко заснул. Манимпорок и его дядя Лоломбулан плыли вслед за птицами в лодке на остров Татанаан. Когда Мерентек заснул, они отыскали его, связали его и взяли с собой. Очнулся Мерентек, когда уже было поздно: обманутым оказался сам обманщик. Лоломбулан собрал односельчан, привел к ним Мерентека и рассказал о его поступке. В наказание односельчане натерли Мерентека красным перцем, избили его и провели по всей деревне.       — Жестоко, но справедливо. Считаешь, что наша миссия провальна?       Мицутада с интересом следил за рассказчиком. Окурикара спокойно смотрел на него в ответ:       — Ты зря теряешь время, вы все его бездарно тратите. В сказке об этом не было ни слова, ты заметил? Но, тем не менее, ты понимаешь, что тоже посягаешь на чужое, как и ваши европейские союзники. В этой ситуации даже Голландия оказалась умнее Японии.       — Я понял, что ты хочешь сказать. В следующий раз ты не мог бы припомнить историю повеселее? — Сёкудайкири Мицутада состроил жалобную гримасу и повысил голос, чтоб его могли слышать в коридоре, сразу становясь собранным и серьезным:       — Эй, ребята, уведите его.