Только ты, всегда ты

Опять этот невыносимый бибикающий звук. Должен признаться, я ненавижу рано вставать. Каждый день в шесть утра я с трудом поднимаю свое тощее никчёмное тело с кровати и заставляю его делать все эти ненавистные вещи. Быстрый душ, быстрый завтрак, быстрый выход в метро. Эти вещи проходят настолько стремительно, насколько возможно, потому что я хочу чтобы всё это поскорее закончилось. Я ненавижу утро так же, как я ненавижу рано вставать. Не понимаю, что люди находят в рассвете? Правда, ведь некоторые недоумки искренне восхищаются этим явлением, называя его прекрасным подарком свыше. Ой, умоляю. Рассвет прекрасен только тогда, когда ты всю ночь проводишь вдвоём с бутылкой Джека Дениелса. Тогда да, рассвет кажется просто доброй милой сказкой, ведь это последнее что ты видишь перед сном. Но наблюдать это исчадье ада каждое утро – убейте! Что я еще ненавижу – это метро. Его придумал дьявол, этого нельзя отрицать. Я даже слышу его мерзкий смех, когда к нему пришла идея об его создании. Я вас уверяю, метро - это самое ужасное место на Земле. В метро я никогда не ездил сидя. Потому, что каждый раз, как я сяду, вокруг меня собираются эти старые ведьмы с приказом освободить место. Я ЧТО, ОДИН ВО ВСЕМ ПОЕЗДЕ? Как же я ненавижу эти убитые лица вокруг себя. Поэтому в метро я всегда ездил стоя лицом к двери выхода. Во-первых, так я мог видеть только свое отражение и больше ничего, во-вторых, так мне предоставлялась возможность быть первым из тех, кто покинет этот ад. Хотя даже собственное отражение меня никогда не радовало. Я и так не считал себя красавцем, а эти отекшие круги под глазами от недосыпа точно не придавали мне привлекательности. Каждый день полтора часа мне надо проводить время среди этих отбросов. Нет чтоб найти работу поближе к дому или купить квартиру поближе к работе! Что вы, да как я смею? Это же, мать его, элитный район, и мать её, высокооплачиваемая работа! На машине? Не смешите! Нет, машина у меня есть, но она только для того, чтобы показывать всем и говорить, что она у меня есть. Я ей особо не пользуюсь. Тогда бы мне пришлось вставать в три утра, чтобы более-менее успевать на работу. Чертов мегаполис! Но я готов проводить своё время в этом невыносимом месте, ради лишних пары часов сна. Как же я себя ненавижу. Ненавижу за то, что живу в этой противной роскоши, с деньгами, но без любви и с кучей ненависти. Ненавижу свою жизнь. Нет, я никогда не задумывался о самоубийстве. Я не из этих эмо подростков, кто обещает покончить с собой с такой частотой, с какой люди появляются на свет. Я даже настолько ненавижу свою жизнь, что продолжаю жить, не давая этой гадкой стерве себя сломать. Еще я ненавижу метро из-за этих вечных давок. Это место даже физически пытается вас раздавить. Но во время одной из таких давок я ощутил, что кто-то трется об мою задницу. Сначала я подумал, что это случайность, и мне это показалось. Но движение повторилось. Я замер. Я боялся посмотреть назад, держа взгляд на своём отражении. В поезде было темновато, и я не мог разглядеть того, кто бы это мог делать. Несколько секунд ничего не происходило, но тут кто-то нежно сжал мою правую ягодицу. Я резко обернулся – никого. Я уже подумал, что схожу с ума. Я вздохнул, и кто-то игриво шепнул мне на ухо: «Только не говори, что тебе страшно». Я абсолютно растерялся. Да, мне было страшно, но ему я этого не сказал. Я снова ощутил теплую руку на том же месте. Она медленно стала переползать с зада и начала поглаживать мой член через брюки. «Я чувствую, как ты дрожишь», - голос опять вернулся, только теперь он стал страстным. Я просто не знал что делать. Я мог оттолкнуть его руку и выйти, возможно накричав на него. Но хотел ли я этого? Черт побери, Мэттью, о чем ты думаешь? Вокруг тебя толпа людей, а тебя кто-то нагло лапает! Не говори, что тебе это нравится, ты, извращанец! Тут я уже ощутил тепло от всего тела на своем заду, а его рука поползла в брюки. О, черт, надо что-то делать! «Расслабься, тебе понравится. Я обещаю», - прошептал голос. Не знаю почему, но я расслабился. Сзади меня мог быть совершенно ненормальный больной человек, который развлекал себя тем, что трогал людей в общественных местах. Но что-то заставляло меня думать, что именно он хотел делать это только со мной. Из-за этой мысли я позволял ему трогать себя. И я бы не сказал, что мне это не нравилось. Через некоторое время моя эрекция заявила о себе. «Такой большой и твердый. Именно таким я тебя представлял в моих самых невероятных фантазиях. Как же я хочу схватить его своими губами». Тут я тихо простонал. Его рука мягко водила вверх-вниз по моему члену, а его собственный упирался прямо в меня. До меня дошла мысль, что он даже мог оказаться одним из моих знакомых, который хотел так надо мной подшутить. Но все мои друзья остались в родном городе, тут я ни с кем толком и не общался. На работе друзей находят только больные психи. Работа – то место, где тебя могут унизить или подставить при любой возможности по пути «наверх». «Тут немного душно. Ты вспотел», - словно теплый бриз пронеслось около моего уха. Он стал посасывать мою шею, рука стала двигаться интенсивнее. Но внезапно он убрал её, так и не доводя меня до кульминации. Да он дразнить тебя! Ты грязный ублюдок! Тут я увидел перед глазами чьи-то пальцы, его пальцы. «Соси», - твердо и тихо сказал он. И я послушался. Да что же ты делаешь, мать твою?! Его пальцы стали медленно спускаться по моей заднице вниз. Я почувствовал его указательный палец около моего ануса. Он чуть-чуть надавил, и я вздрогнул. Я ощутил нежность и заботу, с которой он касался меня. Ожидание было невыносимо. Моё тело молило, чтобы он двинулся пальцами глубже. И он так и сделал. Я тихо застонал от удовольствия. Ты гей, Мэттью! Ты этого ещё не понял? Ты гей! Педик, гомик – называй, как хочешь, но тебе не избежать этого. Не стыдно? Родители тебя не так воспитывали! Он просунул второй и третий пальцы. Я не выдержал и простонал чуть громче. «Ты прекрасен. Как невыносимо тяжело было ждать, чтобы ощутить тебя изнутри. И это было не напрасное ожидание, ты идеален». Я даже не знал, как на это реагировать. Небольшая дрожь пробежала по моей спине. Он настигнул своими пальцами мою простату, и я больше не мог сопротивляться. «Трахни меня», - это была скорее просьба, мольба, чем приказ, свалившаяся с моих губ. Не знаю как, но я мысленно увидел его улыбку. Он достал свои пальцы, и я услышал, как он их облизал. «Ммм твой вкус божественен, мой ангел. Ты не представляешь, как долго я этого ждал». Он расстегнул мои брюки, они слега приспутились, и моя твердость наконец вышла на свободу. До меня дошел звук расстегивающейся молнии его брюк, и я положил руки на дверь поезда, ожидая. Перед тем, как войти в меня, он прошептал: «Я никогда ни с кем этим не занимался. Никогда. Я ждал тебя. Я верил, что мы встретимся. Я верил, что я снова тебя увижу. Я знал, что ты откроешься мне. Ни с кем не хотел, кроме тебя. Только ты, мой дорогой». Я хотел ему сказать, что у меня никого не было тоже, но тут я почувствовал его. Это ощущение заставило меня вспомнить о временах, когда мне было только семь лет… По-соседству со мной жил очень милый блондинистый мальчик. Он был первым моим настоящим другом. Все ребята во дворе считали меня странным, а он наоборот говорил, что я ему нравлюсь из-за того, что не похож на других. Он был примерно на год старше меня, поэтому он заступался за меня, запугивал моих недругов, не давал в обиду, угощал конфетами. Мы всегда друг у друга ночевали. Очень часто проводили время вместе. Даже слишком часто. Я никогда не замечал и не думал, что это странно или аморально. Он предлагал мне конфеты или другие детские радости жизни за мелкие шалости. «Я дам тебе этот леденец, если ты поцелуешь меня». И я целовал его, и я ел этот леденец, и был бесконечно счастлив. Глупый ребенок. Я даже и не знал, что всё это значило. Однажды, когда он у меня ночевал, мы лежали в одной кровати, а его голова была почти между моих ног. Он меня щекотал, мы смеялись, а потом он невинно спросил: «Если я дам тебе огромный шоколадный торт, который мама испекла, ты мне разрешишь себя поцеловать туда?» Я никогда его не винил, даже когда осознал, что он со мной делал. У него было трудно детство: отец часто пил, мать блудила с непонятными личностями. Его родители всегда ругались, дело доходило до драк, поэтому он часто сбегал ко мне. Мы даже мечтали о том, что уплывём на огромном корабле далеко-далеко, где будем только мы вдвоём и больше никого. Туда, где рай на Земле. Через год родители его развелись, и он уехал с матерью. Куда, я точно не знаю. Мне было грустно, мне было невыносимо одиноко, мне хотелось уехать с ним. Помню, я бежал за этим чёртовым автобусом. Я молил, что бы он сломался, или у него лопнула шина, или кончился бензин. Все то тепло, что дарил мне этот маленький блондин всего за год нашей дружбы - никто мне столько не дарил в течение двадцати лет моей последующей жизни. Но я внезапно ощутил это тепло от незнакомца сзади меня. Я интуитивно доверился ему и был прав. Прилив бесконечной радости накрыл меня, я хотел кричать от этого, хотел кричать от наслаждения, что он мне давал с каждым толчком. Я совершенно забыл, что я был в поезде метро и вокруг меня люди, мне было абсолютно все равно. Я даже хотел, чтобы на меня смотрели. Чтобы видели, как я счастлив, и завидовали. Я стал искать его руку, схватил её и положил наши руки себе на член. Он все еще оставался влажным от его недавних прикосновений. Меня стало заносить за край, я чувствовал, что то самое ощущение рядом, то ощущение, которое я никогда до этого не испытывал, то ощущение, которое невозможно передать словами. Я увидел звезды и, через пару секунд, когда очухался, я заметил белое пятно, что оставил на двери поезда. Мои ноги ничего не чувствовали, мне хотелось упасть. Но меня держала мысль, что пришел его черёд. Я страстно мечтал поцеловать его, я страстно хотел видеть сейчас его глаза, я страстно желал видеть его лицо, когда он… Мои мысли оборвало ощущение чего-то горячего и приятного, вылившегося в мои недра. Я закрыл глаза и услышал его шепот: «Мой прекрасный Мэттью, я люблю тебя». Он поцеловал меня в ухо и исчез. Тут я внезапно вернулся к реальности. Я был со спущенными штанами, а семя любви все еще стекало по двери. Я натянул брюки и, чего никогда не делал за последние двадцать лет, я улыбнулся. Я улыбался, слёзы радости настигли меня, и только одно имя было, как клеймо, отпечатано на моем сердце, и оставалось на моих губах: «Доминик».