Гроза

      Огромный вороной конь с лёгкостью нес хоть и изящного, но очень высокого всадника по каменистой равнине. Острые копыта высекали искры из камней и оставляли в них устрашающе чёткие следы, словно во влажной глине.       Мало кто решался забредать во владения Змея Горыныча, но этот всадник не боялся великого и могучего хозяина, более того – рассчитывал на весьма тёплый приём. Однако у погоды оказались на сей счёт свои планы. Невесть откуда налетел ветер. Холодный, резкий и злой, он подхватывал мелкий сор с равнины и отчаянно швырял во всадника и его коня, безжалостно трепал вороную гриву и пытался сорвать тяжёлый плащ с плеч наездника. Тот пригнулся к мощной шее жеребца, и пришпорил животное, и без того упрямо борющееся со стихией.       Воздух потяжелел от сырости, и всадник резко выругался на неизвестном, но певучем языке. Сжав острыми коленями бока коня, он натянул капюшон на голову. И весьма вовремя – первые тяжёлые капли разбились о камни равнины ещё до того, как впереди показалась высокая и тёмная скала, ощетинившаяся многочисленными уступами.       Через мгновение вода с небосвода полилась потоками. Словно это не дождь, а водопад. Если, конечно, бывают косые водопады, чьи струи сносит шквальным ветром.       Острые копыта коня скользили на мокрых камнях, прежде чем глубоко впечататься в их твёрдую поверхность, а сам зверь, равно как и его наездник, не видел дальше собственного носа. Тем не менее, всадник настойчиво направлял коня к узкой горной тропке, настолько крутой, что и в хорошую погоду мало кто рискнул бы подняться по ней.       Вороной жеребец, прижав уши и раздувая ноздри так, что, казалось, из них вот-вот повалит дым и огонь, упрямо поднимался по тропинке шаг за шагом. Ветер не унимался и предпринимал всё новые попытки сбросить всадника если не с конём, то хотя бы с коня. Жеребец же только зло хрипел, раздувал ноздри и прижимался к отвесной скале.       Когда всадник въехал в пещеру, его оглушила тишина. Рёв стихии остался снаружи, как и щедрые потоки воды. С лощёной шкуры коня тонкими струйками поднимался вверх пар. Всадник сбросил с головы потяжелевший капюшон, открывая черноволосую голову и острые уши с многочисленными серьгами. Шаги успокоившегося коня гулко отражались от стен пещеры, а мощные копыта больше не оставляли следов в камне. Эта скала была больше, чем просто гора. Равно как и эта пещера была вовсе не обычной дырой в горной породе.       Налетевший из-за поворота вихрь сбил-таки наездника с коня. Впрочем, сразу же подхватил и закружил.       - Поставь уже, - прохрипел гость, дёргаясь в крепкой хватке.       Вихрь остановился, приобретая облик высокого и крепкого мужчины с огненной шевелюрой и золотыми глазами.       Перепончатые уши и чешуйчатая кожа очень шли их обладателю, равно как и дерзкая клыкастая улыбка.       - Вот уж не думал, что ты сегодня приедешь, - жарко прошептал Змей и впился в губы Кощея жадным поцелуем.       Огненный темперамент Змея всегда неудержимо рвался наружу, когда в небесах полыхали молнии и разносились раскаты грома. И Кощей очень любил такую погоду.       Конь выразительно фыркнул и, громко цокая копытами, ушел в левый проход, ведущий к конюшне, где его уже дожидалось ароматное сено, ведро отборного овса и бочка с ключевой водой.       Ни Змей, ни Кощей не заметили ухода ехидной скотины, слишком занятые друг другом. Слегка утолив первый голод, Змей подхватил любовника на руки и вихрем понёсся в спальню. У Кощея зарябило в глазах от череды мелькающих пещер, обставленных, он знал это, с ужасающей роскошью.       Огромная перина мягко приняла в свои объятия брошенное тело Кощея, и тот с наслаждением раскинул руки, глядя на срывающего с себя одежды Змея. Он знал это великолепное тело до последней чешуйки, но по-прежнему не мог налюбоваться им. Жаркий взгляд золотых глаз заставил громко сглотнуть и нетерпеливо дернуть рубиновые пуговицы. Змей навалился сверху, не дав толком закончить. Обнял-обхватил сильными руками, вжал в ложе и снова поцеловал жадно, жгуче, яростно.       В пещере не было слышно грозы, но она была тут, рядом с Кощеем. Кипела, неистово клубилась в крови и увлекала на дно золотых глаз. Когтистые пальцы задрали полу длинного одеяния до самой груди, открывая затянутые в узкие штаны стройные ноги. Отчаянно взрыкнув, Змей просто разорвал мешающую ему ткань и прижался губами к обнажившемуся бедру. Кощей вскрикнул от поцелуя больше похожего на укус, а Змей, оставив недвусмысленную метку, уже жадно вбирал в себя восставшую плоть. Стон Кощея расплавленным металлом влился в перепончатые уши. Змей почти ослеп от охватившей его страсти. Ткнувшись двумя пальцами между разведенных ягодиц, он убедился, что его готовы принять, и навалился сверху. Кощей жарко выдохнул в шею нетерпеливому любовнику и вцепился в синюю жилку зубами, почти прокусывая бронированную шкуру. Двойной стон метнулся к потолку пещеры и затрепетал, насаженный на острые сталактиты.       Кощей метался по шёлковым простыням, скулил от наслаждения и отчаянно мотал головой. Длинные пряди его волос потяжелели от пота и штрихами чёрной туши рассыпались по постели. Змей восхищённо выдохнул, продолжая раз за разом врываться в это обманчиво хрупкое тело, чья красота и страсть не имели себе равных.       Гроза бушевала над мрачной скалой, бессильно метала молнии в тёмные камни, обрушивала нескончаемые потоки воды, но твердыня оставалась глухой к ярости стихии. Но внутри скалы её хозяин был столь же неистов и неутомим. И даже когда буря стыдливо помчалась прочь от несокрушимой цитадели, Змей продолжал гореть безумным огнём страсти. Его бессмертный любовник охрип от стонов и едва не обломал острые ногти о бронированную шкуру, но просил ещё, кривя искусанные губы в призывной улыбке. И только когда гордая голова бессильно поникла, Змей перестал терзать Кощея своей неутолимой страстью.       Обняв уснувшего любовника, Змей бережно провёл ладонью по влажным волосам и запечатлел на высоком и чистом лбу почти целомудренный поцелуй. Как бы ни велика была страсть Змея, в его сердце оставалось место и для других чувств.