Ледяные сны

      Король-лич пал.       Но кому-то этого было мало.       Кто-то надругался над телом, зверски изрубив его мечом. Или чем-то ещё, тяжёлым, но тупым: шея трупа была разрублена не с первого удара, и лохмотья замёрзшего мяса нелепо топорщились под задранным вверх подбородком.       Крови почти не было. Она вся пролилась на камни раньше, когда умирало человеческое тело. Тёмная, почти чёрная лужа уже давно стала льдом, на котором чуть проскальзывали подошвы сапог. Стараясь не оступиться, Джайна подошла ближе, тяжело опираясь на посох.       Отрубленная кисть валялась чуть в стороне, и волшебница принесла её, прижимая к груди. Кровь, от тепла засочившаяся из чистого среза, безнадёжно замарала ткань платья, перепачкала её собственную кожу, но Джайна не замечала этого. Куда делась латная перчатка, она не знала. Бережно погладив скрюченные пальцы, она положила отрубленную руку на грудь мертвецу, чуть прижала, так что белёсые пальцы расправились, вжимаясь в покорёженные латы. Присела на корточки, потянулась закрыть мёртвому глаза — но всё было бесполезно. Синие, такие же яркие, как когда-то, они бездумно смотрели в низкое стылое небо, с которого лениво сыпался мелкий колючий снег.       Позёмка уже начинала заносить тело. Потом его сожгут. Или придут вурдалаки, и всё будет кончено.       Живые пальцы гладили лицо теперь уже окончательно мёртвого.       Она любила его. До сих пор, до самой последней секунды, до самых последних слов. А он звал тогда отца. От этого щипало в уголках глаз, скребло в горле, но слёз не было. Выплакала их все давно, тогда, после Стратхольма. Выплакала, переживая свою трусость и нерешительность.       Если бы...       Джайна сжала зубы так, что они заболели, а в уголке потрескавшихся от мороза губ снова выступила капелька крови.       Если бы. Она обдумывала это много раз. Но что толку.       «Если бы» не случилось.       Случилось это, и замёрзшие подушечки пальцев раз за разом проводили по покрытым инеем ресницам и застывшим векам в тщетной попытке отогреть. Нежную кожу царапали крохотные льдинки, медленно окрашиваясь бледно-розовым.       Закрыв глаза, волшебница молчала. Уже не в первый раз посещала безумная мысль: хоть бы всё это оказалось сном... просто сном... Но лицо мертвеца по-прежнему было холодно, а пальцы уже почти ничего не чувствовали. И она упала на колени, выронила посох, захлёбываясь рыданиями.       И от этих рыданий проснулась.       Всхлипнула уже тише, чувствуя под щекой мокрую подушку. Рядом зашевелились, одеяло съехало с плеча, и на него легла тёплая ладонь.       — Джайна?       — Мне... мне снилось, что ты умер, Артас, — выдохнула та, оборачиваясь и одним рывком оказываясь в спасительных объятиях. Крепкие, несмотря на возраст, руки сжали её, притиснули к широкой груди.       — Просто кошмар, — голос Артаса обрёл уверенность. Он всегда был уверен в том, что сможет справиться с любой бедой... Истинный паладин. От пальцев, зарывшихся в светлые, тронутые сединой волосы Джайны, лилось тёплое сияние Света, успокаивая, отгоняя дурные сны и леча растревоженную душу.       Но кошмар был так реален, что Джайна снова и снова проводила ладонью по чуть шершавым от щетины щекам, по векам, мягким, послушно закрывавшимся под пальцами, по губам, живым, изгибающимся сейчас в неуверенной улыбке. Потом потянулась вперёд, всем телом, приникла, целуя, и Артас довольно, пусть и удивлённо ответил. После рождения их последнего, четвёртого ребенка супруга редко радовала его близостью, жалуясь на усталость и плохое самочувствие.       На его взгляд во всём были виноваты только её занятия магией. Так что сейчас он был даже благодарен дурному сну: Джайна льнула, жалась, сама подставлялась под ладони, прося помочь окончательно забыть увиденное.       Он так и не стал хорошим любовником, этот прямолинейный паладин. Чутким — да, но не умелым. Но за долгие годы Джайна научилась получать удовольствие и от этих грубоватых искренних ласк и теперь только всхлипнула, закусив губу, когда он втиснулся в ждущее этого тело. Выгнулась, ненадолго забыв о возрасте и больной спине, застонала, наслаждаясь тем, как огрубевшие от оружия ладони сжимают её далеко не девичьи груди.       И открыла глаза, часто и тяжело дыша.       Кованый уголок переплёта больно врезался в щёку. Спина тоже ныла, и Джайна с шипением выпрямилась, потирая поясницу. Как она вообще умудрилась заснуть над книгой прямо у себя в кабинете? Взглянув на разгорающийся за окном рассвет, женщина поморщилась: ещё и всю ночь так проспала. Неудивительно, что снится подобная чушь.       Правда, тело намекнуло, что оно охотно приняло бы участие в сей чуши, и Джайна с тихим стоном уткнулась лбом обратно в книгу. У неё просто не было времени на подобные глупости! С чего ей вообще начали сниться такие пошлые сны, да ещё и с Артасом?       Хотя, в юности у них же намечалось что-то. Но не вышло.       Наверное, это Кель виноват во всем. И известие о рождении у короля Лордерона долгожданного наследника. После двух дочерей-близняшек он уже и не чаял подержать на руках сына. Джайна была за него искренне рада, когда узнала, и привычно игнорировала многозначительные взгляды принца высших эльфов, с которыми они выходили из зала совета. Кель ведь не дурак, понимал, что она ему не пара.       Но постоянным любовником озаботиться всё-таки стоило. Поднявшись, Джайна решительно захлопнула книгу. Раз уж она встала так рано, то стоило побыстрее взяться за дела, которых у главы Кирин-Тора всегда было слишком много.       И поговорить с Келем. Волшебница мстительно улыбнулась сама себе. Да, она ему не пара, но быть любовником главы Кирин-Тора — это достойно эльфийского принца или нет? В любом случае, это был шаг к решению проблемы.       Вот только почему на сердце было так тоскливо? Уж не из-за мелькнувшего ли во сне воспоминания о детях?..       С силой проведя рукой по лицу, Джайна постаралась выкинуть эту мысль из головы. Нет, пожалуй, стоит пойти ещё подремать. Нельзя начинать новый день такой разбитой.       Заснуть удалось с трудом. А потом она снова проснулась.       Резко села, испуганно оглядываясь по сторонам. Тёмная комната вокруг казалась незнакомой, и далеко не сразу в льющемся из окна лунном свете начали угадываться очертания предметов. Судорожно выдохнув, Джайна нашарила край одеяла, откинула его и встала. Под ноги тут же ткнулся стул, и она отшатнулась, ударившись коленом о спинку кровати.       Это место не было её домом. Просто место, где она жила. Чужое, равнодушное... Из стены навстречу метнулся призрак, и волшебница едва не закричала, лишь в последнее мгновение поняв, что это просто её отражение.       Зеркало холодило лёгшую на него ладонь, бесстрастно показывая её лицо: бледное, осунувшееся, с глубокими тенями под глазами, в обрамлении седых волос. Она выглядела старухой, внезапно поняла Джайна. Уставшей, измученной, злобной старухой.       Дрожащей рукой нашарив спинку стула, она сделала пару шагов к подоконнику, на котором стоял кувшин с водой. Взяла его — но не удержала. Ручка выскользнула из разжавшихся пальцев, и кувшин грянулся об пол, разлетевшись на множество осколков.       Они лежали в неверном лунном свете, поблёскивая в тёмном пятне воды, будто крохотные льдинки. Такие же холодные, как всё вокруг. Как она сама.       Всхлипнув, Джайна сползла по стене на пол. Она помнила все сны до единого, все, что пришли к ней этой ночью. Все, где она была... другой. Все, где она была более... счастливой. Слёзы подбирались к горлу, душили, заставляли мотать головой, скрывая собственную слабость. И всё равно горячие капли потекли по щекам, отгоняя холод.       В ночной тишине шелестел, пересыпаясь, песок в часах. Тихо всхлипывала скорчившаяся у стены женщина, до тех пор, пока ей на плечо не легла крохотная, почти детская ладошка.       — Знаешь, а ведь это не сны, — серьёзно произнесла неведомо как появившаяся в запертой комнате гномка. — Это просто другое время. И ты ещё можешь всё изменить.