Тайна Кристины Вендалл

К волчьему вою, часто звучавшему, как торжество жизни над смертью — или смерти над жизнью, жителям Хемлок Гроув было не привыкать. Они запирали окна и двери покрепче, и, прочитав ежевечернюю молитву, ложились спать. Серые хищники никогда не приближались к человеческим жилищам, но, если бы они и решились, то любой горожанин угостил бы смельчака хорошей порцией свинца между желтых, мрачно горящих глаз. Именно поэтому волки держались от Хемлок Гроув на почтительном расстоянии, соблюдая нейтралитет с двуногими существами, несущими опасность и смерть. Но даже если волки смелели, и в ночи раздавался крик заблудившегося путника или какого-нибудь местного забулдыги, подвергшегося нападению диких зверей, никто из жителей Хемлок Гроув не вышел бы ему на помощь. Волки забирали своё и уходили. Если кто-то и услышал одинокий и полный боли женский вопль в августовской ночи, то предпочел сделать вид, что тот приснился ему в ночном кошмаре. Хемлок Гроув заботился о своей безопасности и крепко хранил свои тайны. * * * Констебль Том Сворн повидал всякого, пока служил в полиции в маленьком, наводненном промышленниками и фермерами городке Хемлок Гроув: и обезображенные тела утопленников (самоубийц почему-то как магнитом тянуло к лесному пруду), и жертв агрессии краснокожих, и ограбленных несчастных, и съеденных дикими зверями неудачников. Ему мнилось, что ничто не сможет его поразить, но в прохладный августовский вечер, спешно вызванный на службу дежурным полисменом, единственный констебль города понял, что слишком хорошо о себе думал. Погибшая определенно была девушкой легкого поведения, проституткой, шлюхой — как ни назови, а род занятий оставался тем же. Её и без того не новое платье было разодрано в клочья, но если бы девушку просто убили — Том Сворн не повёл бы и бровью. На Гражданской войне, закончившейся всего восемь лет назад, он повидал трупов достаточно. Однако найденную в лесу жертву постигла ужасная смерть. Грудная клетка несчастной была даже не вскрыта, а будто разорвана посередине с нечеловеческой силой. Ребра разворотили, а сердце вырвали. Внутренности девушки больше напоминали кровавую кашу. Лицо полностью выели, и обглоданный череп скалился на констебля в злобной усмешке. Неизвестный монстр — или неизвестный хищник — не оставил своей жертве даже глаз. Возможно, их он съел в первую очередь, наслаждаясь глухим чавканьем на клыках. Земля вокруг тела пропиталась кровью. — Господи Иисусе, — молодой полисмен, сопровождавший Сворна, перекрестился и сглотнул тяжелый ком, подкативший к самому горлу. — Какое зверство… Констебль Сворн был полностью с ним согласен. Убитая, очевидно, была проституткой, но, даже несмотря на свою древнейшую и совсем не уважаемую профессию, она не заслужила столь дикой смерти. Характер повреждений ясно говорил, что они были нанесены ещё до наступления смерти и послужили её причиной. Констебль Сворн был в этом уверен, хоть и не получал образования врача. — Как думаешь, сколько удастся скрывать её смерть от жителей города? — негромко произнес он, обращаясь к полисмену. — Слухи здесь разносятся очень быстро, — помощник подтвердил его опасения. — Значит, нам нужно установить её личность как можно быстрее, — заключил Том Сворн. — Возможно, её семья ещё жива. — Это Брук Блюбелл, — выпалил полисмен и густо покраснел. Краска залила его лицо от шеи до лба. — Она не местная, живет в соседнем городе, Перри, с другой стороны леса. Я часто видел её, когда работал там и патрулировал бедный район. Она всегда ждала клиентов в одном и том же месте, и все знали, где её найти. Ума не приложу, как она очутилась в Хемлок Гроув. Констебль не стал комментировать его слова, только ещё раз хмуро оглядел истерзанное тело. Возможно, устав от неблагодарной работы проститутки, Брук Блюбелл решила в ночи податься в ближайший город, чтобы начать новую жизнь. Горожане Хемлок Гроув мало интересовались делами соседей, и, если бы полисмен, не так давно переехавший в городок из Перри, не узнал убитую, то её личность, вероятно, так и осталась бы тайной. Какой бы ни была Брук Блюбелл — а ни одна приличная женщина в Хемлок Гроув, узнав о её прошлом, не согласилась бы даже идти по одной стороне улицы с ней — она не заслужила смерти. Том Сворн был почти уверен, что Брук была ещё жива, когда её начали пожирать. — Волки совсем осатанели, — пробормотал полисмен. — В охотничий сезон их всех перестрелять надо… Констебль Сворн качнул головой. Он не был уверен, что на Блюбелл напало дикое животное, но не мог объяснить даже самому себе, почему он так думал. Что-то характерное в повреждениях наводило на мысли о жестоком убийстве, но ему не хотелось пугать жителей города подобной возможностью. Животные гораздо непредсказуемее людей — кто мог знать, как поведет себя бешеный зверь, столкнувшись с человеком? В ту августовскую ночь Брук Блюбелл не повезло, и констебль надеялся, что её смерть удастся скрыть от горожан Хемлок Гроув. Ему это удалось. *** В доме Сворнов Кристина до сих пор чувствовала себя наглой приживалкой. После того, как неожиданно развившаяся болезнь крови унесла жизни её родителей, она осталась сиротой. Том Сворн, вдовый друг семьи и отец её подруг, близняшек Александры и Алиссы, взял под свое крыло Кристину. Констебль Сворн и его дочки были неизменно добры, но Кристина отчего-то постоянно боялась сделать что-то не так и потерять их расположение. В отличие от подруг, не пропускавших ни одного бала, приема или барбекю, устраиваемых ближайшими соседями, ей было не всё равно, что думают другие люди. Главной целью жизни каждой из близняшек было выйти замуж, родить мужьям детей и с чистой совестью перемывать кости всем соседям, изредка появляясь на приемах в больших городах штата. Они мечтали заарканить богатого фермера или, если повезет, какого-нибудь молодого аристократа и уехать в Филадельфию, чтобы там блистать на балах и в театрах. И почему-то Кристина была уверена, что своей цели они добьются. Кристина вздохнула, посильнее запахивая пеньюар на груди — если, конечно, её грудь можно было так назвать. Не склонная к деликатности, Алекса без зазрения совести советовала подшивать рюши и оборки к лифу платья, но девушке были чужды типично женские обманы. Она понимала, что, когда Алекса и Алисса покинут дом своего отца, именно ей, вероятнее всего, придется скрашивать досуг опекуна в старости. И нельзя сказать, чтобы её это огорчало — конечно, если Том Сворн не станет сварливым стариком, не позволяющим воспитаннице хоть изредка заниматься чем-то, помимо домашнего хозяйства. Как и все девушки, Кристина мечтала о настоящей любви, и, в наивности своей, верила, что сразу узнает того единственного, едва встретится с ним взглядом. К сожалению, в маленьком провинциальном Хемлок Гроув, заполненном фермерами и бывшими контрабандистами, начинающими промышленниками и бедняками, ни один мужчина не заставлял её сердце биться быстрее — разве что, за одним небольшим исключением, которое перестало им быть. И даже Роман, наследник зарождающейся промышленной империи Годфри, сын Джей Ара и Оливии Годфри, переселенки из какой-то далекой европейской страны, не запал ей в душу. От его взгляда ей скорее хотелось немедленно провалиться сквозь землю. Александра, которую в кругу семьи звали уменьшительно-ласкательным именем Алекса, и Алисса надеялись, что Роман обратит внимание на одну из них, и часами прихорашивались у зеркала, если их отцу предстояло нанести визит вежливости в дом хозяев города. Констебль отнюдь не был так же богат, как семья Годфри, но вследствие своей профессии — весьма уважаем. Кристина, как воспитанница мистера Сворна, была вынуждена сопровождать и его, и близняшек в этих визитах. Каждый раз она возвращалась домой усталой и разбитой. Весь вечер она тоскливо наблюдала, как её названные сестры пытались привлечь внимание наследника Годфри, а Роман скучающе отвечал на их многочисленные вопросы и делал вид, что ему смертельно надоели эти попытки его заарканить. Хотя Кристина предполагала, что, возможно, ему действительно надоело чрезмерное женское внимание. И, несмотря на безотчетный страх, испытываемый Кристиной перед ним, она чувствовала невольное уважение к нему за его неприятие женской глупости и прилипчивости. И за то, что он не заглатывал наживку, которую любой другой мужчина проглотил бы, не глядя. — Кристина, ты что, ещё не готова?! — Алекса приоткрыла дверь в её спальню и ужаснулась, увидев подругу в ночной рубашке. — Сегодня мы идем на прием к семье Годфри! Ты собралась ехать в таком виде? Дженни! — закричала она. — Дженни, иди и помоги мисс Кристине с прической и корсетом! Я как-нибудь смогу затянуть Алиссе шнуровку сама! Дженни, единственная служанка, работавшая в доме Сворнов, поспешила на помощь молодой хозяйке. Вздохнув, Кристина тряхнула длинными темными волосами, волной упавшими ей на плечи и спину. Она была глубоко убеждена, что сотворить из её волос приличную прическу совершенно невозможно, но привычно не возражала. Дженни взялась за расческу. За несколько лет служанка наловчилась справляться с непослушными локонами молодой хозяйки, но сетовала, что уже через полчаса пушистые пряди начинают выбиваться из любой, даже самой идеальной прически. Когда Алекса и Алисса появились в её спальне, разодетые в свои новые платья и надушенные приятными, пряными духами, Кристина в очередной раз почувствовала себя гадким утенком. Двойняшки превосходили её ростом, и, в отличие от Кристины, были стройными, а не катастрофически худыми. Их бледность не напоминала последствия тяжелой болезни, а светлые волосы легко укладывались и в тугие локоны, так модные среди дам, и в сложные прически. И любое платье сидело на каждой из них идеально. Алисса критически оглядела скромный наряд Кристины и её не менее скромную прическу, на которую Дженни, тем не менее, потратила около сорока минут. — Наверное, сойдет, — сморщила она хорошенький носик. — Тайлер в любом случае пригласит тебя на танец, как всегда. Ну, или на пару танцев. — Не понимаю, почему ты воротишь от него нос, — подхватила Алекса. — Здесь партии лучше тебе не найти! — Я слышала, он пишет стихи. — Алисса поправила на шее небольшой сапфировый кулон под цвет её глаз. — Вы найдете, о чем говорить долгими зимними вечерами. — Да, ведь большее вряд ли тебя интересует, — захихикала её сестра. Близняшки в детстве водили дружбу с цыганами, табором, живущими за пределами города, и считали, что о теневых сторонах жизни им известно всё, поэтому регулярно насмехались над Кристиной из-за её наивности. — С таким, как Роман, ты бы не выдержала… Шаги отца на лестнице заставили их замолчать, и Кристина вздохнула с облегчением. Им предстояло барбекю не в самом приятном обществе, и больше всего на свете ей хотелось, чтобы этот долгий день поскорее завершился. *** Но утро было в самом разгаре, когда их коляска подкатила к особняку Годфри. В саду уже собралось множество гостей, а Оливия встречала вновь прибывших, облаченная в белое платье на небольшом кринолине. Хозяйка особняка всегда заказывала для себя только белые платья, составляя классический монохромный контраст со своим мужем, Джей Аром, до самой своей смерти предпочитавшим черный цвет. Даже земле его предали в черном фраке. Оливия и на похороны мужа пришла в белом платье, чем вызвала массу пересудов. Вопиющее нарушение приличий она объяснила тем, будто в стране, откуда она была родом, белый цвет считался траурным, и она знает, что Джей Ар не был бы против, если бы она соблюдала традиции своего народа. Впрочем, кем были её предки, никто не знал и по сей день. Роман стоял рядом с ней, высокий, стройный и отчаянно скучающий. Алисса, рискуя запятнать свою репутацию, подпихнула Кристину локтем в бок. — Он такой красивый! — Прекрати, Алисса, — прошептала Кристина, — а то мистер Сворн тебя услышит! Достанется тебе на орехи! — Но щеки помимо её собственной воли порозовели. Отрицать красоту Романа Годфри, вызывающую и яркую, она не могла. И, несомненно, Кристина понимала, что именно заставляет юных дев судорожно обмахиваться веерами и кокетничать в его присутствии столь усиленно, что казалось, у них развилось неожиданное косоглазие. Юный Годфри находился слишком далеко, чтобы услышать их тихий и краткий разговор, однако неожиданно он вскинул голову и взглянул прямо в глаза Кристине Вендалл. Тонкая улыбка тронула его полные, четко очерченные губы. «Он не мог слышать нас, — похолодев, подумала Кристина. — Иначе его слух должен быть, как у зайца!». — Констебль Сворн, — Оливия поприветствовала констебля своей неизменной холодной полуулыбкой. — Я рада, что вы смогли ответить на мое приглашение, несмотря на неустанную охрану нашей безопасности. Во что бы превратился наш город без вас? — Вы, как всегда, прекрасны, миссис Годфри. — Констебль поцеловал ей руку. — Конечно, мы не могли пропустить ваш прием. К Алексе тут же подошел её вечный ухажер, Чарльз, первый претендент на её руку и сердце, и помог выбраться из коляски. Алисса тоже не осталась без кавалера, и только Кристина, краснея от смущения, выбралась на покрытую гравием дорожку сама. Тайлер не спешил к ней на помощь. Он о чем-то мило разговаривал с Мелани Керр. Нога у Кристины подвернулась, и она непременно бы упала, если бы её не подхватили за талию. Даже сквозь ткань платья, сорочки и корсета Кристина ощутила прохладу, исходившую от ладоней Романа Годфри. — Осторожнее, мисс Вендалл, — усмехнулся он. — Вряд ли вам хочется разбить голову рядом с моим домом. Позвольте проводить вас вовнутрь. Намеренно или случайно, однако Роман спас её от позора, и Кристине ничего не оставалось делать, кроме как согласиться. Она оперлась о локоть Романа, позвоночником чувствуя завистливый взгляд Лизы Уиллоби, очаровательной блондинки и первой красавицы города. Мисс Уиллоби, как и многие девицы, была влюблена в сына Оливии Годфри и не скрывала этого, невзирая на приличия — уж очень ей хотелось занять место его жены. На Лизу Роман обращал не больше внимания, чем на любое надоедливое насекомое, и, если говорить честно, Кристина вообще думала, что единственной женщиной, которую он по-настоящему ценил, была его кузина Лита Годфри, дочь единокровного брата Джей Ара, Нормана. Литу он неизменно окружал заботой и нежностью, но совсем недавно дочь Нормана Годфри запятнала честь семьи, влюбившись в цыгана. Историю замяли, недовольным сплетникам заткнули рты, а Литу спешно отправили учиться в Англию в надежде, что океан и чужая страна отвлекут её от несчастной любви. Кристина хорошо помнила этого цыгана, и, наверное, он был единственным мужчиной, из-за которого её сердце взволнованно замирало, но Питер Руманчек исчез вместе со своим табором, а пословица «с глаз долой — из сердца вон» сделала свое темное дело. Детская влюбленность постепенно прошла и сменилась пониманием, что Кристина не может даже сравнивать себя с утонченной и воздушной Литой Годфри. Это причиняло ей легкую боль, но, в конце концов, она и с этим смирилась. Макушкой Кристина не достигала Роману Годфри даже до плеча, отчего чувствовала себя крайне неуютно. Оказавшись в холле, полном гостей, она вздохнула свободно, и желала только одного — чтобы Роман Годфри вернулся к своей матери и к своим обязанностям хозяина дома, оставив её в одиночестве. Приглашенные, отдавая дань вежливости, делали вид, что не обращают на неё внимания, но Кристина понимала, что спутница Романа, чьи родители с потрохами купили Хемлок Гроув, просто не могла остаться незамеченной. Она уже могла представить, с какой скоростью распространятся по чужим гостиным слухи и сплетни. — Если ваша бальная карточка ещё не расписана, мисс Вендалл, я прошу оставить для меня первый танец. — Роман слегка поклонился. «О, Боже… — подумала девушка, решив, что ослышалась. — Что?!». Будто прочитав её мысли, он повторил вопрос. — Но… — Кристина судорожно искала причину для отказа и, как назло, не находила. Она понимала, что и близняшки, и все их подруги, которых, в отличие от неё, у Алексы и Алиссы было много, умрут от зависти, увидев её в объятиях Романа. Но безотчетный страх, внушаемый ей наследником Джей Ара, не позволял ей насладиться минутой своего триумфа. — Я не приму возражений. — Молодой человек поймал её взгляд, и Кристину с головой окунуло в вязкую болотистую зелень его глаз. Голова у неё закружилась вновь, и, с трудом удержав равновесие, она поймала себя на согласном кивке. — Чудесно, — Годфри ещё раз склонил голову и, развернувшись, направился к дверям особняка. Кристине показалось, что ей срочно нужно присесть. Ноги перестали держать её. — О чем, о чем вы говорили? — Алисса, бросив своего кавалера, тут же подскочила к ней, не дав опомниться. — Что произошло? — Ничего особенного, — пробормотала Кристина, как никогда, ощущавшая давление корсета на её ребра. — Мистер Годфри пригласил меня… — Она едва удержалась, чтобы не сглотнуть. — Он пригласил меня на танец. На первый танец бала. — О, Господи, дорогая. — За притворной радостью Алиссы легко было различить настоящую зависть. — Да ты счастливица! Кристина вовсе так не считала. Ей удавалось избегать общения с юным хозяином дома до самого бала. На барбекю она постаралась сесть как можно дальше от него, и у неё это получилось — рядом с собой Оливия посадила самых влиятельных гостей, а семьям поскромнее пришлось довольствоваться местами в конце длинного стола или вовсе на скамейках в саду. Но Кристину не печалило такое неуважение. Ей кусок не лез в горло, и не только из-за туго затянутого корсета, делавшего её талию ещё более тонкой. Ей казалось, что, куда бы она ни повернулась, её неотступно преследовал взгляд Романа Годфри, и от этого даже самые вкусные кусочки становились ей поперек горла. Кристина не могла понять, чем она привлекла его внимание — хотя, наверное, до сегодняшнего барбекю на его глазах ещё никто не путался в юбках, норовя пропахать носом дорожку перед его домом. Если бы Роман не успел подхватить её, то падение на глазах у доброй части города подмочило бы ей репутацию не хуже отрыжки. Чтобы отвлечься, Кристина предалась своему излюбленному занятию: изучению окружающих. Ей нравилось примерять на жителей Хемлок Гроув литературные сюжеты, и она лелеяла мечту стать первой женщиной-писательницей в их штате. Она зачитывалась романами Джейн Остин, и лавры англичанки не давали Кристине покоя. Она знала, что родители никогда бы не одобрили такого занятия, но Том Сворн не был её отцом, и, если бы он попытался запретить ей работать над первым романом, Кристина бы покинула его дом. Она считала, что даже место гувернантки при избалованном ребенке может быть предпочтительнее, чем отсутствие возможности творить. Хотя Кристина знала, что совесть после такого отъезда стала бы мучить её достаточно долго. Но в этот летний день её мысли сбивались в кучу и то и дело возвращались к Роману Годфри. Невольно Кристина примеряла на него роль мистера Дарси. В душе она мечтала хоть немного походить на Элизабет Беннет, но ей казалось, что веселой, остроумной и открытой Лиззи ей никогда не стать. И, так и эдак прокручивая в голове ситуацию, она только укреплялась в этом мнении. Уж Элизабет Беннет обязательно нашла бы слова, чтобы отказать мистеру Годфри так же, как она отказывала мистеру Дарси! Кристина не была героиней романа Остин и знала, что момент безвозвратно упущен. Когда гости плавно переместились в дом, а специально нанятый оркестр заиграл музыку, перед Кристиной как из-под земли выросла высокая фигура Романа Годфри. Девушке пришлось принять его прохладную руку, и сын хозяйки дома вывел её прямо на середину зала, на глазах у всех приглашенных. В отличие от партнерши, ему было всё равно, что о нем подумают жители города. В основном на всех балах и танцевальных вечерах, за исключением редких танцев с Тайлером, Кристина скромно сидела среди таких же, как она, будущих старых дев, и с любопытством и тайной завистью наблюдала за признанными красавицами вроде Лизы. Теперь эти завистливые взгляды она ощущала на себе, и дыхание спирало уже не только из-за корсета, но и от чужой враждебности. Кристина удивлялась, как она ещё не запуталась в собственных ногах, думая, как бы не ошибиться в танце и не наступить Роману на ногу. Это было бы настоящим конфузом, о котором не забыли бы не только двойняшки, но и все окружающие. — Расслабьтесь, мисс Вендалл. — Роман притянул её к себе сильнее, чем следовало бы. — Они все смотрят не на вас, а на меня. Его самоуверенность и покоробила Кристину, и успокоила, и всё оставшееся время она чувствовала себя более уверенно. Стоило Роману раскланяться с ней и покинуть её ради другой партнерши, приглашения на танец посыпались, как из рога изобилия — очевидно, несмотря на свою подчеркнутую холодность и нежелание общаться с другими молодыми людьми, Роман всё-таки являлся законодателем мод в их захолустном городишке. Раньше Кристина не замечала подобного, и теперь ругала себя, что упустила такую важную деталь в облике Хемлок Гроува. Провинциальность городка вовсе не означала отсутствия у жителей желания поступать, как поступают сильные мира сего, и Кристина отметила, что не должна об этом забывать, если хочет стать писательницей. На Хемлок Гроув уже спустились сумерки, когда Оливия Годфри наконец-то раскрыла карты своего сюрприза. Ей удалось уговорить Дестени Руманчек, кузину Питера Руманчека и единственную цыганку, оставшуюся в Хемлок Гроув, на один вечер возвратиться к прежнему занятию и прочесть по рукам всех желающих их судьбы. Никто не знал, чего ей это стоило, но все понимали, что Оливия умела получить своё. Дестени, облаченная в яркий цыганский наряд, сидела в небольшом помещении, примыкавшем к гостиной, и действительно читала желающим судьбу по руке или раскладывала им карты. Многие девушки, особенно романтически настроенные и мечтательные, возвращались в гостиную окрыленными предсказаниями и в ответ на все вопросы лишь загадочно улыбались или очаровательно краснели. Алекса и Алисса тоже мечтали узнать свою судьбу и от затеи миссис Годфри были в восторге. Кристина мечтала оказаться дома, в уютном кресле с книгой Шарлотты Бронте или Джейн Остин в руках. И поэтому она и сама не поняла, как очутилась в каморке, которая большую часть времени наверняка стояла запертой. Воздух в помещении всё ещё казался затхлым. Дестени, красивая цыганка с крупными чертами лица и проницательным взглядом, взяла в ладони её руку. Рядом с Дестени лежали большие старинные карты с необычными, не знакомыми Кристине рисунками, но гадалка даже не посмотрела на них. — Я вижу, что не только Лита Годфри любила моего брата, — задумчиво произнесла она. — И ваши пути с Питером пересекутся ещё раз. — Нахмурившись, Дестени провела ногтем по линиям на ладони. — Но мой брат — не твоя судьба, — отрезала она. От её резких слов Кристина почувствовала горечь, хотя и сама понимала, что так оно и есть. — Твоя судьба другая. Тебе нужно держаться подальше от этого человека! — Она отбросила руку Кристины. — Я больше ничего не вижу. Иди. Мерзкий холодок пробежал у Кристины по спине, и ей почудилось, будто она на мгновение попала в готический роман Анны Радклифф. Что-то таинственное было в самом облике Дестени, в её больших карих глазах, в её словах, в испуганном тоне. Мистер Сворн всегда внушал и своим дочерям, и Кристине, что цыганам доверять нельзя, и что они только и ждут, как обмануть честных людей, но интуиция сейчас просто кричала, что Дестени говорила сейчас правду. Ту правду, которую видела, и которую не хотела рассказывать. — От кого? — прошептала Кристина, пятясь к двери под тяжелым взглядом Дестени. — От кого я должна держаться подальше? «Все это глупости, — думалось ей. — Все это глупости, глупости, глупости…». — От него, — Дестени кивнула головой в сторону двери в гостиную. — Иди. Я больше ничего не могу увидеть. Мне нечего сказать тебе, маленькая мисс Вендалл. Уходя, Кристина не видела, каким испуганным взглядом проводила её ведьма. От расспросов Алексы и Алиссы Кристина отговорилась, будто цыганка пророчила ей судьбу старой девы. Лгать она не любила, но ещё меньше хотелось рассказывать им правду. Сестры поскучнели и оставили её в покое, живо принялись обсуждать свои предсказания, несомненно, куда более радужные. Впрочем, даже если бы Дестени сказала им неправду, они бы этого не заметили. А Вендалл вышла в сад, за которым любовно ухаживал нанятый Оливией Годфри садовник. Кустарники, подстриженные в форме диковинных животных, аккуратные дорожки и стремящиеся ввысь молодые тополя и клены, были гордостью Оливии. Почти полная луна освещала деревья, серебрила листья. Пейзаж был бы даже романтичным, если бы не странное, горькое послевкусие страха, оставшееся у Кристины после разговора с Дестени. И протяжный волчий вой, раздавшийся со стороны леса. Волками жителей Хемлок Гроува было не удивить, и их песни давно стали для детей колыбельными. Но почему-то именно этот звук заставил Кристину вздрогнуть от ужаса и поспешно вернуться в особняк, где всё еще веселилась элита городка. Кристине Вендалл не хотелось ни танцевать, ни развлекаться. Её тянуло домой, чтобы больше не слышать этого воя, в котором ей чудилась жажда крови. *** Утром констебль Сворн узнал об очередном убийстве. Лиза Уиллоби, еще вчера блиставшая на открытом приеме у Годфри, была найдена растерзанной в лесу неподалеку от поместья. И характер повреждений снова трудно было списать на нападение бешеного волка. В отличие от многих жителей города, богатые и влиятельные семьи, входившие в городской совет, предпочитали селиться в собственных особняках ближе к лесу, ценя уединение и удаленность от простых жителей Хемлок Гроува. Том Сворн, по долгу службы знавший всё, что творилось в городке, знал и как жители относились к богачам. В отличие от рабовладельческого Юга, северяне не использовали рабский труд и пропагандировали идею равенства, но промышленники Хемлок Гроув не разделяли этого мнения. Приемы устраивались для всего города, но отношение зажиточных семей к менее удачливым горожанам было очевидным. И констебль полагал, что не всем было жаль заносчивую девушку. Несмотря ни на что, смерть Лизы была ужасной. Её разорванное в талии тело обнаружили в лесу, едва забросанное опавшими листьями. Ноги исчезли, а грудь и живот с трудом прикрывала разодранная в клочья одежда. Констебль Сворн мог понять убийство Брук Блюбелл, если, конечно, это было убийством, — родители-пьяницы даже не хватились дочери. Брук была легкой жертвой, которую никто не стал бы искать. Один из его помощников специально ездил в Перри, чтобы сообщить семейству Блюбелл о смерти Брук, и не нашел в них должного сострадания. Но кто и зачем мог убить Лизу, Сворну было не ясно. Мужчине отчаянно хотелось списать её смерть на происки диких животных, но ни один волк, даже самый бешеный, не стал бы так зверствовать. Когда-то Том Сворн был заядлым охотником, и о повадках животных в дикой природе ему было известно если не всё, то многое. Он бы предпочел скрыть подробности от дочерей, но слухи по городу распространялись моментально, и уже за обедом Алекса и Алисса, пораженные случившейся трагедией, расспрашивали отца о гибели Лизы. Констебль старался отделаться общими фразами, не упоминая об истерзанном трупе, но понимал, что остановить поток людских разговоров будет невозможно. И неизвестно, сколько ещё удастся скрывать, что гибель Лизы Уиллоби была вовсе не первой. Кристина вяло ковырялась вилкой в картофеле, поданном с мясной подливой. Она никогда не могла понять любви близняшек к сплетням. Ей казалось отвратительным выслушивать предположения злых языков, которые казались ей пустыми и очень далекими от истины. Каждая история, которую она слышала от сестер Сворн, всегда обрастала такими подробностями, что только очень глупый человек мог не сомневаться в её истинности. — Ты хорошо себя чувствуешь, Кристина? — Том обратил внимание на вялость, непривычную даже для его тихой воспитанницы. — Может быть, стоит позвать доктора Прайса? — Нет, спасибо, мистер Сворн, я просто расстроена смертью Лизы. — Кристина не хотела, чтобы доктор Йоханн Прайс, единственный врач во всем городе, осматривал её. Было в нём, работавшем на семейство Годфри, что-то до крайности странное. За прищуром его черных глаз невозможно было понять, о чём он думает, а Кристина Вендалл не любила закрытых людей. Ей казалось, они поджидают удобного мига, чтобы кому-нибудь навредить. — Ты расстроена смертью Лизы? — удивленно воскликнула Алисса. — Но Лиза Уиллоби тебя терпеть не могла и за глаза называла монашкой! — Алисса! — строго окрикнул её мистер Сворн. — Прояви немного уважения к погибшей девушке, дорогая, — уже мягче добавил он. Том Сворн обожал своих девочек и устыдился своего порыва ещё до того, как повысил голос. — Никто из нас не может похвастаться ангельским поведением. Хоть мы и созданы по образу и подобию Господа нашего, но плоть наша слаба. — Простите, папа. — Алисса опустила взгляд в тарелку. — Я просто хотела сказать, что после того, как мистер Годфри проявил внимание к Кристине, Лиза была этим очень недовольна. Всем известно, что её родители мечтали породниться с семьей Годфри. — Думаю, это уже не имеет значения. — Мистер Сворн промокнул губы салфеткой. — Будьте осторожны, девочки, и ни шагу не ступайте дальше сада. Во всяком случае, без меня. От голода голова у Кристины совсем разболелась, но она так и не смогла заставить себя доесть обед. — Лиза была очень ловкой девицей, — Александра, которую возмущало, что Чарльз нет-нет да и поглядывал в сторону Уиллоби, не испытывала никакого сочувствия ни к погибшей, ни к её родне. — Поразительно, что она упустила Романа Годфри! — Она надулась от злобы, как лягушка, увидев, что мистер Годфри ухаживал за Кристиной, — вторила ей Алисса. — Но так странно, что папа не рассказал нам, как она умерла… Обычно он всё нам рассказывает! Поднимаясь по лестнице, они делились своими мыслями, совершенно забыв о присутствии Кристины, которая была этому рада. Она старалась быть незаметной, и порой это получалось так хорошо, что даже подруги, почти сестры, забывали о ней. Она чувствовала себя одинокой даже в их обществе, и это одиночество заставляло прятать взгляд, ведь она не могла ничего изменить. На случайно оброненной Алиссой фразе Кристина вскинула голову. Ей даже в бреду не смогло бы привидеться, что Роман Годфри оказывает ей знаки внимания. Это нисколько не вязалось с его характером, который Кристина уже успела нарисовать в своем воображении. Скорее, Роман больше напоминал человека, который или проживет всю жизнь отшельником, или женится по расчету. И Кристина сомневалась, что он мог испытать к ней внезапную симпатию. В его холодных глазах не мелькало ни проблеска эмоций, свойственных обычным людям, и он напоминал этим свою мать. Оливия Годфри внушала Кристине еще больший ужас, нежели её сын. Высокая, стройная женщина, неизменно одетая в белое, вызывала ассоциации с Королевой Зимы или мачехой Белоснежки. Волосы цвета воронова крыла всегда были уложены в идеальную прическу, из которой не выбивалось ни единой пряди. И, невзирая на свой рост, Оливия всегда носила каблуки. Её взгляд мог заморозить пруд посреди лета, и, завидев на дороге её коляску, дети в ужасе разбегались в стороны. Кристина была уверена, что её именем пугали непослушных сыновей и дочерей. Но также она сомневалась, что суеверные жители были так уж неправы. В Оливии Годфри крылась тёмная тайна, и Кристина Вендалл, обладавшая пылким воображением, боялась даже краем глаза случайно в неё заглянуть. Роман Годфри был достойным наследником своей матери. — Расскажи, расскажи, каково было с ним танцевать? — Кристина вздрогнула, осознав, что Алекса уже давно выжидающе на неё смотрит. — Вчера мы так и не дождались от тебя никаких подробностей! — Я была занята попытками не запутаться в юбке, — ответила Кристина коротко. Ей не хотелось обсуждать барбекю и бал. — Кристина, ты неисправима, — вздохнула Алисса. — С тобой танцевал самый завидный жених в округе, а ты думала о том, как не упасть? Если бы ты упала к нему в объятия, это было бы так романтично! — И глупо, — тихо добавила Кристина, презиравшая подобные попытки привлечь к себе внимание. — У меня болит голова с самого утра. Пожалуй, я немного отдохну. Ни Алекса, ни Алисса не стали ей препятствовать. Освободившись от платья и распустив шнуровку корсета, Кристина с наслаждением вытянулась на постели. Сестры Сворн так и не заговорили о предсказаниях, но ей самой слова Дестени не давали покоя. В них было что-то, что заставляло её трепетать от страха перед будущим и одновременно — от желания хоть одним глазком в него заглянуть. Если Дестени увидела какую-то опасность, это могло быть настоящим приключением, спасением от жизни старой девы, уготованной ей судьбой. Жаль, что цыганка не захотела или не смогла рассказать ей больше. Виски Кристины всё ещё ныли. Она прикрыла глаза, надеясь, что дневной сон поможет избавиться от мигрени. Конечно, она понимала, что просто следовало хорошо пообедать, а не ковыряться в тарелке, но рассказ мистера Сворна совершенно выбил её из колеи. Смерть Лизы стала шоком для их мирного городка, и, хотя Кристина не знала, как отреагировали другие жители, она могла представить, как всех поразила трагическая гибель девушки. Лиза Уиллоби, определенно, нравилась людям — точнее, мужчинам. Она умела похлопать ресницами так, что молодые люди бросались выполнять её прихоти, а их спутницам оставалось только тихо злиться, ведь проявлять свои чувства считалось дурным тоном. Она вертела мужчинами, как хотела, а они вились вокруг неё, как пчелы вокруг свежей розы, осчастливленные одним её взглядом или кивком. Лиза с неприязнью относилась к другим барышням, и, хотя она умело скрывала свое отношение за милыми, ничего не значащими беседами о погоде и прошедших встречах и вечерах, Кристину обмануть ей не удавалось. Кристина, которую Лиза не считала за соперницу, а, значит, за повод для опасений, замечала, каким злобным взглядом провожала мисс Уиллоби девушек, умудрившихся увести своих женихов из-под огня её кокетливых взглядов. Лиза хотела всегда быть в центре внимания, и сестры Сворн на дух не переносили её именно поэтому. Все женщины были для Лизы врагами, жаждавшими одного — поймать в свои сети мужчину, вцепиться в него и довести до алтаря. Всё остальное не имело ни малейшего значения. Но, какой бы Лиза Уиллоби ни была, она не заслужила столь ранней смерти… — Кристина! — Запыхавшаяся Алекса ворвалась в её спальню, прерывая чуткую дрему подруги. — К нам скачет Роман! Скорее одевайся! Не выйдешь же ты к нему в расшнурованном корсете и сорочке! Кристине вовсе не хотелось выходить в гостиную и вести светскую беседу с Романом Годфри, от взгляда которого её тянуло провалиться сквозь землю или умереть на месте. Он по-прежнему внушал ей ужас, хотя она и ловила себя на мысли, что Роман, определенно, был умелым танцором, и вальсировать в его объятиях было сплошным удовольствием. Занятая собственной неуклюжестью, на балу она и не заметила, как ловко он вел её в танце по паркету, не позволяя ошибиться, запутаться и, в конце концов, оконфузиться. И ничего удивительного в его таланте не было — у Романа Годфри всегда были лучшие учителя, тогда как её, Кристину, в детстве учил танцевать отец. Дженни слишком сильно затянула корсет, и Кристина охнула от боли. — Простите, мисс, — пробормотала служанка, но Кристина только вымученно улыбнулась. Алекса и Алисса были бы счастливы, если бы Роман восхитился их утянутыми в эти адские приспособления фигурами, но ей было всё равно. Только бы не упасть в обморок перед ним — то-то позору не оберешься потом… Алекса, Алисса и Кристина спустились в гостиную. Роман стоял у окна с бокалом дорогого виски в руке и разговаривал с констеблем Сворном. Этот виски констебль хранил для особых случаев и особых гостей. Разговор они вели столь тихо, что никто из девочек не услышали его сути, а затем Роман замолчал так резко, что Кристине показалось: он услышал их приближение. Или почуял. Кристина поняла, что они говорили о смерти Лизы Уиллоби. Роман, вместе с матерью входивший в городской совет и занявший место отца, вызывал негодование у старейших членов совета, не желавших делиться с властью с «сопляком Годфри, у которого ещё молоко на губах не обсохло», однако после пары заседаний им пришлось прикусить языки. Никто не знал, чем Роман вызвал их уважение — или страх? — а сами старейшины предпочитали не распространяться об этом. И их можно было понять. Кристина была уверена, что они тоже чувствовали за спиной Романа неясный, клубящийся мрак. Алисса и Алекса присели в реверансах перед Романом, и Кристина последовала их примеру. Годфри в ответ поклонился, по-прежнему сжимая бокал виски в длинных пальцах. — Рад видеть вас в добром здравии. — Он скользнул взглядом по сестрам, но у Кристины всё равно не пропадало ощущение, будто он здоровается только с ней. Ощущение было странным и напоминало трепыхающихся в животе бабочек. Но бабочек не порхающих, а запертых в чужой, холодной, несущей гибель ладони. Кристина привыкла к своему положению скромницы, и, глядя на сестер Сворн, на других барышень, едва успевавших отбиваться от поклонников, ей казалось, что никто и никогда не обратит на неё внимание. Ростом она так и не удалась, но природе показалось этого мало, и она лишила её приятных мужскому взгляду женственных округлостей фигуры. Порой, глядя на себя в зеркало, Кристина думала, что её, наверное, можно было принять за ребенка — и без того тонкая талия безжалостно утягивалась в корсет, но грудь не становилась от этого хотя бы чуточку больше, а бедра не приобретали приятной полноты. Рот был слишком широк для её скуластого лица, а огромные зелёные глаза только прибавляли сходства с маленькой, вечно изумленной девочкой. Тёмные волосы, не желавшие укладываться в прически, приводили её в отчаяние, но их тяжесть и густота несколько окупали парикмахерские трудности. Хотя, конечно, мало кто мог оценить это достоинство, когда все сложные прически уже через пятнадцать минут начинали выглядеть неряшливо. — К сожалению, меня ждут в городском совете, поэтому я не смогу составить вам компанию в вечерней прогулке. — Роман допил оставшийся виски, и Кристина отметила, как двигается его кадык при глотке. Что-то завораживающее и хищное было в этом зрелище. — Но моя мать просила передать вам — и вашему отцу, разумеется, — что она ожидает вас завтра на ужин. Отказ она не примет. И нечто в его тоне подсказало Кристине, что на самом деле отказа не примет он. Сестрички Сворн одинаково очаровательно улыбнулись, но, нарушив любые правила приличия, Роман шагнул к Кристине и коснулся губами её запястья. — Обычный скромный ужин в кругу друзей, — пояснил он, прищурив зеленые, насмешливые глаза. — Мы будем ждать. Бабочки в животе, агонизируя, вновь затрепыхались. Неизвестный крепче сжал ладонь, сминая их нежные крылья. Будучи джентльменом, Роман попрощался и с близняшками тоже, но Кристина не могла избавиться от ощущения, что приезжал он к ней. Приглядывался. Принюхивался. И сделал какие-то свои, одному ему понятные выводы. *** К середине октября семейство Сворн ужинали в особняке Годфри уже несколько раз, и по городку поползли слухи. Мало-помалу смерть Лизы Уиллоби забылась. Трагедия была ужасной. Родители убитой почернели от горя, а потом собрали вещи и уехали в Филадельфию в поисках новой жизни. Их большой дом теперь пустовал, волки затихли, утолив свою жажду крови, а гибель Брук Блюбелл, во избежание волнений, констеблю Сворн удалось скрыть. Общество нуждалось в новой пище для кривотолков и обсуждений, и семья Годфри её с радостью предоставила. Роман и его мать и без того являлись в Хемлок Гроув настоящей притчей во языцех. Роман был самым юным членом городского совета, и то и дело в гостиных шептались, что его предложения звучат почти крамольно, однако выгнать его прочь никто не осмеливался — Джей Ар при жизни держал в руках весь город, и после его смерти власть перешла к его вдове и сыну. Они преумножили её, и теперь за их спинами раздавались только осторожные шепотки, но не возражения в полный голос. Оливия являла собой образец подлинного горя, постигшего её в связи с потерей мужа, и ни у кого не было доказательств, говорящих об обратном. Но что-то в ней заставляло людей сомневаться в её благочестии и верности памяти о Джей Аре — то ли слишком частые визиты Нормана Годфри в особняк, то ли сама её манера держаться, будто английская королева. Она и была негласной королевой Хемлок Гроува, и, несмотря на неприязнь жителей города и слухи, преследовавшие её, никто не осмеливался ослушаться Оливию или бросить на неё косой взгляд. Жители гадали, кого из трех девочек, воспитываемых констеблем, Оливия Годфри прочила замуж за своего сына, и имя Кристины Вендалл стало звучать все чаще и чаще. С оттенком сожаления — тихая девочка нравилась многим, и никто не желал ей судьбы Красавицы, запертой в замке у Чудовища. Сама Кристина и не догадывалась, что говорили за её спиной. Она ловила на себе злобные взгляды дочерей промышленников и фермеров, чуждых родительским страхам. Каждая из них мечтала очутиться на её месте, и Вендалл не понимала, чем её место вдруг стало так привлекательно. В то раннее октябрьское утро в доме царило необычайное оживление. Сестры Сворн как на иголках требовали Дженни причесать и одеть их быстрее. Констебль, нервы которого немного успокоились после отъезда осиротевшей четы Уиллоби и отсутствия похожих смертей, сидел в кабинете с чашкой утреннего кофе, который всегда пил перед отъездом на службу, и делал вид, что не понимает, что происходит. Но что-то происходило. В семь утра прибыл посыльный из особняка Годфри и принес письмо для констебля Сворна. Прочитав его, тот велел разбудить дочерей и подготовить их к приему неожиданного гостя. Причина визита Романа Годфри была ему неизвестна, но кое о чем Том Сворн догадывался, и не был уверен, что знает, как к этому относиться. — Кристина, ты что, всё ещё не причесана?! — Алисса ворвалась в спальню подруги. Она была одета в одно из своих лучших платьев, белое в голубой цветочек, и волосы её Дженни уложила в легкие локоны, убранные в высокую прическу. Две вьющиеся пряди, будто небрежно выпущенные, обрамляли её милое личико. — Роман Годфри должен прибыть ровно в девять! Какая же ты копуша! Кристина отложила толстую книгу. Несколько дней назад ей захотелось перечитать роман Анны Радклифф «Удольфские тайны», и она не видела причины, почему бы ей не сделать этого. Атмосфера таинственности и зловещих секретов затянула её, и девушка сама не заметила, как начала проводить параллели с Хемлок Гроувом, хотя и не припоминала в их захолустье призраков или ведьм, за исключением Дестени Руманчек, которая была просто цыганкой, зарабатывающей себе на жизнь шарлатанством. В самом деле, нельзя же было воспринимать её предсказания всерьез? Однако, припоминая слова Дестени, Кристина не могла избавиться от мерзкого холодка, бегущего по спине. — Я полагаю, он прибудет поговорить с мистером Сворном, — медленно произнесла она. — Неужели нам так необходимо присутствовать? Необходимо, и она это понимала. Никто не отменял правил приличия, принятых в обществе. Но от одной мысли, что Роман Годфри вновь будет смотреть на неё, у Кристины холодели внутренности. Может, ей лучше сказаться больной? — Кристина, — ахнула Алисса. — Разве ты не знаешь? Он особо указал, что мы должны присутствовать! Сразу же после того, как он переговорит с папой! Поторапливайся! Дженни! Дженни! Почему тебя нигде нет, когда ты так нужна? Кристина вздохнула. Кажется, отсидеться в спальне у неё не получится. Как и всегда… Девушки появились в гостиной в тот момент, когда Роман заканчивал разговор с констеблем. — Думаю, вы должны обсудить это с ней. — Том Сворн поджал губы, стараясь не смотреть Роману Годфри в глаза. Как и многие в городе, он чувствовал, что в Романе есть двойное дно, и оно может вскрыться. И ничего хорошего от этого констебль не ожидал. Просьба — хотя кого он обманывал, на самом деле, требование — Романа мистера Сворна не удивило, но и не привело в восторг. Некоторые вещи, даже если их ожидать, все равно неприятно поражают. — Не сомневайтесь, — кивнул Роман. Алекса незаметно подпихнула Кристину локтем. Каким-то шестым чувством, свойственным женщинам, она поняла, что говорили о ней. Алисса поджала губы. Они не были дурами и прекрасно понимали, что семейство Годфри приглашает их на приемы и ужины вовсе не из-за их с сестрой прелестей. Не заметить, что и мать Романа, и он сам исподволь изучают Кристину, было невозможно, и не понять этого могла разве что сама девушка, уверенная в том, что закончит свои дни старой девой. — Доброе утро, дамы, — Роман поклонился. — Рад видеть вас в добром здравии. Отвечать по очереди, или, не дай Боже, хором было так же глупо, как и невежливо, и поэтому девушки просто сделали реверансы. — На улице чудесная осенняя погода, — губы Романа растянулись в улыбке. — Не хотите прогуляться по окрестностям? Алекса и Алисса одновременно взглянули на отца, и констебль, памятуя о разговоре с молодым человеком, только кивнул. Роман предложил Кристине руку. Полная нехороших предчувствий, Кристина оперлась на неё, хотя больше всего ей хотелось сбежать в свою комнату. Роман Годфри никогда и ничего не делал просто так. И, ежели у него были какие-то планы, он выполнял их, каких усилий бы это ни стоило. Погода радовала не по-осеннему теплыми солнечными лучами. Тепло это было обманчивым, но Кристина позволила себе наслаждаться последними приятными днями октября. Дожди, каждую осень поливающие Хемлок Гроув и окрестности, уже были не за горами. Алекса и Алисса немного отстали, обсуждая очередные светские сплетни и модные наряды, увиденные ими в журнале накануне. Каждой хотелось появиться на грядущем приеме в доме Годфри в обновке. Каждой хотелось привлечь внимание не только возможных женихов, но и всех вокруг. Кристину не интересовали наряды. Она хотела знать, зачем Роман приехал к ним в дом, и о чем так долго разговаривал с мистером Сворном. Обычно погруженная в свои мысли и фантазии и не слишком чуткая к чужому настроению, она поняла, что её опекун не слишком доволен ситуацией, но ничего не может поделать. Семейству Годфри подчинялся весь их маленький, провинциальный город, затерянный в лесах штата Пенсильвания, Штата Независимости, бахвалившегося своей приверженностью идеалам демократии и выступавшего на стороне северян в Гражданской войне. Воспоминания о ней до сих пор призраками проскальзывали даже в светских разговорах, а к её ветеранам, вне зависимости от их возраста, относились с большим почтением. В Хемлок Гроув ветеранов Гражданской войны было несколько, но даже уважение к ним не могло пересилить страх перед Годфри. И констебль Сворн, ветеран войны, увы, не был исключением. Кристина понимала, что любое предложение Романа, каким бы диким оно ни было, мистер Сворн был вынужден принять, скрепя сердце, иначе он мог потерять свое и без того небольшое влияние. — Полагаю, вы догадались, мисс Вендалл, о чем я хочу говорить с вами, — нарушил молчание Роман. Его спокойный тон и непроницаемое выражение лица только усилили её волнение. — Боюсь, что нет, мистер Годфри. — Кристина постаралась не выказать своего состояния, однако притворщицей она была такой же никудышной, как и кокеткой. Дрожащий голос выдавал её переживания. — Не буду говорить, что я был лучшего мнения о ваших умственных способностях, — Роман тонко улыбнулся, и Кристина могла бы оскорбиться на его слова, но не оскорбилась. Она не знала точно, но чувствовала, что, будь у него желание её обидеть, он подобрал бы другие слова. — Могу предположить, что мое поведение не очень-то располагало к предложению, которое я собираюсь вам сделать. Кристину пробрало до мелких капелек пота на позвоночнике. Няня ещё в детстве внушала ей, что настоящие леди кушают, как птички, во всем соглашаются с мужчинами и никогда не потеют. Она не была такой же деликатной, как её матушка, и поэтому все её наставления врезались в память хлеще детских счастливых воспоминаний. Возможно, Кристина Вендалл грозилась не показаться кому-то истинной леди, но ей было всё равно. Осознание, что именно хочет предложить ей Роман Годфри, и насколько были правы сестры Сворн, напугало её. Как можно было быть такой наивной и не догадаться, что самая влиятельная семья в городе не стала бы звать на многочисленные ужины другую семью, не принадлежавшую к их кругу, если бы Роман не имел матримониальных намерений относительно одной из сестер… Или, как выяснилось, относительно воспитанницы констебля Сворна. Кристина сочла за лучшее для себя не говорить ни слова. Они продолжали идти по тропинке, ведущей к лесу, и некстати ей вспомнилось произошедшее убийство Лизы Уиллоби, о котором говорили только шепотом и никогда — вслух, будто её смерть была позорным пятном на жизни всего города. И будто о ней можно было просто забыть. Жители маленького, затерянного в Штате Независимости городка Хемлок Гроув хорошо умели притворяться, что вокруг ничего не происходит. — Мисс Вендалл, — Роман накрыл своей ладонью пальцы Кристины, судорожно вцепившиеся в его заботливо подставленный локоть, — я не привык ходить вокруг да около, хотя, возможно, за наше недолгое знакомство вам могло показаться обратное. И каждое свое решение я обдумываю, хотя изначально оно принимается под влиянием некоего импульса, который многие называют интуицией или предчувствием. И поэтому я скажу прямо — я предлагаю вам выйти за меня замуж. Его слова были ожидаемы, но Кристина всё равно почувствовала, что земля уходит у неё из-под ног. Она никогда не падала в обмороки, и сестрички Сворн всегда ругали её за это, считая, что приличная девушка должна уметь потерять сознание при виде мыши или от переизбытка чувств. И, наверное, никогда за свою недолгую жизнь Кристина Вендалл не была так близка к идеальному обмороку. — Но… — Она с трудом подбирала слова, не зная, что ответить. — Но я… — Не любите меня? — Роман усмехнулся, и в его усмешке было что-то холодное, почти змеиное. — Я могу сказать, что меня это не трогает. Я тоже не влюблен в вас, и я думаю, вам это известно. Однако я всегда искал девушку умную, рассудительную, способную учиться и быть мне хорошим компаньоном и жизненным спутником. Искал и не видел, потому что большинство молодых женщин в нашем городке видели только деньги моей семьи. Доходы за год. Особняк. А это, согласитесь, мисс Вендалл, хоть и является признаком практичности, но отнюдь не является признаком ума. Кристина с трудом кивнула. У неё в голове не укладывалось, как мог Роман Годфри предложить ей выйти за него замуж. Смирившись с участью старой девы, которую в жены не возьмет ни один мужчина, и понадеявшись однажды стать известной, но одинокой писательницей, она так лелеяла эти планы, что не обращала внимания на очевидное. Роман Годфри и его мать собирались ввести её в свою семью. Кристина могла отказаться. Прямо сейчас, и она имела на это полное, незыблемое право. Она не любила Романа Годфри, и сомневалась, что полюбит его хоть когда-нибудь — нельзя любить человека, который настолько пугает. Она мечтала о взаимных чувствах, а не о золотой клетке, в которую с радостью залетела бы любая из барышень Хемлок Гроува. И Кристина знала, что опекун поддержит её в этом решении. Но что-то в поведении Романа говорило, что он не примет отказа. Что он добьется своего любыми способами. Холодок снова пробежал по её спине, когда она представила, что Роман, с чьим мнением городскому совету приходилось считаться, мог в угоду собственной прихоти лишить констебля Сворна его поста, которым тот дорожил. Будущее Кристины Вендалл рушилось, как карточный домик. — Должен сказать, мисс Вендалл, что вам лучше принять мое предложение из соображений вашей безопасности. — Лицо Романа Годфри по-прежнему оставалось непроницаемым. Алекса и Алисса, специально задержавшиеся где-то, догоняли их. — Я… — Кристина почувствовала, как её щеки заливает краска. — Могу я подумать об этом, мистер Годфри? Романа Годфри взглядом прошелся по её лицу, и Кристина почувствовала слабость в коленях. Её будто обволакивало странным коконом, и, хотя краем сознания она понимала, что это похоже на гипноз, сопротивляться не хотелось. Роман отвел взгляд, и самообладание вернулось к ней, хотя ноги по-прежнему казались ватными. — Конечно, мисс Вендалл. Я догадываюсь, что вам нужно всё обдумать. Она не надеялась на положительный ответ, однако Роман согласился, действительно согласился, и Кристина ощутила себя так, словно ей отсрочили казнь. *** Терпеливо выдержав визги Алексы и Алиссы, которые, хотя в глубине души и завидовали, но были рады за неё, Кристина легла спать с головной болью. Разговор с констеблем Сворном ничего не дал. Он оставлял решение на её волю, но она понимала, что, если откажет Роману Годфри в своей руке, то опекун может лишиться своей хлебной должности, а, значит, и уважения в обществе. Сам Том Сворн был не самым богатым человеком в Хемлок Гроув, и, если бы он лишился места констебля, то им пришлось бы сдавать комнаты и превратить свой небольшой, уютный дом в доходный. Ей казалось, будто семья Годфри загнала её в угол. Выбирать между благополучием семьи и собственным счастьем было не так-то легко. И, сколько бы ни убеждала себя Кристина Вендалл, что ни Джейн Остин, её любимая писательница, ни Элизабет Беннет, героиня, которой она восхищалась, не пошли бы на поводу у людей, пытающихся подчинить их, она понимала, что у неё самой сил противостоять не хватит. Не такой она видела свою судьбу, хоть и понимала, что у неё, как у женщины, выбора почти не было. И пугало Кристину вовсе не общественное порицание, а месть отвергнутого Годфри. Роман не был ей противен — во всяком случае, он не вызывал того ощущения гадливости, которое оставлял после себя Фрэнк Уилкс, один из многочисленных ухажеров Алиссы. В мистере Уилксе было что-то тошнотворно-суетливое, будто он пытался понравиться всем вокруг и доказать, что он незаменим. Кристина не была с ним знакома раньше, но полагала, что, возможно, место в городском совете сделало его таким. Романа Кристина боялась, как боятся человека, способного на всё, что угодно. Она не знала, чего от него можно было ожидать, и опасалась, что не сможет быть готова к его поступкам. Ей претило зависимое положение, а также то, что любые надежды оказывались разбитыми о реальность. Плакать Кристина Вендалл не могла: что-то внутри противилось слезам, и только спазмы безуспешно сдавливали горло. Она попросила дать время, чтобы подумать, но на самом деле ей было известно, что это всего лишь отсрочка перед приговором. «Я не могу указывать тебе в… таких вопросах», — голос констебля Сворна зазвучал в ушах Кристины так отчетливо, будто опекун снова разговаривал с ней. Он не умел говорить деликатно, и поэтому зачастую просто отмалчивался или говорил какие-то общие слова. Конечно, он не мог указывать ей. А Кристина не могла отплатить ему за доброту, хлеб и крышу над головой, проблемами с самым влиятельным семейством города и потерей работы, приносившей в дом хлеб и сыр. Горло в очередной раз сдавило слезами, но Кристина сумела выдержать и этот спазм. И тяжесть, камнем легшую на сердце, когда она, твердо и прямо глядя в глаза Роману Годфри, сказала, что согласна выйти за него замуж, тоже выдержала. Роман принял согласие с абсолютным спокойствием и поцеловал Кристине руку со всей учтивостью, на которую был способен. Но отчего-то его учтивость вызывала у неё не симпатию, а мурашки. Она не понимала, почему он так заинтересован в ней и только в ней. Единственными женщинами, с которыми Роман Годфри действительно общался на равных, были те немногие, которых содержала в местном борделе Рыжая Бетти. Кристина век бы не знала о том, что существуют публичные дома, если бы Алекса и Алисса, всегда с живейшим интересом прислушивающиеся к сплетням и разговорам, ведущимся вполголоса, не слышали, как пожилые дамы обсуждали Рыжую Бетти. И, хотя они тут же прекратили разговор, как только заметили девочек, близняшки усвоили достаточно. К обычным девушкам, большинство из которых не теряло надежды получить имя «миссис Роман Годфри», Роман относился подчеркнуто холодно. Его не интересовали их матримониальные намерения. И поэтому Кристина не понимала, почему он выбрал именно её. Роман Годфри был так спокоен, будто не сомневался, что она согласится. — Почему я? — выпалила Кристина прежде, чем сообразила, что настоящая леди никогда не задала бы такого вопроса. Она прижала к губам ладошку, но слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Реакция Романа могла быть любой, но он лишь рассмеялся негромко, будто ожидал вопроса. — Вы были бы не вы, мисс Вендалл, если бы не спросили меня об этом ещё раз. И я отвечу то, что вы должны знать на данный момент, ни больше, ни меньше. — Он склонился и вновь поцеловал её руку. — Вы слишком сообразительны для того, чтобы оставаться старой девой. Это не считая того, что я по-прежнему считаю вас самым лучшим для себя компаньоном. И Кристине пришлось довольствоваться этим ответом, хотя он её совсем не устраивал. Где-то в глубине души она понимала, что будущий муж — даже само сочетание этих слов не вязалось у неё ни с Романом Годфри, ни с их отношениями — что-то скрывает. Впрочем, он ведь был Годфри. Все они что-то скрывали, и всему их крохотному городку было известно, что тайн у этой семьи едва ли не больше, чем денег. Дни полетели так быстро, что Кристина поражалась — куда они спешили? Куда убегало время её девичества, которое оказалось таким внезапно-коротким? Алекса и Алисса были взбудоражены её будущей свадьбой куда больше, чем она сама, но Оливия Годфри цепко взяла будущую жену своего сына в собственные руки, и девочкам пришлось отступить. Платье на помолвку, а потом и на свадьбу шила портниха семьи — неулыбчивая пожилая женщина, изрядно часто колющая Кристину иглами и булавками. Кристина предпочла бы отправиться к модистке, которая всегда шила ей наряды, — хоть она и была не такой уважаемой, зато особенности худощавой её фигуры знала наперечет. Но с Оливией Годфри невозможно было спорить. Роман приезжал с визитами раз в неделю, будто сверял их время по часам. Большую часть его посещений Кристина предпочла бы пропустить — в его компании она чувствовала себя необразованной дурочкой, хотя Роман высоко отзывался о её сообразительности и уме. Никаких ума и сообразительности не хватало, чтобы понять, почему Роман решил, что она будет для него лучшей спутницей жизни. Кристина интуитивно ощущала, что всё было намного сложнее, нежели Роман и его мать пытались представить, но не могла нащупать подвоха. И ей было страшно. Кристине было страшно ещё и потому, что помолвка оказалась назначена на день полнолуния. Кристина не следила за лунными циклами, и о полной луне узнала, лишь подняв глаза на чистое небо в день приема в честь молодой пары. Бледный лунный круг, чудилось, глядел прямо на неё, и фантомные мурашки пробежали по телу. От страха она чуть не задохнулась, и огромных усилий Кристине стоило взять себя в руки. Просто луна. А вся боязнь — из-за помолвки, ведь после сегодняшнего вечера для неё не будет возврата, и она вынуждена будет навсегда войти в семью, которая так пугала. И из-за странного сна, в котором она ступала, приподняв подол, по лужам крови на полу особняка Годфри. Несомненно, этот сон тоже был вызван страхом перед помолвкой и свадьбой. — Мисс Вендалл, портниха ждет, — напомнила ей Дженни, которая сопровождала её на последнюю примерку платья перед тем, как оно будет отправлено в особняк Годфри. Сестры Сворн с утра ушли к своей портнихе, и Кристина предпочла бы отправиться туда вместе с ними, но… Кристина запахнула посильнее осеннее пальто и толкнула дверь, оставляя за собой прохладу ноябрьской улицы. Беспричинный страх всё ещё держал её ледяными пальцами за горло, будто что-то надвигалось, и она чувствовала это, но никак не могла остановить. Будто полнолуние несло с собой неведомую опасность. Кристине захотелось прочесть молитву, попросить Господа спасти её от этого неясного беспокойства и даровать силы выдержать и этот день, и этот вечер. «Господи, откуда этот ужас? Отгони его, отгони…». Дженни следовала за ней по пятам. Помощницы старой портнихи подхватили Кристину, увлекли за ширму, помогли ей раздеться, облачили её в платье, и Кристина перестала вспоминать ужас, беспричинно охвативший её при взгляде на полную луну, одиноко висевшую на пронзительно-чистом небе. От портнихи Кристина вышла с неясным ощущением, что ей что-то не нравилось. Возможно, дело было в платье, сиреневом, в тонкую полоску, красивом и элегантном, но делавшем её похожей на ребенка, которым она уже не являлась. Кристина, и без того ощущавшая неправильность происходящего слишком чутко, едва не разрыдалась, глядя в зеркало. — Мисс Вендалл — кто-то выступил из полутьмы узкого проулка неподалеку от дома Сворнов и схватил её за руку. Кристина едва не закричала. Это была Дестени, и в темных глазах её плескался такой ужас, какого девушка не могла и представить у смелой цыганки. О Дестени Руманчек ходило множество слухов, и многие поговаривали, что она не боялась ни Бога, ни черта. А с последним и вовсе была в дружбе. — Всё-таки вы меня не послушались, — она покачала головой и сжала губы. Рядом с ней Кристина чувствовала себя маленькой и беззащитной, так высока и широка в кости была ведьма. — Теперь я не смогу вам помочь. — О чем вы говорите? — выдохнула Кристина, всей кожей ощущая, как её обволакивает отступивший было липкий страх. — В чем вы не можете мне помочь? — Он убьет вас. Это всё, что я знаю. Дестени резко выпустила её руку, затянутую в тонкую перчатку, и отступила в полумрак проулка, растворилась в нём. — О, Господи, — Дженни подскочила к молодой хозяйке. Она задержалась у лавки галантерейщика, памятуя, что у Алиссы Сворн порвались её осенние перчатки из тонкой кожи. — Простите, мисс Вендалл, я не должна была отвлекаться! С вами всё хорошо? — Да, Дженни, спасибо, — тихо произнесла Кристина. — Всё хорошо. Но в этом не было ничего хорошего, и она это понимала. Слова Дестени запали ей в душу, а луна только усмехалась в ответ. *** Если бы Хемлок Гроув находился не в Пенсильвании, а в одном из южных штатов, столь быстрая помолвка между двумя молодыми людьми из высшего общества была бы скандальной. И даже после Гражданской войны, когда южные штаты были вынуждены подчиниться северным, южане сохранили свои традиции. Они помогали им держаться на плаву и не поддаваться отчаянию, переживая из-за в одночасье рухнувшего упорядоченного мира. Пары, не соблюдающие негласный аристократический кодекс приличий, строго порицались даже друзьями. Особенно — друзьями. Но Хемлок Гроув находился на севере, в Пенсильвании, и о шести месяцах, предшествующих официальной помолвке, там никто не думал. На прием в особняк семейства Годфри собралась половина города, и они намеревались вдоволь танцевать и угощаться приготовленными блюдами. Кристина стояла, опираясь на руку Романа Годфри, и скулы её свело от улыбок. Она не была дурой, хоть и мало знала о жизни, особенно — о семейной жизни, и она понимала, что большинству из этих гостей наплевать на неё, другая часть её жалеет, а третья завидует. Но сказать ей в лицо о своем истинном отношении никто бы не осмелился. Тайлер, приглашенный на прием вместе со своими родителями, глядел на неё с тоской, как побитый щенок, но он никогда не нравился Кристине настолько, чтобы от его печалей у неё болело сердце. В этот вечер её больше беспокоили собственные горести. А её сердце заходилось от волнения, плавно превращающегося в настоящий ужас. На город спускались сумерки, и они приносили с собой беспричинный страх надвигающейся тьмы. Кристина никогда не боялась темноты, но отчего-то от одного взгляда за окно ей становилось жутко, будто ночь несла с собой опасность. Танцуя с Романом Годфри, она была готова поклясться, что он тоже чувствует приближение чего-то неведомого, и поэтому старается не оставлять её одну надолго. Днем она постаралась забыть о разговоре с Дестени, но слова цыганки теперь не казались бредом. В вечер полнолуния Кристина была готова поверить во что угодно. Алекса и Алисса, устав танцевать и щебетать со своими кавалерами, под каким-то благовидным предлогом покинули гостиную дома Годфри и отправились к знаменитой оранжерее Оливии, чтобы поговорить и передохнуть от шума светского приема. Жителей в городке было не так уж и много, но, стоило им собраться вместе на балу, начинало казаться, что население Хемлок Гроув выросло как минимум вдвое. Обмахиваясь веером, Алисса подхватила сестру под руку. Они не спеша прогуливались туда-сюда по небольшой, полной экзотических цветов оранжерее — гордости Оливии Годфри. О любви негласной хозяйки города к цветам знали даже те, кто не интересовался чужими жизнями настолько, что это было даже неприлично, а сама Оливия с удовольствием показывала гостям выращенные ей самой цветы и со спокойной улыбкой выслушивала похвалы, которым прекрасно знала цену. Сестры не интересовались ни флорой, ни фауной, но зато знали, что в оранжерее миссис Годфри сейчас их никто не потревожит. — Роман весь вечер не отходит от Кристины. — Алисса захлопнула веер. — Это даже неприлично! Конечно, сегодня он объявил, что планирует жениться на ней через месяц, но хотя бы из уважения он мог бы проявить внимание к кому-то ещё! — Роман никогда не считался ни с чьим мнением, — Алекса передернула худыми плечами, безуспешно попыталась подтянуть повыше лиф платья. — Если бы он заботился, что о нем подумают жители города, он женился бы на Лизе Уиллоби. — И уже стал бы вдовцом, — фыркнула Алисса. Жалости к Лизе она, так же, как и любая здравомыслящая девушка в городе, нисколько не испытывала. Конечно, в глубине души сострадание к родителям погибшей не позволяло ей плохо говорить о мисс Уиллоби, но никто не мешал ей плохо о ней думать. — И если бы он заботился об общественном мнении, он не кидал бы таких взглядов на Литу ещё до её отъезда, — преувеличенно громким шепотом произнесла Алекса. — И не надо так на меня смотреть, сестренка! — Она состроила хорошенькую гримаску. — Об этом все говорили! Роман Годфри был влюблен в собственную кузину, и наверняка он рвал и метал, узнав, что она влюбилась в этого цыгана из табора! Как там его бишь звали? Питер Руманчек? — Мы не можем знать точно… — пробормотала Алисса, которой не понравилась тишина, воцарившаяся в оранжерее сразу после слов её сестры. Будто кто-то разом выключил все звуки, а, быть может, ей так только почудилось. — Ну, дорогая, ты, должно быть, слепая, — язвительно поддела её Алекса. На правах старшей, появившейся за пять минут до рождения Алиссы, она считала, что может подшучивать над ней, когда ей вздумается. — Я слышала, что Лита Годфри забеременела от этого цыгана! И именно поэтому её отправили к дальним родственникам мистера Джей Ара Годфри, в Англию. Интересно, кто у неё родился, если это правда? Маленький беловолосый цыганенок? — Алекса… — начала Алисса Сворн, однако договорить задуманную фразу ей было не суждено. Зазвенело стекло оранжереи, разбитое от тяжелого удара. Они одновременно вздрогнули, схватились за руки и прижались друг к другу, как в материнской утробе, словно близость друг друга могла защитить их от всех бед на свете. — Кто здесь? — выдохнула Александра, еле выталкивая слова из внезапно пересохшего горла. — Кто здесь? Тяжелое дыхание позади себя сестры услышали одновременно. Обернувшись, они так же одновременно попытались закричать, но крики застряли у них в горлах, так и не вырвавшись наружу. Алисса, путаясь в юбках, бросилась к выходу, но удар тяжелой лапы сбил её с ног, и она упала ничком на дорожку. Лодыжка при падении подвернулась и хрустнула. По лицу заструилась кровь из разбитого носа. Где-то позади коротко и хрипло вскрикнула Алекса, и тут же раздался звук падения девичьего тела, и хруст костей, и утробное чавканье. Алисса попыталась подняться, но тяжелое платье мешало ей, и нога ужасно болела. Сердце колотилось где-то у горла. Говорят, что близнецы ощущают боль друг друга. Алисса испытала это на себе. Она схватилась обеими руками за живот, чувствуя, как чьи-то клыки вытягивают из неё кишки. Мерзкое, отвратительное чавканье раздавалось у неё в ушах. Кое-как перевернувшись на спину, Алисса увидела, как огромное, черное, как смерть, чудовище разрывает на части её сестру, и кровь льется потоком на земляной пол, а цветы, любовно выращенные Оливией Годфри, тянутся листьями к лужам, быстро впитывающимся в землю. Она открывала рот, но хрипов не было слышно. Не способная позвать на помощь, Алисса только и могла, что смотреть, как умирает её сестра, обратив к потолку полные муки глаза. Алекса в последний раз дернулась и затихла. Алисса чуть приподнялась, и поняла, почему её двойняшка всё это время не кричала. Горло сестры было разорвано, и зияющая рана выглядела, как вторая улыбка, широкая и жуткая. Темная тень прыгнула на Алиссу Сворн, затмевая свет газовых ламп. Безумные желтые глаза были совсем рядом. Она закричала, пронзительно и резко, обретя голос, который потеряла Алекса перед смертью, но захлебнулась визгом и собственной кровью. Музыка вальса затихла, и громкий девичий крик прорвал возникшую тишину. Он оборвался так же неожиданно, как и начался, но музыканты застыли, не зная, как действовать. Гости заволновались. Оливия Годфри поднялась со своего места, высокая и величественная. Кристина, десятки раз слышавшая, как Алисса визжит при виде мыши или какого-нибудь насекомого в саду, сразу узнала её голос. Она замерла на мгновение, пытаясь понять, отчего ей кажется, будто Смерть походя коснулась её холодными пальцами, а потом, подхватив юбки, бросилась в сторону выхода из гостиной. — Мисс Вендалл! — Роман ухватил её за локоть, останавливая. Кристина затормозила, запуталась в платье, едва не упала, и Годфри поддержал её, на секунду прижав к себе. — Мисс Вендалл. — Он отстранил её от себя и взглянул ей в глаза. — Я думаю, что вам не стоит ходить туда. — Это Алисса! — Кристина рванулась из его рук прочь. — Пустите меня, это Алисса! — Я знаю. — Он быстро, как-то по-змеиному облизнул губы. — Именно поэтому я считаю, что вам не стоит туда ходить. Что-то в его глазах звало Кристину остаться, позволить другим отправиться на голос Алиссы, оборвавшийся так быстро. Может быть, Роман прав. Может быть, ей там не место… Её обволакивало мягким туманом, будто струившимся из глаз Романа. Гости особняка уже устремились в сторону оранжереи. Констебль Сворн, также узнавший голос дочери, первым вбежал в святая святых Оливии Годфри, и его горестный вопль вывел Кристину из оцепенения. Вырвавшись из объятий Романа, она поспешила за гостями. Пол оранжереи был темным и сырым, будто пропитанным чем-то, и Кристина Вендалл даже не сразу поняла, почему. Люди толпились в дверях, но, когда её хрупкая фигурка протиснулась вперед, они как-то отступились, пропуская её. Будто хотели, чтобы она увидела… И она увидела. Констебль Сворн стоял на коленях прямо на грязном полу и держал в объятиях растерзанную фигурку в розовом платье, похожую на поломанную куклу. Другая фигурка, также изломанная, валялась рядом. Том Сворн плакал и подвывал. В толпе кто-то из дам взвизгнул, кого-то увели, кого-то унесли. Кристина замерла, прижав к губам ладонь. В ноздри ей ударил тяжелый, железный запах крови. Картинка постепенно обретала четкость, и она увидела, что красная жидкость, пропитавшая землю — это кровь. А маленькие, изломанные куклы — её названые сестры. Мертвые. Тело Алиссы почти закрывал собой мистер Сворн, зато Алексу она видела даже слишком хорошо. Видела пропитавшееся кровью голубое платье — сестры всегда предпочитали наряды контрастных цветов. Видела зияющую рану на животе у Алексы, и из этой раны во все стороны торчали желтоватые полупрозрачные трубки, окровавленные, полуразжеванные и будто обгрызанные. Горло Алексы было разорвано. Кристина поняла, что её тошнит, однако всё равно не могла отвести взгляда от мертвых подруг и оглушенного горем опекуна. Она крепко, до побелевших пальцев прижимала ладонь ко рту. Кто-то обнял её, насильно отвернул от кровавой сцены. — Я предупреждал, — тихо произнес Роман Годфри, прижимая Кристину к себе. — Идемте, мисс Вендалл. Вам нечего здесь делать. Кристина подумала, что плач констебля Сворна будет преследовать её всю жизнь. *** Следующая неделя стала для Кристины кошмаром. Констебль Сворн был убит горем, и, вместо того, чтобы заниматься похоронами дочерей, заперся в своем небольшом кабинете и беспробудно пил, забывая даже появляться на службе. Ему стало наплевать, будут ли происходить другие убийства, наплевать на волков — монстров, монстров! Горе сломило мужчину, и даже если бы стая перегрызла половину Хемлок Гроув, он не повел бы и бровью. Городской совет лишил его должности, несмотря на возражения Романа Годфри — власть Романа в городе дала сбой, когда вопрос коснулся опекуна его невесты. Мэр заявил, что не может принять во внимание мнение Романа, хотя и понимает его мотивы — безопасность города должна быть превыше всего, и юноша должен это принять. В городе нарастала паника. Все вечера, дружеские встречи и приглашения в гости отменили на ближайшие несколько недель — на случай, если волки вновь дадут о себе знать. Жители Хемлок Гроув были уверены, что около городка нашла приют бешеная стая, нападающая на людей, прогуливающихся по одиночке или парами. Вечерами горожане запирали дома и тревожно вслушивались в темноту. Новый констебль не разубеждал их. Наоборот, он сам уверился, что девушки погибли от рук животных, и даже открыл охотничий сезон, однако ни одна из вылазок не дала результатов. Волки как в воду канули. Ничего не происходило. Прошли похороны сестер Сворн, куда их отец пришел в мятом сюртуке. От бывшего констебля пахло алкоголем так сильно, что особо впечатлительные дамы еле сдерживались, чтобы не морщить носы, и жалели Кристину, вынужденную до свадьбы оставаться в доме совершенно опустившегося человека. Свадьба с Романом Годфри, вызвавшая еще месяц назад столько пересудов и кривотолков, теперь выглядела спасением несчастной девочки от опекуна, с которым она по закону вынуждена оставаться до своего замужества. Кто знает, что он мог сделать с ней..? И только Кристина знала, насколько мистер Сворн любил своих дочерей, и как сильно их смерть по нему ударила. Как он всё ещё не мог поверить, что девочки, которых он растил после смерти их матери, чью жизнь он старался сделать спокойной и счастливой, были зверски убиты стаей волков — и неизвестно, волками ли? Как он выходил в сад по вечерам, наплевав на запреты городского совета, не ощущая никакого страха, и звал Алексу и Алиссу, умоляя их вернуться. Ему было наплевать, кто их убил. Мистером Сворном двигала не жажда мести, но желание хоть раз увидеть дочек. На похоронах он плакал, и все стыдливо отворачивались, думая о том, в какое неловкое положение он ставит и себя, и их. От Кристины же, напротив, ожидали сильных переживаний, однако она не могла проронить ни слезинки перед чужими ей людьми. Роман Годфри всю печальную церемонию не отходил от неё ни на шаг, чем завоевал симпатию и одобрительные кивки некоторых пожилых дам, не любивших Романа из-за его власти в городе и, конечно, из-за его матери. Оливия Годфри не изменила себе и пришла на похороны в белом платье, но её наряды уже давно перестали вызывать сплетни и слухи, и своим появлением она никого не удивила. Кристина чувствовала себя как неживая. Все заботы о похоронах упали на её плечи, и, хотя Роман любезно освободил её от необходимости рассчитываться за гроб и погребение из средств Тома Сворна, ей пришлось взять на себя организацию ужина для близких друзей семьи. Мистер Сворн не вышел к своим бывшим друзьям, и Кристина несла этот груз на своих худеньких плечах одна. Порой, слушая разговоры о сестрах, то и дело доносившиеся до её ушей, она боялась, что закричит. Закричит сию же секунду, пронзительно и громко. А потом упадет в обморок. Первый раз в своей жизни. И её преследовал страх, о котором она не могла и подумать ещё несколько месяцев назад. Кристина боялась смотреть на небо — интуитивно, первобытной частью своей натуры, которую не смогли убить ни нежные наставления матери, ни суровые нахлобучки няни, ни неловкое воспитание опекуна, она связала лунные фазы и произошедшие убийства, хотя не знала, в чем может быть их связь и как может влиять полнолуние на волчье бешенство. Убывание луны придавало ей немного уверенности, что в ближайшее время, возможно, ничего не произойдет. Как ни странно, Роман был с ней согласен и настаивал на скорой свадьбе, невзирая на траур. Священник колебался, однако Роман напирал, утверждая, что Кристина не являлась сестрам Сворн кровной родственницей, а, значит, могла не соблюдать положенный срок траура. Святой отец изо всех сил пытался найти достойную причину, чтобы отказать отпрыску семейства Годфри, внушавшему неприязнь, но по всему выходило, что Роман прав. — Мы должны провести свадебную церемонию до полнолуния. — Кристина, разговаривая с мистером Сворном, вовсе не была уверена, что он её слышал. Он сидел, развалившись в кресле, и периодически прикладывался к бутылке виски. — Делай, как считаешь нужным, дорогая, — безразлично отозвался он через пять минут долгого и тягостного молчания. От него крепко пахло спиртным. — Я полностью доверяю тебе, — часы лишь недавно пробили два, а язык у него уже заплетался. — Возможно, так будет лучше для тебя… Сердце у Кристины тоскливо сжалось. В зависимом от выпивки, сломанном своим горем человеке, сидящем напротив, она с трудом узнавала своего опекуна. Ей хотелось броситься к нему, как она могла сделать в десять лет, уткнуться лицом в его грудь и, наконец, выплакаться, но она не могла позволить себе этого. Том Сворн перестал быть тем человеком, которого она знала, и которому доверяла. Он не мог защитить её, и с удивлением Кристина обнаружила, что брак с Романом Годфри больше не вызывает у неё ужаса. Смерть самых близких людей потрясла её, но вопреки всему именно Роман постоянно был с ней рядом. Они не любили друг друга, как положено было любить юной паре, но в сложившейся ситуации его забота была Кристине Вендалл важнее и, пожалуй, дороже. Роман Годфри доказал, что он был мужчиной, способным взвалить на себя, насколько это возможно, денежные траты и прочие тяготы, а излишнего сострадания к участи Алексы и Алиссы Кристина от него и не ждала. Страх перед будущим мужем постепенно отступил, и Кристина осознала, что бояться ей стоило других вещей — например, темноты, из которой всегда приходило зло, в каком бы обличии оно ни появлялось. Всё чаще Кристина вспоминала Дестени и её слова, звучавшие, как мрачное пророчество. И чем больше она, лежа без сна, думала об этих словах, тем больше ей казалось, что ведьма имела в виду не Романа Годфри. Она даже попыталась разыскать цыганку, но та, очевидно, обладала способностью растворяться среди улочек Хемлок Гроува. После той встречи в день помолвки Кристины и Романа, Дестени Руманчек никто больше не видел. День свадьбы приближался, и, наконец, настал. Кристина чувствовала, как её захватывает ощущение неизбежности. Ничего нельзя изменить, и она понимала это с той же отчетливостью, с которой осознавала, что оставаться в доме мистера Сворна она больше не могла. Её скоропалительное замужество больше напоминало бегство, и Кристина знала, что действительно сбегает. Бежит в дом, где, возможно, будет чувствовать себя в безопасности. Единственной опасностью в этом доме могла быть Оливия Годфри, но Кристина полагала, что, вероятно, приняв их фамилию, она примет на себя и неприкосновенность от матери будущего мужа. Быть может, Оливия не станет вредить супруге собственного сына. Бесконечные заботы о доме опекуна и приготовления к свадьбе не позволяли Кристине думать, что будет после того, как разъедутся гости и погаснут свечи. У неё не было матери, которая могла бы рассказать ей больше об отношениях между мужчиной и женщиной, и впервые Кристина Вендалл задумалась об этом лишь в утро церемонии, глядя на свое отражение в зеркале. Её вещи уже уложили и отправили в особняк Годфри, где ей и предстояло прожить всю оставшуюся жизнь — вовсе не в светлом и уютном доме, но громадном и по-своему холодном пристанище Годфри, даже чья фамилия звучала как насмешка над Богом. Год-фри. Свободный от Господа. И фамилия подходила Роману как нельзя лучше. Кристина, уже одетая в платье цвета слоновой кости, затянутая сильнее обычного в корсет, с убранными в высокую прическу непослушными локонами, присела на постель. Всё время, прошедшее после смерти близняшек, она старалась не думать, что будет после того, как перед священником и перед лицом Господа она скажет Роману Годфри «да». И теперь на неё удушливой волной накатило понимание — Роману Годфри нужна жена, которая сможет родить ему детей. Таких же, как он: высоких, тонкокостных и сильных, с магнетическими зелеными глазами, в которых скрывалась тьма и тайна. Сестры Сворн многое знали об отношениях между мужчиной и женщиной — они подслушивали разговоры слуг, и пожилых матрон, и юных замужниц, дружили в детстве с цыганами. Кристина не уносилась в мечтах дальше алтаря, и уж конечно, там рядом с ней стоял вовсе не Роман. Что теперь с ней будет? Горький комок в горле не желал рассасываться. Кристина поджала задрожавшие губы, силясь прогнать вполне понятный страх перед неизвестностью. Она справится. Она сможет, она должна справиться, даже если будет трудно и страшно. Лучше так, чем смотреть, как медленно убивает себя близкий человек и знать, что ничем не можешь ему помочь. Мистер Сворн вряд ли позволил бы ей это. Она должна была идти своей дорогой. Но что ждало её впереди? Что за человек её муж? И какой он на самом деле? Кристина всё-таки заплакала, впервые за долгое время, и плакала, пока Том Сворн, непривычно трезвый, не постучался в её двери и не сказал, что им пора выезжать, если она не хочет опоздать на собственное венчание. *** В особняк Годфри уже съехались гости, решившиеся покинуть свои дома ради самой знаменитой свадьбы в уходящем году. Роман особо настаивал на проведении свадебной церемонии не в церкви, а в особняке, и священник, не меньше, а может, и больше других боявшийся то ли юного Годфри, то ли его матери, поддался напору и согласился провести церемонию в особняке. Это противоречило его собственным принципам, но спорить священнику совсем не хотелось. Что-то во взгляде Романа подсказывало ему, чем это может обернуться. Сердце Кристины бешено билось в груди, да так, что грозилось выломать ребра, и без того стискиваемые корсетом до потери дыхания. Гостей было не так уж и много, но в глазах у девушки двоилось от волнения и испуга, и ей казалось, будто гостиная полна людьми, и все они внимательно смотрят на неё, изучают, оценивают. Пытаются понять, достойна ли она вступить в семью Годфри. Вцепившись в локоть опекуна, она мечтала развернуться и сбежать. Бежать до тех пор, пока деревья в лесу, окружавшем Хемлок Гроув, не обступят её и не скроют от чужих глаз. Возможно, именно поэтому всё происходящее и тогда, и после показалось ей нереальным, словно тяжелый сон, из которого она не могла выбраться, и тонула в нём, зная, что никогда не проснется. Невозможно пробудиться от реальности. События мешались и путались, накладываясь друг на друга. Кристина едва помнила, что на вопрос священника, согласна ли она взять в мужья этого мужчину, согласна ли соединиться с ним святыми узами брака, дарованными свыше, утвержденными Господом во времена человеческой безгрешности, ответила, что согласна. Именно такого ответа ждали от неё. Кристина помнила, как Роман приподнял её фату, и лицо его было нечитаемым, а в глазах его, чуть прищуренных, затаился триумф — или это ей тоже почудилось? Никогда в своей жизни Кристина Вендалл — теперь уже Годфри — не думала, что первым мужчиной, поцеловавшим её, будет Роман Годфри. И тем более не ожидала от него чуткости и нежности, но Роман лишь слегка коснулся её губ, и сразу отступил назад, предлагая ей руку. Поздравления посыпались со всех сторон. Кристина растягивала губы в улыбке, но осознание собственного замужества не приходило. В любой момент она могла проснуться и обнаружить себя в собственной постели, и где-то из спальни сестер Сворн раздастся голос Алексы — она всегда просыпалась раньше своей сестры — зовущий Дженни… «Дженни, затяни мне корсет, пока не позавтракали! Потом не сумеешь! Да побыстрее!». Пробуждение не наступало. Оливия склонилась к ней и коснулась её щеки сухими губами. Кристину Годфри окутало облаком духов с запахом лимонной вербены, и этот запах, по-домашнему уютный, контрастировал с холодным взглядом Оливии Годфри и её красивым, отстраненным лицом. — Если мой сын выбрал тебя, значит, ты заслуживаешь этого, — произнесла она и улыбнулась, но улыбка оставалась ледяной. — Надеюсь, что заслуживаешь. Большинство гостей потеряло к Кристине интерес почти сразу после церемонии. Они общались между собой, пили шампанское, а она боялась отойти от собственного мужа, интуитивно ощущая, что рядом с ним хотя бы сохраняется иллюзия безопасности. Вечер постепенно опускался на Хемлок Гроув, плавно завершая долгий не по времени, но по насыщенности событиями день. Из окон особняка Годфри Кристина могла видеть сгущающиеся сумерки — в ноябре темнело рано. Луна казалась ущербной, тоскливой, и какое-то неясное чувство поселилось у Кристины в груди. Будто всё было напрасно. Будто опасность приближалась, несмотря на любые предосторожности. И хотя Кристина не понимала, что за дурные предчувствия заставляют её дрожать и судорожно цепляться за локоть Романа, она знала, что пренебрегать ощущениями не стоит. И пренебрегать её сновидениями тоже не стоит. После смерти подруг она засыпала, как убитая, не видела снов, и просыпалась по утрам с тяжелой головой, но перед свадьбой кошмар вернулся. Она вновь шла по коридорам особняка Годфри, и кровь хлюпала под её ногами, пачкая подол белого платья. Кровь проступала сквозь половицы. Кровь липла к подошвам туфель. Кровь была повсюду, и казалась живой… Кристина проснулась с криком, списать кошмары на волнение перед свадьбой у неё так и не получилось. И голос Дестени всё ещё звучал у неё в голове. «Тебе нужно держаться подальше от этого человека!». Поздно. Слишком поздно. Музыканты заиграли. Роман, слегка склонив голову, подал ей руку. Его ладонь легла на талию Кристины, и вновь она удивилась прохладе его кожи. Её муж вел в танце уверенно и легко, и Кристина почти не думала, что может запутаться в юбках. Роман держал её в объятиях, прижимая к себе даже слишком крепко, но теперь он мог себе это позволить — будучи её супругом, и, Господи, что дальше, что же будет дальше? Ответ пришел слишком быстро. Дальше был звон стекла, и темные, мощные тела метнулись в гостиную через оконные проемы, принося за собой холод и ужас. Гости смешались, раздались крики, прерываемые падениями тел, хрустом костей. Музыка прекратилась, и единственным звуковым сопровождением стали вопли людей, неосторожно принявших приглашение на свадьбу Романа Годфри. Их убивали, и сделать с этим они ничего не могли. Крики звенели у Кристины в ушах. Роман крепко схватил её за руку, сжимая её пальцы в холодной ладони, медленно увлекая за собой к выходу из гостиной. Ни один мускул не дрогнул на его красивом лице, но отчего-то она знала — Роман не ожидал нападения. Скорее всего, он надеялся, что всё обойдется, и предчувствия останутся лишь предчувствиями. Кристина знала теперь, что интуиция подсказывала им одно и то же. Чудовищами оказались волки, с десяток крупных черных особей. Убегая от которых, люди сталкивались в дверях, падали, там же животные настигали их, перегрызали глотки, вспарывали клыками животы. Кровь была повсюду, она лилась на пол из множества ран, пропитала ворс ковра, превращая его в сюрреалистическую картину неравной бойни. Один из волков поднял окровавленную морду и в упор взглянул на Кристину. Глаза в глаза. И она, ощущая, как внутренности охватывает холодом, поняла, что желтый взгляд совершенно разумен. Возможно, разумнее, чем у некоторых людей. Волк звал её. Волк хотел, чтобы она стала такой же, как он, чтобы они вечно могли бежать под луной. Волк звал её стать… им. Соединиться с ним. И она знала этот взгляд. Она видела его однажды во сне, а, быть может, наяву? — Нужно уходить, — жарко шепнул Роман ей на ухо, и Кристина очнулась от своего оцепенения. Голос мужа, тихий, но властный, разбудил её от сна наяву, накрывшего с головой. Волк досадливо отвернул морду, не выдержав конкуренции с Романом Годфри. — Они пришли. Нужно уходить. Черт возьми, — выругался Роман. Кристина ничего не понимала. Пришли? Уходить? Куда? Повсюду кровь и смерть. Нападение произошло слишком быстро, и в её голове продолжала звучать плавная мелодия, но музыканты лежали на полу с разорванными глотками и не могли играть. Они больше никогда и ничего не смогли бы сыграть. Огромный черный волк зарылся мордой в распоротый живот пианиста и с чавканьем пожирал кишки. Том Сворн, бывший констебль Хемлок Гроув, приподнялся на локте. Горло его разодрали ударом тяжелой лапы, и всё, что он пытался сказать, превращалось в бульканье и предсмертные хрипы. Его лицо испачкалось в крови. Он хотел бы сказать, что был прав. Что волки несли погибель. Что нужно было сразу найти их логово и расстрелять всю стаю. Но слова не срывались с языка, и перед глазами у него стремительно темнело. Он успел подумать, что Роман Годфри, каким бы странным ни был, сможет защитить Кристину от любых опасностей. Он успел подумать, что если есть на свете Бог или Дьявол, то скоро он увидит дочек, и Алисса с Алексой, как в детстве, бросятся ему на шею. И может быть, может быть… Может быть, если существует Рай, то его жена ждет там, и раскроет ему объятия. — Папа! — выкрикнула Кристина, возвращая Сворна в реальность, но лишь на мгновение. Никогда она не звала его отцом, слишком хорошо понимая, что отцом её был другой человек. Но мистер Сворн воспитывал её, как умел, любил, как свою дочь, и желал ей только счастья. И теперь он умирал у неё на глазах. — Папа… — Кристина зажмурилась на секунду, поверив, что стоит ей закрыть глаза, а потом открыть их, и страшный сон уйдет, растворится в предрассветной дымке. — Папа… — Слезы полились по её лицу, обжигая щеки, и они текли и текли, и хрипы мистера Сворна становились всё слабее, пока не затихли. А Роман всё тянул Кристину в сторону, и ей пришлось подчиниться, хотя желтые глаза неотступно следили за ней и звали остаться, и разделить с мистером Сворном судьбу или навеки превратиться в волчицу. Каждую секунду Кристина думала, что волки бросятся за ними, но у монстров была своя цель. Они усеяли гостиную особняка Годфри трупами жителей Хемлок Гроува и устлали белоснежный ковер Оливии Годфри чужими окровавленными кишками. Роман втолкнул Кристину в какое-то помещение. Звук захлопнувшейся двери отрезвил её, и нереальность происходящего отступила, освобождая место ужасу. Слезы продолжали неконтролируемо течь по её лицу, а корсет мешал свободно дышать. В горле пересохло. За день своей свадьбы она плакала больше, чем за всю свою жизнь, и всё — от страха. От страха или, скорее, от безумного, хватающего ледяными пальцами за горло ужаса. Кристина взглянула на подол своей юбки — по кромке ткани шли багровые, уже подсыхающие пятна. Её свадебное платье было всё в крови. О, Боже, оно всё в крови… Её затрясло, и она разрыдалась в третий раз за день, уткнувшись лицом в ладони. Не такой она представляла собственную свадьбу и собственную жизнь. Смерть шла за ней по пятам, и за последний месяц Кристина потеряла всех, кого любила. Всё казалось кошмаром, от которого она просто не проснулась этой ночью, и кровавая резня в особняке лишь очередной его слой, открывавший один из кругов Ада. Роман шагнул к ней и взял её за плечи, но не встряхнул, а притянул к себе, позволяя Кристине уткнуться лицом в его грудь. — Кристина, — тихо позвал он её по имени. — Думаю, как муж я могу вас так называть. Кристина… У нас мало времени. Я думал, что перенос церемонии поможет спасти вас, и потом они не посмеют сунуться, зная, что вы под моей защитой, но я обманулся. Я ошибся — варгульфам не нужно полнолуние, чтобы убивать. Знаю, что вам тяжело и страшно, но я прошу — послушайте меня. — Роман приподнял лицо Кристины за подбородок, внимательно глядя ей в глаза, и постепенно Кристину окутало ощущением спокойствия и даже неким оцепенением, которое можно было бы списать на шок. Глаза Романа Годфри, полупрозрачные, холодные напоминали ей болотный туман, окружающий трясину в самой чаще лесов Пенсильвании. — Вот так. — Он провел ладонью по её волосам, путаясь длинными пальцами в растрепавшихся локонах. — Теперь вы можете слушать меня. Кристина чувствовала, как ужас и боль медленно уходили куда-то, растворялись в его взгляде, будто Роман забирал её эмоции себе. Через несколько мгновений она вздохнула и кивнула. — Мне всё ещё страшно. — Я знаю. И то, что я скажу, испугает вас ещё больше. Они пришли за вами. Они пришли за вами потому, что ваши родители убили жену одного из них. Убили её ещё человеком. Во сне. Это оборотни, Кристина. Они существуют, как существуют персонажи страшных сказок, что рассказывала вам няня в грозу. И они могут годами вынашивать план мести. Страх жертвы им всего дороже, и, убивая других, они знали, что напугают вас. Они чувствовали вашу панику, и шли на запах страха, выжидая, пока жертва достаточно им пропитается. Оборотни хотели отомстить, и их не остановило, что те, кто убил жену их вожака, уже мертвы. Ваши родители были членами Ордена Дракона, и они убивали оборотней и прочих монстров… — Уголок его рта дернулся. — Например, упырей. И эта смелость есть и в вашей крови. Поверьте мне. Оборотни? Монстры? Мысли Кристины ворочались медленно, и разум напоминал кисель. Она едва могла взять в толк, о чём говорил ей муж, и ей казалось, что вот-вот она проснется. Но Роман продолжал смотреть ей в глаза, и страх отступал, не оставляя ей ничего, кроме покорности судьбе. Если они пришли за ней, значит, так тому и быть. Он защитит её. Уверенность в этом крепла, и ужас, шипя, исчезал во тьме. Это походило на гипноз, но если это и было внушением, то Кристина ничего не имела против него. Потом. Она успеет испугаться потом, и все свои вопросы она задаст потом. И она не совсем уверена, что это её мысли, но и это уже не важно. — Я знаю, у вас много вопросов. — Роман продолжал держать её в объятиях, и говорил, говорил. — Но сейчас для них не время и не место. Обещаю, я всё расскажу вам позже. Двери содрогнулись от мощного толчка, но выдержали. Кристина вздрогнула. Волк в коридоре низко, озлобленно зарычал. Он пребывал в бешенстве, поскольку не мог пробиться к своей цели. — Времени нет, — Роман отступил назад, оглядел комнату. — Это кабинет моего отца, а теперь — матери. Всю свою жизнь она хранила здесь не только документы и отчеты о состоянии особняка, но и оружие. Подобным владели и ваши родители, но я уверен, вам рассказать об этом до того, как их убили, они не успели. «Убили?» — Кристина вновь не могла взять в толк, о чём говорил её муж. — «Как это — убили? Такого не может быть, нет, это какая-то ошибка, и…». — Мои родители умерли от малокровия, — пролепетала она, до последнего цепляясь за историю своей семьи, оказавшуюся ложью. — Малокровие не лечится, и… — Вам так сказали. — Роман шагнул к стеллажу с книгами в кожаных переплетах, почти без труда отодвинул его. За шкафом оказалась небольшая комнатка. — Оборотни опоздали, именно поэтому им пришлось ждать так долго, чтобы насладиться вашим страхом. Ваших родителей убили вампиры. Не упыри, а вампиры, хотя вы вряд ли увидите разницу сейчас. — Он взял Кристину за руку и почти втолкнул в крохотное, пропахшее пылью помещение. — Дверь кабинета сделали на совесть ещё при моем деде, однако и она долго не выдержит напора разъяренного оборотня. Я должен уберечь тебя. — Неожиданно Годфри перешел на более фамильярное обращение, но Кристина не заметила этого. Сердце её бешено колотилось, и страх, отогнанный Романом, вернулся вновь, заставляя её холодеть от ужаса. В углу комнатки стоял сундук. Роман присел на корточки и откинул крышку. Новый мощный удар сотряс двери — волк, собиравшийся с силами, вновь попытался взять комнату штурмом. — Оборотни хотят отомстить, — он повторил это в третий раз, будто пытаясь убедить её в своей правоте. — Они убили всех дорогих вам людей, и они убьют вас, если я не уничтожу их вожака, — Роман повернулся к Кристине. В руках он держал нечто наподобие секиры. Кристина не отличалась познаниями в холодном оружии, как и в любом оружии вообще. — Быть может, я не воин, — Роман криво усмехнулся. — Но драконы до последней капли крови защищают то, что им дорого. Третий мощный удар снес с петель старую дверь. Одним прыжком преодолев расстояние между порогом и комнаткой, огромный волк возник в проеме. В отличие от своих собратьев, изничтоживших половину населения городка, явившихся на свадьбу, этот волк был полностью сед, и только глаза горели кровавым огнем. Он повел носом, принюхиваясь, повернул к Кристине огромную морду, ощерил пасть, выставляя напоказ окровавленные клыки. «Ты… Здесь… — голос в голове у Кристины прозвучал низко, хрипло, по-старчески, но вполне человечески. — Я долго ждал этого дня… И ты боишься. Это хорошо. Я убью тебя так, как убил их». Горло сжалось, дыхание перехватило, она задрожала, пораженная и напуганная силой этого голоса. Она гораздо сильнее испугалась мощи этого голоса, чем реальной возможностью животного — оборотня? — общаться с ней через мысли. Красные волчьи глаза встретились с её собственными, и туман, наведенный взглядом и словами Романа, рассеялся, уступая место нестерпимому желанию шагнуть навстречу судьбе, встать на колени и позволить острым клыкам вспороть её горло. Кровь за кровь. Око за око, и смерть за смерть, так будет всегда, на этом зиждется мир, куда более древний, чем христианство, повелевающее прощать. Её родители убили его жену, и Кристина должна была вернуть долг. Она должна напоить старого оборотня своим страхом, который он так долго в ней взращивал. Она сделала маленький шаг, и волк удовлетворенно и громко фыркнул, клацнул зубами в предвкушении. — Нет! — Роман отпихнул её в сторону, себе за спину, закрывая полностью своим телом. Он знал, что размеры комнатки не позволят оборотню добраться до неё иным путем, и кому-то из них придется напасть. — Убирайся, Николай! — На звуках имени волк зарычал, утробно и гневно. — Убирайся из моего дома! Кристине почудилось, будто волк насмешливо закашлял. За широкой спиной Романа она не могла видеть происходящего, но первобытный, не свойственный ей ужас пробирал от того, что только собственный муж отделяет её от бешеного красноглазого существа, чье горло можно перекусить одним захватом мощных челюстей. Наваждение рассеялось, и теперь она не понимала, как сама чуть не шагнула на смерть. Кристина знала, что оборотень может чувствовать её страх, и все его деяния были направлены на то, чтобы его преумножить. А затем волк прыгнул, и Роман замахнулся секирой. Кристина инстинктивно отшатнулась назад, запуталась в испорченной юбке и упала. Роман, сбитый с ног оборотнем, упал рядом с ней, а тяжелая туша волка, почему-то без головы, рухнула на него сверху, заливая потоками крови. Кристина закричала. И, видя, что вместо волка Роман спихнул с себя тело высокого, сильного старика, чья голова валялась неподалеку, слепо глядя в потолок мертвыми голубыми глазами, продолжала кричать. Роман быстро провел по губам языком, слизывая кровь, и напрягся, прислушиваясь. Николай умер, но другой волк, черный с желтыми глазами, возник в проеме. Он вскинул морду к потолку и тоскливо завыл. Кристина медленно, чувствуя, как косточки корсета впиваются в её ребра, развернулась и прижала ко рту кулаки, растягивая губы в истерической ухмылке. За всю свою жизнь она не видела так близко волков — оборотней! — и её колотило от запоздалого ужаса. От понимания, что она едва избежала смерти от острых клыков. Роман опустился на колени, и его лицо оказалось на одном уровне с глазами волка. Диалог между ними был кратким и молчаливым, но почему-то струхнувшая Кристина знала, что они разговаривают о чем-то, им одним понятным. Жуть пробирала её морозом до костей. Кристине думалось, что она должна помочь мужу, но что-то внутри неё говорило, что Роман не обрадуется вмешательству. — Я и пальцем её не тронул, — тихо произнес Годфри, качая головой. — Я клянусь тебе, что она жива. И она, и её дитя. Они скоро вернутся из Англии в Филадельфию. Ищи их там, а мою семью оставь в покое. Волк коротко рыкнул, то ли соглашаясь, то ли сомневаясь, и склонил набок голову. Взглянул на Кристину, и вновь встретился взглядом с Годфри. — Не трогай её. — Роман выглядел гротескно и жутко. Покрытый кровью убитого цыгана-оборотня, невыносимо красивый, он разговаривал с другим оборотнем, и тот, казалось, понимал его. — Тебе не за что мне мстить, а мне нечего с тобой делить. Прощай, Питер. Уведи свою стаю. Она ведь теперь твоя? Питер. Питер Руманчек. «И ваши пути с Питером пересекутся ещё раз», — вспомнила Кристина слова Дестени, казавшиеся ей обыкновенной чушью, которую несут цыганки, чтобы заполучить доллары себе на ладони. Недаром взгляд желтых глаз волка ей чудился таким знакомым — это был цыган, это был Питер, но если он любил Литу, то зачем звал её с собой? «Мне нечего с тобой делить». Молчаливое противостояние Романа и Питера продолжалось ещё несколько минут, а потом волк вильнул хвостом и, развернувшись, ушел прочь. Он ступал медленно, степенно, как и полагается ступать вожаку. На пороге кабинета он обернулся и совсем по-человечески покачал головой. Кристина пошатнулась, не в силах справиться с потемнением в глазах. «Алекса всегда говорила, что я не умею падать в обморок…» — Отвлеченно подумала она. Роман подхватил её, притянул к себе, и Кристина прильнула к нему, забыв, что вся его одежда в крови старого цыгана. Тонкая ткань его рубашки, явно сшитой на заказ у дорогого портного из Филадельфии, была липкой от крови. — Всё. — Голос Романа донесся до неё, как из тумана. — Всё закончилось… Кристине хотелось задать ему много вопросов: почему Питер хотел отомстить семье Годфри? Что такое Орден Дракона? Как могла она жить, не догадываясь, кем были её родители? Откуда он знает всё это? Кто он такой? Но она не думала, что хочет услышать ответы именно сейчас. У неё не оставалось сил и желания воспринимать знания, которые она всё равно не получилось бы осознать. Ужас отступил, но облегчение пока не приходило, и Кристине казалось, будто она болтается между небом и землей в состоянии, близком к обмороку. — Я приказала кучеру запрячь коляску. — Оливия Годфри, в запачканном кровью белом платье, пересекла кабинет. — Вам нужно уезжать отсюда. Ваши вещи я пришлю с почтовой коляской в ближайшие дни. — Её властный тон ясно давал понять, что возражений она не потерпит. Оливия презрительно взглянула на тело Николая и вновь повернулась к сыну. — О трупах оборотней я позабочусь. Роман кивнул. — Делай, как считаешь нужным, мама, — ровно произнес он. — Оборотни больше не вернутся. Нам нужно ехать, Кристина. — Он выпустил её из объятий и коснулся губами её руки. — Полагаю, нам лучше покинуть Хемлок Гроув на какое-то время. Обещаю, ты будешь в безопасности. Он не добавил «со мной», но Кристина почувствовала, что именно это он и подразумевал. И, хотя она была перегружена эмоциями, и её клонило в сон, Кристина подумала, что Роман Годфри, её муж отныне и навсегда, гораздо больше напоминает мистера Дарси, чем она предполагала. Оливия слегка поморщилась от фамильярного обращения сына к жене, но ничего не сказала. Она поддела ногой труп оборотня-цыгана, перевернула его на спину. — Отвратительно, — произнесла она. — Вам обоим нужно привести себя в порядок. Я уже приготовила Кристине платье, а тебе — костюм. Надеюсь, вы справитесь с вашими туалетами самостоятельно; слуги разбежались или были убиты. Идите, — Оливия изящно махнула рукой. Даже если выбор сына пришелся ей не по душе, она знала, что врагов лучше держать ещё ближе, чем друзей. Особенно, если эти враги имели отношение к Ордену Дракона. Кто знает, когда Орден добрался бы до этой девочки и превратил её в машину для убийства? Теперь Кристина Годфри будет всегда на их стороне. Орден проиграл, если не войну, то хотя бы битву. Оливия Годфри никогда не теряла присутствия духа. Роман сжал холодными пальцами ладонь Кристины. И она подумала, что, возможно, она смогла бы полюбить Романа Годфри в будущем. Таким, какой он есть. Оливия Годфри никогда не ошибалась.