Phantasmagoria

Каждый откат времени сопровождается гулкой тишиной. Раньше Макс не обращала внимания на подобную мелочь. Она небрежно взмахивала рукой, думая о мелких неприятностях, которых нужно избежать, разговорах, которые следует повернуть в иное русло, и посиделках с Хлоей, уютом которых хотелось насладиться снова. Какое ей дело, чем сопровождается перемотка, если важна цель, а не процесс? Забавно, но именно сейчас — когда Макс всей душой сосредоточена на желании спасти Хлою, чертов город, себя, в конце концов! — жалкие секунды перемотки вдруг стали казаться вечными. А может, ей просто хотелось, чтобы они были вечными. Она открыла глаза. Задумчиво провела пальцем по вырезанным на парте буквам. Линии тех были резкими и угловатыми, словно автор надписи вложил в нее каждую искорку пожирающей ярости. Макс одобрительно прищурилась: в творчестве обе ипостаси — как идея, так и исполнение — играют одинаково важные роли. Поэтому было бы нелепо, выгляди надпись DIE выверенно и аккуратно… Стоп, парта? Макс моргнула и поспешно выпрямилась, оглянувшись вокруг. Чуть поодаль злорадно косилась на нее Виктория, в сторону Кейт летел скатанный клочок бумаги, а прямо впереди стоял Марк Джефферсон собственной персоной. Колфилд сложила руки на груди и хмуро откинулась на спинку стула. Не для того, знаете ли, она выбиралась из проявочной, чтобы в итоге очутиться на этой проклятой всеми когда-либо придуманными богами лекции. — Макс, не могла бы ты… — Дагерский процесс, — громко бросила она, переведя взгляд на ряд окон. По охваченному солнечными бликами стеклу бежали редкие струйки крови. Она задумчиво наклонила голову, взглядом следуя за алыми дорожками, пока на заметила размазанные по окну птичьи потроха. Из груди невольно вырвался тоскливый вздох: теперь у Самуэля еще больше работы. Макс, очнись, прошу! Макс! Девушка недоуменно повернулась к центру класса, отзываясь на столь знакомый голос, — но рядом не было никого. Даже Виктории, Кейт и остальных, дьявол их сожри. Значит, голос доносился из коридора? Она поднялась из-за стола, попутно повесив на шею ремешок любимого Polaroid'а — аппарат ощутимо давил на позвонки, но с ним почему-то было спокойнее. Едва Макс хотела направиться к выходу, как ее внимание привлекло ярко-красное, как роза, пятно сбоку. Опять чертовы птицы? Но когда она подошла к окну, с удивлением обнаружила, что алые ручейки стекают не на уличной стороне. Как завороженная, Колфилд коснулась теплого, нагретого то ли кровью, то ли солнцем, стекла — и бледные пальцы погрузились в вязкую лужицу с черными сгустками. — Зачем ты это сделала?! Макс испуганно отдернула руку, словно получив ожог. Слева, в противоположной от учительского стола стороне, стояла Кейт. На ее лице читалось такое недовольство, что Колфилд стало не по себе. — Ты все испортила! — возмущенно выкрикнула Кейт, в отчаянии взмахнув руками — те были испещрены глубокими темными порезами, а кожа вокруг них блестела кровью свежей и засохшей. Костяшки пальцев резко выделялись белизной костей, окруженной лоскутками плоти, как серединка цветка — лепестками. — Почему ты не позволила мне спрыгнуть?! — Кейт сжала кулаки и со всей силы ударила по стеклу. То не разбилось, но развороченная плоть мерзко чавкнула, и из-под нее брызнули мелкие капли. — Теперь мне приходится делать вот это! Макс нервно сглотнула, тыльной стороной ладони стерев с лица капли. Под подошвой кедов кружевом зазмеились нанесенные мелом надписи, из которых единственной различимой была I WANNA DIE. — Кейт, — виноватым голосом проговорила девушка, — прости, но я бы на твоем месте сделала буквы чуть более понятными… Она сделала шаг назад, желая прочесть остальные фразы, но тут же наткнулась на кого-то спиной. Кто-то усмехнулся. — Макс, — сильные мужские пальцы мягко сжали ее плечи. — Я очень рад, что у нас появилась возможность поговорить с глазу на глаз. Колфилд возмутилась было — а Кейт пустое место, получается? — но вдруг поняла, что та исчезла. Как и кровь. Ну же, Макс! Мы почти дошли, очнись! Девушка вздрогнула и, извернувшись, вырвалась из хватки Джефферсона — тот, впрочем, не останавливал ее. Судорожно вздохнув, она беспомощно обвела комнату взглядом — ну откуда доносится голос?! Может, попробовать перемотать время и осмотреться внимательнее? Каждый откат времени сопровождается гулкой тишиной. Макс быстро опустила руку, дрожа всем телом. Нет-нет-нет, только не снова, только не тишина, только не мерное биение сердца. От этого веяло мелким огоньком надежды — скорее отравляющей, нежели согревающей. Выборами, последствия которых невыносимо давят на плечи. От этого веяло дыханием смерти и ветра, кружащихся в диком танце торнадо. Часы на стене тикали-тикали-тикали абсурдно-громко. Заткнуть уши, не слышать, зарыться в ворохе чужой одежды. Макс развернулась к Джефферсону и прильнула к нему всем телом, обняв так крепко, как если бы он был единственным спасением. Мужчина успокаивающе погладил ее по спине. — Все хорошо, Макс, — бархатно прошептал он. Горячее дыхание обожгло затылок. — В моей… нашей проявочной тебе больше не придется бояться. Я всегда буду рядом. — Там я чувствую себя в безопасности, — подхватила девушка. — И торнадо никогда нас не достанет. Гул ветра за окнами свистел-свистел-свистел абсурдно-сильно. Отстранившись от Марка, Макс не увидела класса: кругом царило неоново-красное свечение проявочной. В кресле посреди хромакея истекала кровью Рэйчел, но на ее тонкой шее почему-то красовалась ланья голова. В пустых глазницах ворочались жирные личинки — что интересно, двигались они по спирали… — Помнишь тот фильм, «Ад каннибалов»? — оживленно спросил Уоррен. — Похоже, правда? Пока Макс думала, признаться ли ему, что фильм она не смотрела, все снова исчезло. Боже, Макс! Не оставляй меня снова, как пять лет назад! Девушка помотала головой, зажмурившись, и уткнулась лбом в воротник рубашки Джефферсона. От мужчины веяло теплом и терпким ароматом дорогого одеколона. Она не хочет уходить. Там, откуда доносится голос, страшно до слез. Там уже сейчас разрушено так много, что каждый удар сердца будет сопровождаться дикой болью. Там есть шанс исправить хоть что-то, но чаши весов слишком велики для одной девчонки — пусть даже и со сверхсилами. — Ни одна модель не вызывала у меня столько восхищения, сколько ты, — Марк говорил страстно, казалось, что не слова рождались на его губах, а всполохи пламени. Здесь нет надежды. Здесь нет ничего, кроме глубочайшей тьмы больного рассудка. А значит, здесь нет смысла пытаться что-то исправить. А значит, здесь Макс не должна себя винить. Ни в чем. — Я так долго ждала вас, мистер Джефферсон, — пробормотала девушка в ткань пиджака. — Теперь мне не придется делать те идиотские селфи. — Зови меня Марк, — хохотнул мужчина, касаясь губами ее макушки. Вдруг в тишину начала вплетаться музыка — Макс могла поклясться, что никогда не слышала ничего прекраснее, но ритм упорно не желал запоминаться. Каждая нота казалась отличной от предыдущей, и все же звучание было столь гармоничным, что захотелось стать с ним единым целым, закружиться в вальсе. Словно — или не словно — прочитав ее мысли, Джефферсон отстранился от Макс и галантно протянул ей руку. Девушка широко улыбнулась и приняла приглашение. Раз-два-три, раз-два-три… Движения изящны до абсурда — Макс ни разу не танцевала с кем-то до этого. Она подняла взгляд на Марка — и в блеске темных глаз увидела отражение своего болезненного счастья. Раз-два-три, раз-два-три… Что плохого в том, что Макс решила немного отдохнуть? Как будто люди там, откуда звучит голос, не могут подождать. — Добро пожаловать в мой мир, Макс, — Я бы осталась здесь навсегда, Марк. Макс!!! Но девушка мысленно отмахивается от голоса и тянется к губам мужчины. Просто дайте ей еще немного времени. Совсем чуточку…