Широкий жест

Настроение Красавчика Джека – вещь непредсказуемая и загадочная. Трудно понять, легко попасть под горячую руку и невозможно описать словами. Точнее, таково оно для простых смертных. Рис же самостоятельно возвёл себя в статус знатока настроений эксцентричных президентов. Он достаточно долго пробыл личным ассистентом Джека и его не менее личным… приятелем. За это время Рис научился вовремя уворачиваться от летящих в голову предметов вроде чашек или оторванных лапок живоглотов – он не задумывается о том, откуда у Джека в офисе постоянно появляются эти лапки, потому что ему так лучше спится – и молча кивать, когда нужно, а порой громогласно возмущаться повсеместному идиотизму в унисон с бушующим Джеком. У Риса не отнимешь права называть себя экспертом по поведению Джеков в дикой природе Гелиоса, но только вот есть в его воображаемой научной степени один маленький нюанс – одно эмоциональное состояние Рис всё-таки не может ни предугадать, ни остановить, ни перетерпеть. И это ни что иное, как вдохновение. Когда на Джека находит вдохновение, он цепляется за очередную дурацкую идею и не отстаёт от неё, пока не реализует. Даже если придётся пожертвовать чужими жизнями. Хотя что уж тут, давайте начистоту – особенно если придётся пожертвовать чужими жизнями. К этим его вдохновлённым чёрт знает чем идеям относится покупка бриллиантового пони – Рис ничего не имеет против Жопца, они с ней самые настоящие друзья, но всё же, – установка в Центре Героизма бассейна с серной кислотой, спонтанный спуск на Пандору с целью достать на ужин пару яиц ракков да пострелять по щенкам скагов, одна пугающая штуковина из местного секс-шопа, о способах применения которой Рис не готов говорить вслух и по сей день… Список можно продолжать бесконечно, но происходящее сейчас рискует занять в нём топовую позицию. Честное слово, такого Рис не ожидал. Возможно, ему придётся сжечь свою воображаемую шапочку магистра причуд Красавчика Джека на воображаемом ритуальном костре, а потом пустить по ней вполне-таки материальную слезу. Неторопливо проплывающий по орбите Гелиоса огромный кривоватый кусок металла, на котором чем-то подозрительно красно-розовым выложена фраза «тыковка, ты – лучше всех (кроме меня)!» – это как-то слишком даже для Джека. – Чува-а-ак, – выдыхает Вонн, открывая от изумления рот, из которого ему на воротник рубашки вываливается наполовину пережёванный кусок сэндвича. – Не смотри на меня! – громко шипит Рис, отчаянно пытаясь сползти под стол и скукожиться до размеров миджета, чтобы обедающие в столовой коллеги перестали на него изумлённо пялиться. Вонн делает всё с точностью наоборот – ещё сильнее выпучивает глаза и машет в сторону окна рукой с зажатым в ней пакетиком сока, содержимое которого в процессе расплёскивается во все стороны. Злополучный кусок металла проплывает совсем близко и худшие опасения Риса сбываются – это совершенно точно чьи-то кишки. Аккуратно, словно с любовью выложенные в буквы кишки. Смачные такие, окровавленные, завязанные после восклицательного знака в сердечко. Рис издаёт нечленораздельный звук и бросает идею кукожиться и прятаться под столом, решив в срочном порядке ретироваться из столовой в президентский офис, чтобы навалять Джеку и его дебильному вдохновению за такое вопиющее поведение. Когда Рис врывается в кабинет, нарочито злым и пафосным жестом распахивая перед собой двери, Джек сидит, закинув ноги на стол и увлечённо тыкая в развёрнутый перед ним эхо-скрин. Однако, завидев Риса, он тут же отрывается от своего занятия и растягивает губы в широкой улыбке, разводя руки в стороны: – Кекси-и-ик! Как я рад тебя видеть. Тебе понравился мой маленький подарок? – Что за херня, Джек? – раздражённо спрашивает Рис, пылая праведным гневом. – Зачем ты опять кого-то убил? Ты что, не мог, как все нормальные люди, валентинку мне прислать или что-то вроде того? Романтика, понимаешь? – А это чем тебе не валентинка и не романтика? – спрашивает Джек, указывая большим пальцем на творение рук своих, крайне своевременно проплывающее за окном. – Ты можешь придумать что-то более романтичное, чем убийство злейшего врага, а, Риззи? – Чего? – искренне не понимает Рис, хмурясь и на всякий случай присаживаясь на край кресла. – Ой, тыковка, не тупи, – закатывает глаза Джек. – Это Васкез. Точнее, был Васкез. Пока я не распорол ему живот, ха-ха, ты бы видел выражение его лица, о-о-о, это было просто бесценно, он так верещал, и, и, и… – Джек! – останавливает его Рис, картинно потирая переносицу и не позволяя себе расплыться в довольной улыбке лишь усилием воли. – Спасибо, конечно, но давай в следующий раз… Попроще, а? – Пф-ф-ф, какой ты скучный, – закатывает глаза Джек. – Я, между прочим, старался. С вдохновением надпись выкладывал, с нежностью! Сам, Риззи, сам, вот этими руками, понимаешь? Осознаёшь всю широту жеста? Рис тяжело вздыхает и переходит на другую сторону стола, чтобы справиться с излишней болтовнёй Джека давно изученным методом – забирается ему на колени и безапелляционно затыкает рот поцелуем. Обычно после такого ужасно болит спина, трахаться на столе или полу – не очень-то удобно. Но Рис готов смириться со ждущей его в будущем болью, чтобы в настоящем не слушать ворчание Джека. Хотя, стоит признать, жест и правда вышел широкий. Как, наверное, и дыра в животе Васкеза – её Джек, скорее всего, проделывал с не меньшим вдохновением. Убивать без вдохновения – та ещё скукота.