Ночь в проклятом доме

Мэри Флореску медленно поднималась по лестнице, волоча за собой тяжелый чемодан. Это был пятый переезд за последний месяц и пятый холодный дом, в котором долгое время жили лишь призраки. Она выискивала «плохие» места по всей стране, потому что именно там ей особенно хорошо удавалось читать ее книгу – ее Саймона. Кроме того, знакомый агент по недвижимости делал хорошие скидки, если удавалось отделаться от злокозненных духов, населявших старые дома. А для этого в большинстве случаев требовалось продержаться лишь ночь, не поддаваясь на их уловки. В коридоре наверху пахло пылью. Мэри в потемках прошла к гостиной, распахнула дверь пошире, чтобы втащить свои вещи. Из комнаты сразу дохнуло свежестью дождя, которую принес с собой Саймон. Сам он стоял у окна и разглядывал дебри запущенного сада внизу. Он был обнажен, широкие джинсы и худи с капюшоном валялись на полу. Тощее тело покрывала вязь бесчисленных шрамов – письмена мертвых, вырезанные на плоти, красовались на каждом дюйме его кожи. Глядя на Саймона, Мэри не смогла сдержать тихий вздох. Она вспомнила, как держала его, окровавленного, в комнате на Толлингтон плейс, как впервые провела пальцами по его испещренной странными знаками коже. Перед этим Саймон Макнил был всего лишь молодым обаятельным мошенником – после настоящей встречи с призраками, он стал вместилищем их знаний, их дневником, свидетельством их мук и злодеяний. Его красивое юное тело было бесповоротно изуродовано, и в то же время в нем появилась особая, нездешняя красота. Каждый клочок его кожи хранил на себе тайну, а в движениях и манерах Саймона сквозили безмятежность и спокойствие человека, с которым все самое страшное уже случилось. Он повернул голову к Мэри, слегка улыбнулся ей бледными губами, покрытыми черными шрамами, и сказал: – В этом доме уже семь лет никто не ночевал. А все прошлые владельцы умерли или сошли с ума. Наверное, это будет идеальным местом для твоей работы. Мэри уронила чемодан у стены. – Возможно. Сейчас я так устала, что даже не чувствую их присутствия. Даже после жуткого дара, который получил Саймон, она была лучшим медиумом, чем он. Конечно, не сейчас, когда она так вымоталась. – Что ты собираешься делать? Спать? Он подошел к Мэри, коснулся ее щеки. Она почувствовала, как его шершавые из-за шрамов пальцы ведут линию по ее коже. – Не стоит здесь спать, – тихо сказал Саймон. – Особенно тебе. Сумерки сгладили его образ, почти скрыв письмена мертвецов. Он выглядел, как напоминание о самом себе – здоровом красавце, который был готов на все ради денег и славы. – Но я так устала... – прошептала Мэри. И он сказал с интонациями того, прошлого Саймона: – Я не дам тебе заснуть. Она кивнула и, пройдя на середину комнаты, уселась в старое скрипящее кресло. На веки ее словно давили свинцовые пластины. Эта усталость была явно неестественной. Видимо, ее навевали призраки, обитающие в доме. Полуприкрыв глаза, Мэри наблюдала за Саймоном. Встав на колени, он разбирал ее чемодан, выкладывая на пол вещь за вещью. Он достал листы белой бумаги и множество бутылочек с чернилами и разноцветной тушью, упаковку свечей. – Зажги свет, – попросила она и сама удивилась, как слабо прозвучал ее голос. Саймон щелкнул зажигалкой и поднес трепещущий язычок пламени к фитилю. Его бледная кожа озарилась теплым желтым светом, но шрамы стали еще темнее и заметнее. Держа свечу в правой руке, он подхватил левой лист бумаги, пузырек туши и стальное перо. Огонь дрожал и метался, когда Саймон шел к Мэри через комнату – ей показалось, что его пытается задуть порыв ветра. – Вот. Лист бумаги лег ей на колени, пальцы ощутили гладкость пузырька с тушью и шероховатость деревянной ручки пера. Машинально Мэри открыла склянку и, обмакнув перо, нанесла на бумагу первую линию. Обволакивающий ее дурман немного рассеялся, и она проворно закончила слово, которое еще днем нащупала на ладони Саймона. Он, продолжая держать свечу, встал перед Мэри на колени и протянул ей левую руку. Она добавила к своей надписи еще несколько иероглифов. Бледное тело перед ней действительно было розеттским камнем, хранилищем множества надписей, одна из которых порой помогала расшифровать другую. Мэри продолжала писать, неаккуратно, слишком быстро, перескакивая от одного отрывка книги мертвых к другому. Бросив надписи на ладони, она стала изучать шрамы на груди Саймона, змеящуюся ленту мелких закорючек, которая шла от одного соска к другому и назад, как перевернутая восьмерка, знак бесконечности. В задумчивости она чертила по коже пером, оставляя черные следы в рытвинах шрамов. Стальной наконечник коснулся бледного соска, прошелся вокруг и несколько раз крест-накрест. Истерзанная кожа налилась краской, стала почти алой, и Мэри успокаивающе лизнула ее языком, чувствуя, как плоть еще больше напрягается под ее ласками. Оторвавшись, она взглянула на Саймона – он был спокоен и бесстрастен, словно ничего особого не происходило. А за спиной у него стояла тень. – Нам нужно больше света, – сказала Мэри. – Я хочу переписать кое-что со спины. Сгусток тьмы исчез, будто мягко отошел назад. Саймон передал свечу Мэри и отправился к разбросанным у чемодана вещам за остальными. Она же с трудом встала на ноги. Покрытый закорючками лист соскользнул на пол с каким-то слишком громким, противным шелестом. – Так сколько людей умерло в этом доме? – спросила она. – Я насчитал восемь. Но, возможно, и больше. – Наверное, дух первого владельца стремится убить всех. Интересно, почему? Саймон лишь пожал плечами. Сама Мэри накануне прочитала про жителей этого дома все статьи, найденные в газетном архиве, но ничего особенного не обнаружила. Раньше она даже сомневалась, что тут действительно есть призраки. Что ж, в любом случае, такой жуткой толпы, как на Толлингтон плейс тут не будет, а с несколькими духами, пусть самыми безумными и жестокими, они справятся. Главное – не поддаваться их дурману. Она подержала руку над огнем свечи, пока ясная, резкая боль не очистила ее сознание. Тогда Мэри подошла к круглому дубовому столу и прикрепила на него свечу воском. Саймон также поставил еще несколько свечей, так что обеденный стол стал похож на алтарь для вызывания демонов. – На стол, – тихо приказала Мэри. Саймон, с тем же непроницаемым выражением лица, залез на стол и улегся на него ничком, словно покорная жертва. Пламя свечей освещало его изрезанную спину и ягодицы, его раскинутые руки и ноги. Мэри задумчиво провела пером вдоль позвоночника. На пояснице из-за множества источников света лежала трепещущая тень. – Мне не видно. Нужна свеча... вот тут. Мэри оторвала от стола одну свечу и осторожно стерла с нее наплывший воск. С силой провела по ней пальцами, заглаживая малейшие неровности. Саймон лежал перед ней не двигаясь, как раскрытая книга. Пальцы Мэри, горячие от прикосновений к свече, дотронулись до его ягодиц, осторожно раздвинули их. Сначала она проникла в него указательным, потом добавила средний. А после, вытащив пальцы, ввела в анус Саймона свечу. Протолкнула ее вглубь на треть и отпустила, с удовлетворением увидев, что ягодицы крепко сжались, удерживая восковой стержень. – Лежи так. Мне нужно взять бумагу. Мэри пошла к вещам и нарочно неторопливо рылась, выбирая лист поглаже. Зрелище Саймона со свечой в заднице покорно ожидающего на столе заставляло ее сердце биться чаще, и между ног у нее становилось подозрительно горячо. Зато навеянный призраками сон окончательно ушел. Вернувшись к столу, она принялась за работу. Лист покрывался письменами, которые она переписывала с поясницы Саймона, с его бледных чуть подрагивающих от напряжения ягодиц, с его видневшихся между раскинутыми ногами яиц. Иногда к ним подступали дымные фигуры. Мэри успела заметить мрачного старика с длинными волосами и юную печальную девушку в ночной рубашке. Приблизиться вплотную они не осмеливались – в похоти Мэри и Саймона было слишком много жизни для печальных мертвецов. Наконец, свеча догорела до середины. Огонь потрескивал, горячие слезы воска скатывались вниз и растекались по шрамам. Саймон все чаще вздрагивал, что приводило лишь к тому, что воска расплескивалось больше. – Горячо, милый? – спросила Мэри. Она, словно невзначай, провела пером по его яйцам и стала выписывать на них замысловатые узоры. Саймон хрипло выдохнул и взглянул через плечо. На его безмятежном лице теперь горело желание. Мэри осторожно вытащила свечу и дразняще коснулась языком ягодиц, облизывая те знаки, которые только что рисовала. Она хотела выучить их, зазубрить, узнать их глазами, руками, ртом. Она прошлась поверху застывших разливов воска и скользнула между ягодиц, дотронувшись до раскрытого ануса, все колечко которого также покрывали мельчайшие шрамы. Саймон приподнял задницу, подаваясь навстречу. Мэри просунула руку ему между ног, ее пальцы сомкнулись на его члене и коснулись его руки, которой он неторопливо водил вдоль ствола. – Не смей кончать, – прошипела она, на мгновение оторвавшись от своего занятия. – Пока не смей. Саймон молча убрал руку. Мэри стала продвигаться вверх, вдоль по позвоночнику, по пояснице и спине, читая губами и языком каждую оставленную мертвыми метку. Ей пришлось самой залезть на стол, чтобы достать до плеч Саймона. Она потянула его за волосы, заставив встать на колени и, целовала его шею, зарываясь лицом в его светлые, будто выцветшие волосы. Ее пальцы схватили его соски, растирая и потягивая. Его ягодицы касались ее бедер, и Мэри задрала юбку, чтобы чувствовать грубость покрывавших их шрамов. Случайно запрокинув голову, она увидела огромное существо над ними, распластавшееся по потолку. Наверное, при жизни это был человек, теперь же больше всего это походило на волосатого паука. Передернувшись от отвращения, Мэри развернула Саймона и сильно, жестко впилась ему в губы. Он ответил не менее яростно. Его изукрашенный рубцами язык скользнул в ее рот, зубы прикусили ее губу. У его слюны был привкус пергамента. Напряженный член ткнулся между ног Мэри, и она поспешно разорвала поцелуй. – Я сказала, пока нельзя. Опираясь на плечи Саймона, она встала. Легонько уперлась ногой ему в грудь – он обхватил руками ее сапог и стал стягивать, не потрудившись расстегнуть молнию. Мэри хотела сказать, что она и расстегнутые с трудом снимает, но тут сапог поддался и спал с ноги. Саймон в той же манере снял второй, а потом поднял руки, чтобы избавить ее от чулок. Его пальцы коснулись нежной кожи бедер и, будто случайно, задели трусики. Мэри закусила губу. Когда с чулками было закончено, она, снова опустившись на колени, подхватила один и, скрутив жгутом, обвила им яйца и основание члена Саймона. Тот глухо застонал, но подался бедрами вперед, позволяя ей удобнее зафиксировать повязку. – Так будет надежней, – прошептала Мэри. Она полулегла на стол, упираясь на локти. В дверном проеме стоял человек без головы, на оконном карнизе раскачивался повешенный. Дом шелестел, шептал об убийствах и безумии, но парочке на столе было уже все равно. Саймон стянул с Мэри трусы и приник к ее истекающему смазкой лону. Его шершавый язык погрузился в нее, играя с ней и лаская, его пальцы толкались в ее влагалище и анус. Она выдыхала сладострастные стоны прямо в лица серым призракам, которые таяли перед ней. Перед рассветом она распустила путы, связывавшие член и побагровевшие яйца Саймона и, уложив любовника на стол, села на него верхом. Раскачиваясь, она опустилась, принимая его всего. А потом была дикая скачка и огненно-горячая сперма на ее коже, и уже совершенно не спокойное и не бесстрастное лицо Саймона. – Я думаю, после всего этого здешние призраки нас особо беспокоить не будут, – сказала она, наблюдая, как за окном восходит солнце.