Изменчивая реальность

— Как ты посмел выиграть?! И это спрашивает мэр Эурии. Да еще и так, будто победа — уголовно наказуемое преступление. Фан на миг подумал, что это просто очередное испытание, тест-симуляция, или какая-то новая проверка, придуманная фракцией Эрудиции. — А разве я должен был проиграть? — беспечно спросил он, продолжая надеяться, что это не реальность. — Да! Черт побери, да, для этого ведь и выбрали именно тебя. — Но я… я не… — Секретарь выдаст тебе деньги — и проваливай. Куда угодно! — у мэра заметно дрожали руки, он и не скрывал, что желает сплавить виновника всех бед куда подальше и как можно быстрее. — Скажи еще спасибо, что никто не узнает, что ты вообще здесь был. — Всё понятно, узнает мисс Мэтьюз, не повезет нам обоим… Девушка-секретарь была чудо как хороша, но Фан даже не попробовал пофлиртовать с ней — не до того! Рано или поздно это должно было случиться… и говорили же родители — выбирай фракцию, в которой можно остаться незаметным! Дружелюбие или Альтруизм. Но в шестнадцать лет не очень-то хочется спокойно жить на ферме и изо дня в день видеть одни и те же бескрайние поля, а уж похоронить себя, заботясь о тех, кому еще хуже — только в страшном сне примерещится. В шестнадцать лет еще верится в лозунги — что всё к лучшему, что никому ничего не грозит. И вот на тебе! Дожили. Он добрался до космопорта. Отлично — ближайший рейс на Эменталь через полчаса. Но каково это — оказаться в стране, где нет разделения на фракции? *** Официальная история гласила, что после войны и стихийных бедствий, охвативших почти всю планету, выжившие построили новое общество, разделенное на пять фракций: Эрудиция, Дружелюбие, Искренность, Альтруизм и Бесстрашие. Представители каждой из них занимались определенными сферами деятельности, соответственно — наукой, сельским хозяйством и промышленностью, правосудием, здравоохранением и защитой страны. Первоначально президент государства избирался из представителей Альтруизма, но, когда эта практика перестала себя оправдывать, власть перешла к Эрудитам. Но кто бы ни правил страной, неизменным оставалось одно: в шестнадцать лет юноши и девушки делали выбор, исходя из результатов теста и собственных предпочтений. Как правило, дети предпочитали то же призвание, что и родители: ведь сменить профессию значило расстаться с семьей, видеть родных раз в полгода на официальных встречах, в присутствии инструкторов со своей работы (последнее правило ввели как раз после смены власти, раньше видеться с родственниками и друзьями из других фракций можно было чаще и наедине). Неофициально всё обстояло намного сложнее. В эту историю Фан не верил, слишком она была похожа на остальные страшилки, рассказываемые в Бесстрашии в барах и тату-салонах. Луис Пажес гордился тем, что в его семье к одной и той же фракции принадлежали все без исключения, во всех шести поколениях рода, и знал множество легенд разной степени правдивости. Новички слушали, затаив дыхание, когда он рассказывал: — Дело было еще в те времена, когда Эурией правили Альтруисты. Дочь одного из членов совета этой фракции перешла в Бесстрашие. Знаете, почему девочек у нас никогда не называют Беатрис или Трис? Потому, что именно так ее звали. Трис Прайор. Она оказалась среди Бесстрашных обманом, на самом деле она была дивергент. Только я вам этого не говорил, вы не знаете такого слова! Дивергенты опасны, во время смены власти кого-то из них убили, кому-то удалось сбежать в Варданскую Империю, в Тюранджию или Эльбинг. — А что с ними такое? Болезнь какая-то? — удивлялся Михаил Валенков, неофит, перешедший из Дружелюбия. Вот уж чье решение было сюрпризом для многих! Мало кто решился бы сменить фракцию, просто влюбившись в девушку, родители которой были военными и которая сама была намерена выбрать тот же путь. — Можно и так сказать, — шепотом продолжал Луис. — Дивергенты имели предрасположенность ко многим фракциям. И на них не действовали моделирование реальности, сыворотка правды и прочие вещи. Так вот… они пошли против Эрудитов. И погибли, все до одного. От истории любви и смерти Трис Прайор мурашки шли по коже даже у самых несентиментальных. Но кому бы вздумалось принять это, как правду? Не может быть, чтобы кого-то не устраивал раздел на фракции, правление Эрудитов или что-то еще. Легенда интересная и красивая, но это такая же басня, как о призраках из Ямы или сверх-воинах, у которых страхов меньше трех. Послушать — круто, но представить это в жизни — никак! Фан тоже перешел в Бесстрашие из Альтруизма. Но в своем решении не сомневался и не думал, что может оказаться в чем-то особенным. Просто… ну разве возможно, будучи юным и полным сил, отдавать всё свое время другим? Нет, он был не против лечить больных или воспитывать детей — но всякие благотворительные собрания, общественные работы и перспектива носить серую одежду навевали тоску. Да еще и эта традиция браков по договоренности! Не тогда, когда хочешь жениться сам, не на той, кто нравится — всё решает община. В Бесстрашии хоть нравы свободнее. Перед тестом мать намекала ему: «Какой результат бы ни показала проверка, выбирай Альтруизм или Дружелюбие. Ты слишком яркий, слишком заметный, тебе лучше работать там, где не происходит никаких событий». А с самим тестом вышло что-то странное: из четырех стандартных испытаний инструктор дал только три, забив результат четвертого теста вручную. Альтруизм. Но, поступив вопреки советам, Фан не жалел. Среди неофитов он не слышал в свой адрес «слишком яркий, слишком заметный, слишком умный». Наоборот, в физических испытаниях он держался где-то посередине, если не в хвосте, полагаясь больше на ловкость, чем на силу. Вот в тесте на страх пришлось хитрить — справившись с пробным заданием слишком быстро и увидев, как этому завидуют другие парни и девушки, Фан стал выжидать, нарочно сдавая испытания на тот же привычный «едва-едва проходной балл». В родной фракции он казался слишком ярким, в Бесстрашии стал обыкновенным, начальники говорили: «мог бы работать лучше, но не хочет!». Отчего именно его назначили командующим флота, направленного против сил Титании? И почему мэру так хотелось, чтобы он покинул Эурию побыстрее и чтобы мисс Мэтьюз считала его пропавшим без вести? Мисс Мэтьюз — если верить тем самым «басням», потомок первой Мэтьюз, осуществившей смену власти. Ну и дела! *** Первое, что бросилось в глаза на Эментале — разнообразие домов, машин, одежды и причесок горожан. По внешнему виду людей трудно было определить, чем конкретно они занимаются, разве что выделялась униформа солдат с гербом Титании и нашивками — знаками отличия. После оранжевых униформ Дружелюбия, серых — Альтруизма, черно-белых — Искренности, черных — Бесстрашия и синих — Эрудиции, пестрота и яркость даже вызывала головокружение. Девушки в розовых, голубых, сиреневых и золотистых платьях, не скрывающих стройных ног. А каблуки — на Эурии таких ни в одной фракции не носили, слишком непрактично. А какие локоны! А косметика — не отсутствие всяческих ухищрений у женщин большинства фракций и не боевая раскраска Бесстрашных, а изящные штрихи, подчеркивающие природную красоту. Фан довольно долго бесцельно бродил по городу, просто глядя на всё, что казалось новым и необычным. Но не оставляла мысль — что же дальше?! *** Это напоминало один из его страхов. В том видении во время испытания на устойчивость к стрессам, первой была картина, что он, ребенок лет трех, идет по лабиринту, мимо ограждений с колючей проволокой, по выжженной земле, и этому пути нет конца и края. Такой сон снился ему и в детстве, без влияния каких-либо стимуляторов — но во сне мама всегда забирала его домой, к старшим брату и сестре. И, проходя тест, Фан просто сказал себе: «Я знаю, чем это закончится — меня заберут в наш дом!». Так и оказалось, что иллюзия длилась рекордно короткий срок. Но во всех фракциях главным правилом было — не выделяться… А преодолеть воздействие симуляции реальности всего за минуту значило привлечь к себе внимание. Да, это талант — но от военных требуются не столько таланты, сколько умение подчиняться приказам старших по званию, невзирая ни на что. Вторая галлюцинация — огромные серые крысы. Крысы выползают из щелей, пищат, подбираются всё ближе, ближе, от них невозможно сбежать. Что-то держит на месте, остается только душить их или швырять об стену. Именно так должен поступать Бесстрашный. И считать в уме — чтобы хотя бы примерно представить, сколько на самом деле длится воздействие. Ведь это просто иллюзия. Третья. Голод. Еды не хватит, точно не хватит, ее забирают, не дадут ни кусочка, даже в карман спрятать пару сухариков не разрешают. Странно. Дома еды всегда хватало… пусть простой, но было достаточно! Это иллюзия. Четвертая. Пустой родной дом. Никого! Только кровавые следы на стенах, будто тела родных кто-то куда-то тащил. С этим страхом справиться намного сложнее, и даже мысль о том, что это может оказаться обманом, помогает не сразу. Преодолеть видение гораздо сложнее. Инструктор потом говорит — пятнадцать минут в галлюцинации, по сравнению с показателями по предыдущим страхам довольно значительный разрыв. Если бы не такая разница, многие бы заинтересовались тем, что страхов всего четыре! Такой результат показал один парень, но он плохо закончил. («Хотя это неправда, считай, что ты этого не слышал!») Даже после инициации Фан сделал татуировку в виде браслета: цепочка и цветок с пятью лепестками, символизирующими пять страхов, результат ближе к стандарту. *** На следующий день, придя в службу занятости, Фан еще сильнее ощутил контраст бесфракционного мира с тем, который знал раньше. Его умения как Бесстрашного здесь были не нужны. Чиновник со скучающим видом заявил: — Мигрантов в первый год проживания на планете в армию не принимают. А способность запрыгивать в поезд на ходу… извините, слишком редкий и не очень нужный навык. Хотя… подождите-ка, вами могут заинтересоваться . Сейчас наберу один номер. Вскоре в кабинет явились солдаты клана Титания. Вот тебе и прекрасный новый мир! Угораздило же попасть к графу Альзесу, да еще и оказаться объектом его пристального интереса. — Значит, вы тот самый человек, который разбил флот Титания в битве при Цербере… — граф говорил скучающим тоном, но смотрел слишком уж внимательно, будто на редкий образец для коллекции. — Удивительно даже для Бесстрашного. — Это была случайность. Ошибка. — Думаете, так быстро вас изгнали тоже по чистой случайности? — в такой ответ Титания явно не верил. — Бесстрашные не действуют так, как вы тогда. Человек из вашей фракции скорее бы сразу бросил все силы в бой и погиб. Скажите, сколько страхов вы преодолели при испытании и каким образом? Вопрос был слишком неожиданным. Откуда жителю другого государства знать о том, какие тесты проходят неофиты на Эурии? И разве это имеет значение сейчас! — Пять. Но это неважно. Фан оглядывался по сторонам — на аквариум, на картины и статуи, только бы не смотреть на собеседника. Если бы граф просто предлагал перейти на сторону Титании, можно было бы ответить отказом прямо или выкрутиться позже… к чему ходить вокруг да около? — Садитесь рядом. Я прикажу, чтобы нам подали вино. Здравый смысл приказывал не соглашаться, но отказываться было бы не в стиле фракции. Бывшей фракции. Привычка сильнее. — Меня выгнали, опасаясь вашего клана, — ответил Фан, сев рядом с графом и сделав глоток из бокала. — Это очевидно. — Самая первая и очевидная причина. Но вы никогда не задумывались, почему Империи понадобилась Эурия? — спросил граф. — Научные разработки Эрудиции. — Не только… — вкрадчиво сказал Альзес. — Дивергенты. И то, что уже известно клану о вас, наводит на мысль о том, что вы один из них. Инструктор подделал ваш результат, вероятно, чтобы спасти вашу семью от интереса властей. Вы, будучи потомком Альтруистов, перешли в Бесстрашие и показали там довольно интересный результат. Но скрыли от товарищей настоящее количество страхов. Их всего четыре. Тонкие пальцы в белой перчатке потянулись к запястью Фана, прикасаясь к татуировке. Он инстинктивно отдернул руку: — Я ушел просто потому, что слышал, что у Бесстрашных парни и девушки живут в одной комнате и переодеваются вместе! Ни о чем кроме этого я не думал. — Не опасайтесь, Фан, вы не в моем вкусе, — Альзес засмеялся. — Так вот, мы говорили о дивергентах… — Их не существует. Это выдумка. Не знаю, как такие истории стали известны в Империи. Это легенда. Не более. — Привыкли верить своему правительству? Хорошо же родина наградила вас за подвиг! Дивергенты существуют, — эти слова граф произнес еле слышно. — Тех детей и молодых людей, от которых избавлялись фракции, на самом деле нелегально доставляли в Уранибург. Клану необходима свежая кровь. — Откуда вы знаете столько подробностей? — Фан тоже перешел на шепот. — Моя мать родом с Эурии. Ее семью уничтожили Эрудиты, за то, что она — дивергент. Но ее спасли друзья семьи и вывезли в Империю. Однако, Титании не удавалось заполучить дивергентов, рожденных или воспитанных в Бесстрашии. Вы первый. — Значит, вы не дадите мне уйти отсюда, — Фан посмотрел настороженно, будто выжидая, что от уговоров и рассказов граф перейдет к более решительным действиям. — Заставлять не буду, предпочитаю убеждать. У вас ведь нет обязательств перед людьми, которые решили от вас избавиться. — А кроме клана я никому не нужен. Да и клану — как боевая сила и племенной скот, так? — резко поинтересовался экс-адмирал. — Производитель улучшенной версии Титания? Альзес засмеялся. — Вы можете добиться и большего. Это только гипотеза, но предполагается, что дивергенты могут менять реальность. Посмотрим, на что будете способны вы. *** — Я так понимаю, особого выбора у меня нет… — бывший адмирал рассматривал картины на стенах. Ох, не нравились ему эти образцы искусства! На Эурии изображения влюбленных одного пола были под запретом как пропаганда нездорового образа жизни. Хотя, у некоторых Бесстрашных водились тайники с порнографическими карточками и запрещенной литературой… но то совсем другое дело. — Ну, единственная однозначная ситуация, в которой «нет выбора» — это похороны и памятник над могилой, — пошутил лорд Альзес. — Остальное — просто выбор из возможностей, которые не очень нравятся. Вы можете уйти, силой я вас удерживать не стану. — Чтобы за мной еще кто-то охотился? Ну нет, спасибо! Лучше я здесь останусь. Если мне не будут надоедать разговорами о добродетели и вкусно кормить, мы с вами поладим, — беззаботно ответил Фан. — Тогда мы заключили сделку. Вам выделят комнату в особняке, завтра адвокат составит договор, и вы его подпишете. Мы найдем общий язык. *** Какая роскошь, сколько слуг хлопочет о совсем не знатной персоне! Фан не мог скрыть, что растерялся. Он-то думал, такого не бывает, или бывает только в кино. На Эурии трудились все, даже чтобы просто полентяйничать минутку, надо было так исхитриться и извернуться! А главное, в роскошных апартаментах он был один… — Вот это всё полностью мне? — уточнил он, когда слуга показал ему просторную спальню с широкой кроватью, небольшую уютную гостиную и еще одну комнату, которую можно было использовать как вторую гостиную или для занятий каким-либо хобби. — Да, господин Хьюлик. Скромно, но ведь вполне прилично. Это же не Уранибург, а провинция, — извиняющимся тоном объяснил паренек. — Фигасе, скромно! Я тогда даже не знаю, что у вас считается роскошью. Фан к такому не привык: вся его жизнь проходила в общих помещениях, если не среди толпы, как это принято в любой фракции, то, во всяком случае, рядом постоянно кто-то находился. Дома он делил комнату с братом — в фракции Альтруизма не принято, чтобы у кого-то в семье была отдельная комната. В Бесстрашии так и вовсе всё было на виду: спали в одном общем зале, переодевались там же или в таких же больших раздевалках, вперемешку парни и девушки, ели в общей столовой, свидетелями романов тоже становилась вся фракция — что тут скроешь! И тут такая оглушающая тишина. Ничего себе! В первую ночь на новом месте он спал, не снимая наушников, и утром проснулся, когда понял, что в плеере села батарейка и прибор выключился. Как это — спать в тишине? Отсутствие галдежа, споров, ругательств, шуточных драк и нешуточных проявлений страсти давило на сознание. И настойчиво вспоминалась все та же история о дивергентах. Музыка хоть немного заменяла привычный фон, но приснился всё равно какой-то дикий бред, в котором вместо Трис Прайор, не к ночи будь помянута, действовал граф Альзес. Ну и муть… Утром в ту самую маленькую личную гостиную подали завтрак, а через несколько часов пришел адвокат. Пожилой полноватый мужчина, больше похожий на повара, детально растолковывал все условия и поглядывал как тот парнишка вчера — так же то ли виновато, то ли успокаивающе, будто вот-вот собираясь объяснить: «да это же провинция, и вы же не Титания, уж простите за отсутствие свободы и роскоши». Но даже та куцая по меркам Империи свобода выглядела безбрежной, по сравнению с тем, на что Фан мог рассчитывать на родине. Возможность выбора образования в мирной сфере деятельности — даже разрешают самому присмотреться и попробовать разные курсы, чтобы определиться, какая работа понравится. На Эурии эти вопросы решали семья, совет общины, фракция, а о личном выборе говорили, но, по сути, выбирать приходилось из малого количества вариантов. Свободное передвижение по столице, за город — в сопровождении. Гулять одному, а не в компании! Дома человек, куда-то идущий один, неизбежно вызвал бы интерес других: "Почему один, разрешил ли начальник, знают ли товарищи по фракции, куда и зачем ты пошел?". Проверка на детекторе лжи или с помощью специальных препаратов возможна только в экстренных случаях — а на Эурии ходили слухи, что Эрудиты превышают полномочия и проверяют всех и даже без ведома, когда люди не осознают, что находятся под влиянием веществ. Да, брак с одной из девушек из клана Титания обязателен — но с предполагаемыми невестами можно будет познакомиться, пообщаться, выбрать из нескольких предложенных кандидаток ту, которая окажется наиболее симпатичной лично. Не так, как у Альтруистов — когда община выбирала, кто на ком женится, а невеста и жених не могли возразить, даже если вызывали друг у друга только отвращение. Новые возможности казались какой-то сказкой. В чем подвох? *** Подвоха не было видно, как ни гляди. Будто и не изменилось ничего — всё те же тренировки по утрам, разве что без посторонних, только с тренером, да граф иногда заглядывал составить компанию. Правда, лениться не получалось, граф Альзес умел поддеть и взять «на слабо», заставить показать все умения. Ну вот как изображать посредственность, если этот змей ехидный ухмыляется своей хитрой улыбочкой и интересуется: — Это что, всё, на что способен герой и дивергент? Как-то мало для того, чтобы вас так боялись. Фан попробовал возразить: — А зачем мне, чтобы меня боялись? Мне это никогда не было нужно. — Чего же тогда вы добивались? — беззаботно спросил граф, разглядывая их отражения в зеркальной стене огромного зала. — Ничего, в общем-то. Жил как все. Плыл по течению. Фан искренне не понимал этих вопросов. Альзес Титания был для него человеком с другого берега. И почему все так верят в эти рассказы о дивергентах? Не может же быть, чтобы в самом деле кто-то мог менять реальность. Что кому написано на роду, того не избежать. Может быть, какие-то особенные личности меняют ход истории, но себя Фан таким не считал. Так прошел месяц. Почти никаких значительных известий. Кандидаток в невесты для Фана еще выбирали. Эрудиты продали какую-то разработку Империи, но этого и следовало ожидать — кризис, Эурии необходимы были деньги. Фан скучал просто невыносимо. Что с того, что ему разрешали бывать в городе… там он чувствовал себя чужим. Восторг от Эменталя быстро сошел на нет. Случайные знакомства могли развлечь немного — но не заменить настоящих друзей. И раньше-то он мог найти общий язык с кем угодно, а теперь, зная о своих способностях, опасался, что это отразится на любом, кто с ним подружится. *** Наконец это однообразие нарушила неожиданная перемена. Граф вызвал Фана к себе в кабинет. На первый взгляд комната была больше похожа на мастерскую творческого человека, чем на место, где принимает решения губернатор провинции. Легкая светлая мебель, аквариум в углу — как и в других помещениях в доме, — полки с книгами и папками, морской пейзаж на стене. На столе какие-то чертежи… и тонкие браслеты, похожие на наручники, но соединенные не цепью, а длинными проводами. Фан с опаской покосился на этот прибор. — Ого! Что это? Я в чем-то провинился? — Боитесь? Это вовсе не орудие пытки, — ухмыльнулся титаниец. — Садитесь, устраивайтесь поудобнее. Приспособление действует аналогично той сыворотке, которую во фракции Бесстрашных вводят новичкам на испытании. Конечно, до технологии, изобретенной Эрудитами, еще далеко… сколько бы ни было страхов у инструктора, симуляция демонстрирует только четыре. Зато более гуманное воздействие, никаких уколов, никаких болезненных ощущений. — Ну, это радует! — Фан невольно вздрогнул, вспомнив, как больно было от уколов и как трудно было приходить в себя, выйдя из состояния измененной реальности. — Я решил, что вы пройдете мой пейзаж страха, — сказал граф, застегивая на его руке первый браслет и одевая свой. — Одного испытания достаточно. — Как скажете. Начнем, — Фан закрыл глаза и услышал тихое щелканье кнопок. Всего четыре страха, причем чужих. Да это просто игра по сравнению с тем, что было на Эурии. *** Неприятных ощущений в самом деле не было. Просто мурашки по коже и легкая сонливость — состояние, сходное с тем, когда уже выпил много алкоголя и сидишь на скамейке в парке прохладным летним вечером. Зябко, легкая одежда не греет, хочется прилечь и подремать… Голос лорда Альзеса слышался как сквозь толстый слой ваты: — Запрещенных приемов нет… делайте то, что вы считаете нужным… А затем в глазах потемнело. Когда туман рассеялся, Фан увидел, что сидит в кабине фуникулера и не может глянуть вниз, потому что высота кажется почти невозможной, а еще кажется, что кабина непрочно держится и вот-вот упадет. Он боялся упасть и разбиться… Время тянулось невозможно медленно. По привычке он сосредоточился на счете, прикидывая, когда можно выйти из галлюцинации, и только потом одернул себя — тут можно не таиться, ведь клан Титания интересуют именно запрещенные уловки. «Это не реально!» Убежденность в том, что всё происходит не наяву, сыграла свою роль, но испытание не закончилось. Висящая над бездной кабинка исчезла, сменившись тесной кладовкой, каким-то замкнутым темным пространством. Теснота. Тьма. Выхода нет. Выбраться невозможно. Сразу стало душно, в горле будто ком застрял. Трудно дышать… кажется, воздух вот-вот закончится… Это не реально. Это чужой страх, это кошмар человека, который сидит напротив меня. Пространство расширилось в тот же миг. Даже слишком — до огромного зала с причудливыми узорами на потолке и старинными портретами на стенах. Высокий блондин в зеленом мундире мерзко ухмыляется и говорит: — Не ждал я от вас такого, граф Альзес. Вы позор семьи! Осуждающие взгляды людей, которые стоят рядом и смотрят. Хочется провалиться сквозь землю, только бы не видеть это презрение. И вдруг становится смешно. — Не знаю, кто ты, но ты ошибаешься! Смех убивает страх. Видение исчезает. И вдруг… Звуки выстрелов, женский плач, крик мужчины: «Тереза, береги детей, убегай, я сам справлюсь!» Няня кричит и хватается за плечо, на ее пальцах — кровь… Видение повторяется и повторяется, мысль о чужом страхе не помогает, ведь галлюцинация так похожа на собственный кошмар. Крики. Выстрелы. Плач. Кровь. Досадная мысль: «Почему я такой маленький и слабый, почему не могу никого защитить?!» Проходит целая вечность, прежде чем сознание цепляется за воспоминания и отделяет свои от чужих. «Мою маму зовут не Тереза, а Ким. Значит, воспоминание не мое. И если я вижу чужое воспоминание, значит, с моей семьей всё в порядке. Значит…» Фан попробовал вспомнить то, что было вчера, выстроить логическую цепочку до нынешнего момента. «Вчера вечером я поужинал один, потом приехал лорд Альзес и мы пили чай и играли в шахматы, я посмотрел телевизор, лег спать, утром мне подали омлет и кофе с молоком. В полдень пришел слуга и сказал, что граф ждет меня в кабинете. Воспоминание не мое. Это не реально!» *** Вернуться в реальность — будто вынырнуть на поверхность с морского дна. По телу пробегала дрожь, на лбу выступил холодный пот. — Всё?.. Собственный голос показался чужим, слишком хриплым. — Д-да, — граф тоже явно чувствовал себя не лучше. — Мне надо было остановиться и прервать испытание на третьем страхе. Я понял ваш принцип действий как раз тогда. Фан взглянул на губернатора. Бледное лицо, расширенные от страха зрачки, потекшая тушь. Он красит ресницы. Забавно. Он плакал? А это уже хуже… — Вам нехорошо? У нас инструктор такого не испытывает… Вам помочь? — Конечно, у вас пейзаж страха хранится в компьютере, а мы взаимодействовали напрямую, — резко ответил граф. — Ничего серьезного, просто позовите слугу и скажите, чтобы подал мне холодной минеральной воды. И себе закажите напиток по вкусу, после испытания пить хочется страшно. — Я сам пойду и принесу. Еще не хватало, чтобы его в таком виде застала прислуга. Сам же потом будет на всех злиться — у сильных мира сего так часто и бывает. Ни один большой начальник не захочет, чтобы подчиненные заметили, что он далек от идеала. Когда Фан вернулся, граф уже успел стереть с лица макияж. Без яркой «боевой раскраски», напоминающей маску, Титания выглядел совсем юным, даже младше своих лет. И от этого так и вспомнилось, и вырвалось само: — Только сейчас подумал, что вы лицо разрисовываете, почти как Бесстрашный. Нет, вам идет, конечно… Граф взял свой стакан, сделал глоток и засмеялся. — Бесстрашный! Мой брат говорит, что я крашусь, как идиот. А вообще, не завидую я жителям Эурии… кто бы мог подумать, что разгадка окажется такой простой. — Вы о преодолении страха? — осторожно спросил Фан, глядя задумчиво и не зная, расспрашивать ли дальше или лучше подождать. — Я тоже думал, что всё просто, когда проходил испытание в первый раз. Но потом мне сказали, что быстро справляться с состоянием симуляции — неестественно и даже опасно. — Никакой опасности. Логика в чистом виде. Вы просто анализировали события, не разрешая себе поддаться эмоциям. — Значит, я не дивергент и не представляю для клана никакой пользы? Ну вот, очередная надежда лопнула, как мыльный пузырь. Прощай, комфорт, уют и перспектива знакомства с симпатичными девушками! Тем не менее, лорд Альзес не спешил прогонять его из кабинета или из особняка вообще. Молчал, смотрел задумчиво, накручивал длинный вьющийся локон на палец… А затем сказал: — Не в том дело. Суть в том, что представление клана о дивергентах, возможно, не соответствовало реальности. Хотя, это длинная история… Фан улыбнулся: — Мы с вами куда-то торопимся? Мне уж точно спешить некуда. *** История была такова. После борьбы фракций за власть, закончившейся победой Эрудитов, новое правительство отдало приказ уничтожить всех людей, наделенных особыми способностями. Но исполнители смертных приговоров оказались далеко не бездушными машинами: жажда денег, жалость или просто неосмотрительность привели к тому, что некоторым приговоренным удалось сбежать. Большинство ушли в подполье — присоединились к командам контрабандистских кораблей или, сбежав в другие государства галактики, затаились и вели тихую, незаметную жизнь где-то в провинции, в деревенской глуши. Лишь единицы — по иронии судьбы, люди, выросшие как раз во фракции Эрудиции — не хотели тосковать в безвестности и вдали от привычной деятельности, и вопреки тому, что жили по поддельным документам, стремились поступить в учебные заведения, сделать карьеру в науке. Естественно, самых ярких заметили представители рода Титания. Так клан начал поиски дивергентов, используя любые средства, чтобы найти уникальных людей и сделать их своими верными соратниками. Очевидным было то, что «выпавшие из системы» эурийцы были физически и психологически выносливее, чем жители Империи, из похищенных Эрудитов в надлежащих условиях можно было вырастить гениев. Клан процветал: на Титания работали лучшие ученые, лучшие врачи, а в ветви, ослабленные поколениями близкородственных браков, вливалась свежая кровь благодаря сильным и здоровым женщинам, способным производить на свет множество наследников почти без ущерба для организма. Жена герцога Теодора, к примеру, после шестых родов оставалась стройной, как тростинка, и погубили ее вовсе не частые беременности, а покушение, во время которого она закрыла мужа собой. В этой гармоничной мозаике не хватало только одной части. Почему государство, основным источником благополучия которого всегда была наука, позволяет гражданам развиваться только до определенного уровня? Ведь для такой маленькой страны, окруженной могущественными соседями-агрессорами, логично было бы вложить все средства в воспитание сверх-солдатов. Может, такие разработки производились? Ведь клану ни разу не удавалось выкрасть или взять в плен эурийца, связанного с Бесстрашием. Солдаты были на Эурии второй после Эрудитов привилегированной кастой — и не сдавались в плен, предпочитая самоубийство позорному поражению. *** — Вы первый Бесстрашный, оказавшийся в Империи, — заметил лорд Альзес, переходя от дел минувших дней к тому, что выяснил сейчас. — Понимаете, одно дело — знать о подготовке представителей фракций и копировать самые удачные методики, другое — видеть в действии… вот только выходит, что общество Эурии отвергало не объективно отклоняющихся от нормы, а просто тех, кто способен думать нестандартно. — А как предполагали вы? — Фан смотрел на него с искренним удивлением. — Неужели в Империи думали, что дивергенты — кто-то вроде экстрасенсов или магов? Даже не знаю, как вам объяснить… ни в одной фракции не любят, когда люди выделяются! Вот как, как объяснить человеку из совершенно другого мира, что быть частью фракции значит быть винтиком в машине? Здесь наоборот, здесь при всех правилах, при всех интригах превыше всего ценится кровь, семья. И снова это прикосновение к татуировке — но после общего переживания страха уже не так тянет отдернуть руку. — Сложно представить, что даже во фракции, где все так себя украшают, важно сливаться с толпой, — едва слышно произнес лорд. — Ну, представьте себе сотню парней и девушек с боевой раскраской и с татуировками от макушки до пяток! — Фан засмеялся. — Разве кто-то будет выделяться? Кстати, если мы говорим о порядках на моей родине так откровенно, и если всё равно там уже никто не узнает, я обманул своих, сказав, что у меня пять страхов. На самом деле всего четыре, но к такому количеству отнеслись бы с подозрением. Неловкое молчание. Страх выделяться и быть особенным — моделирование реальности в Эурии этого не учитывало, ведь такое чувство не то что не преодолевалось, а становилось свойственным каждому, как кровь, которая течет по венам. И вот реальность менялась здесь и сейчас. Альзес и Фан переглянулись. Сейчас оба стояли на пороге чего-то неведомого, и обоих беспокоил один вопрос: «Что будет дальше?!»