Яд

      Кровь Мики стала отравой. Четыре года назад Крул, эта хитрая стерва, приготовила из неё замечательный яд. Жадная предусмотрительная дрянь, умело вытянувшая его добычу из его же ловушки своими маленькими ладошками.       Ферид потрогал языком кончики клыков, раздумывая над тем, чтобы вновь — уже в который раз — попробовать этот яд. Просто как можно удержаться от того, чтобы прокусить нежную кожу взгрустнувшего Мики, стоило только напомнить ему об его обожаемом Ю? Эта слабость у парнишки всё равно осталась, как и трогательный изгиб шеи и молочный отблеск кожи. А в крови у теперь уже вампира всё так же чувствуется оттенок тягучего отчаяния, который всё никак не может перебить едкая горечь влитой силы. Она обжигает язык и глотку, и каждый раз, прижимаясь губами к крошечным ранкам, Ферид слышит едкий заливистый смех самоуверенной девчонки.       Напакостила. Забрала. Отравила его собственную игрушку. Хотя... пусть она пока так думает. Он не настолько добрый дядя-вампир, чтобы отдавать своё.       Плана пока нет, есть только множество мыслей и идей. Жестоких, бредовых, пока что неосуществимых. А ведь так хочется вгрызться в подрагивающее горло Мики, разодрать зубами артерии и выгрызть из него эту дрянь. А позже — слизать с его лица следы холодной самоуверенности, оставляя на щеках кровавые мазины.       Но сейчас Мика отравлен. Сила, так похожая на его, Ферида, собственную, вязко обволокла его суть. Мальчишка сейчас не тот мелкий сопляк, дрожащий от страха. Сейчас его сложнее сломать, когда он знает, что сам может показать клыки. А ведь когда-то это было чудесной игрой в кошки-мышки. Когда-то Мика трогательно, полыхая ужасом, оголял шею и трепыхался, как сжатый в кулаке птенец, всхлипывал от боли и медленно сгорал лихорадочным смущением, когда Ферид гладил ладонями его угловатые бока и острые лопатки. Чудесным он был ребёнком, а уж все его мысли и бесхитростные планы были как на ладони. Надо было тогда запереть его в какой-нибудь клетке, приучить есть только с собственных рук и ломать раз за разом, наблюдая, как от потери крови у него закатываются глаза, а сам он слабеет с изящной трогательностью. И возвращать его из этого забытья, раздавая пощёчины бледным щекам, после нежно гладя их пальцами. Да, с мыслями о таком прелестном питомце совсем уж невесело натыкаться на его теперешнюю замкнутость и высокомерность. Но желание его сломать это не убивает, а похоже, распаляет его ещё больше.       Да, Ферид очень упрям. Мазохистки упрям, даже когда чувствует на языке ненавистную горечь. Но он своего добьётся, вытравит этот яд наглой девчонки.       Правда, есть в крови Мики ещё одна отрава, более давняя, которая проела ему и мозг, и душу. И вот с этой отравой по имени Юичиро бороться будет сложнее. Ферид об этом прекрасно знает.       Но всё-таки он очень упрям. И, наверное, это упрямство — его персональный смертельный яд.