Мертвые живы страстями

— Повторите. Металл под пальцами Вейдера медленно затрещал. — Ваш сын у Асоки Тано, милорд. Неизвестно, как долго она его скрывает. Под непроглядными линзами шлема Вейдер в ярости зажмурил глаза. Никто и никогда не смел столь явно плести вокруг него интриги, а уж подсовывать ему лживые факты боялись пуще гнева Палпатина. Он сильно любил Падме, и гон войны был неукротим: у него не было времени на то, чтобы заводить выблядков по борделям, пока его люди клали головы за продажные идеалы сената. — Вы осознаете тот факт, что до сих пор не найдены лишь из моей великой признательности? — хрипло прошипел Вейдер, в Силе концентрируясь на голосовых связках Фалкрума. В этот раз подхватить их ладонями казалось проще. Просто из-за того, что Фалкрум по ту сторону был подставной: прошлый имел с ним прямой канал связи. — Абсолютно. Воздух меж пальцами пошел рябью, а столь любимые учителем молнии сами собой рвались из рук. Подумалось, что ребенка он убил сам вместе с женой, а ученица сотню раз за эту ночь могла пронзить клинком то, что было у него вместо сердца, но в отличие от всей джедайской кодлы была для этого слишком преданной. — У меня в руках ее личные заметки и фотографии. Вейдер в ярости стукнул зубами. Этот смертник, посмевший ему лгать, слишком боялся включить картинку, а с одним голосом сложно было уловить связь. — Лжешь, — выдохнул, резко сжимая ладонь в кулак. Из динамиков послышалась возня и сипение, но красную кнопку ублюдок зажать успел. Хотелось верить, что мозаику из его голосовых связок теперь не соберут даже придворные доктора. Ничего, он еще даст Асоке лично это проверить. «Тано», — позвал он ее сквозь силу. На мгновение в безлюдном конференц-зале застыла мертвая тишина. «Асока!» — Вейдер, прикрыв глаза, уверенно на нее настроился. Секундой позже вся сеть терминалов замкнула от ярости, молниями прорвавшейся сквозь его руки. Тано на имперской базе не было.

* * *

Прохрипев, Инквизитор поднялся с пола у противоположной от оборудования стены и с рвущим кашлем выплевал на пол сгустки черной крови, до дрожи в пальцах сжимая пронзенные адской болью виски. Голосовая связь прервалась, но одну долгую секунду Вейдер все еще держал его прежде, чем окончательно потерять. Запоздало пришла мысль, что Асока либо куда умелей него скрывалась в Силе, даже не думая надеяться на машины, либо просто прежде так не выбешивала Вейдера. Горло рвало, но дышать удавалось ровно, что обнадеживало насчет сохранности легких. Впрочем, немного их там оставалось после вживления всех имплантов академии. Через минуту удалось почти без потерь потереть шею, одними руками ощущая, как поверх застарелых шрамов пухлой чернотой наливается гематома. Губы впустую дернулись в попытке связать хотя бы пару слов. Лекарь из него был паршивый, до дела совсем никакой, но Асажж к его выживанию все же изредка проявляла интерес, и элементарным познаниям в целительстве он был ей обязан. Латать себя было мерзко, но Силой сбить черноту до желтизны умения хватило. Ощущалось так, будто по шее топталась банта, но хотя бы не столь грозило осложнениями. Голос нужно было проверить еще раз, и проклятия в этот момент казались самыми подходящими для случая. Впрочем, как выяснилось по хрипу, едва ли кто-то бы смог их разобрать.

* * *

Асока чувствовала спиной, как стремительно сжигает последние мосты. Строить новые придется Вейдеру, и в том, что он сумеет, Асока уверена не была. Как и в том, что захочет. Вся идея с самого начала попахивала безумием. Взять левого ребенка, удачно подходящего под описание, и выдать его за сына Скайуокера было просто, но до конца так и не получилось сказать себе, зачем. Наверное, просто потому, что она верила: смерть сына окончательно его добьет. Что получится слепить из остатков, было неясно, но она точно не была тем человеком, что стала бы ждать, давая видению сбыться. Однажды она уже дала, и кошмары до сих пор ее не оставляли. Показать же Энакину на примере, чем плоха идея сыноубийства, казалось неплохим заделом на будущее. Даже если мысль о ребенке еще не пришла в его больную голову, Асока не желала ждать ее появления. Нужно было проконтролировать процесс и сделать все по-своему, пока судьба не распорядилась их жизнями в угоду собственному дрянному юмору. Джедаи один раз уже хорошо показали галактике все плоды политики невмешательства, когда дали пророчеству об Избранном сбыться. Не то, чтобы она была против такого варианта событий, но зато поняла, что шутить штуки с силой — гиблое дело. Особенно, когда пытаешься привести в чувства того, кто, казалось, давно потерял к ним последние способности и выставлял на обозрение извращенные, созданные по памяти слепки. Это было еще одной смутной надеждой: как по Асоке, клин для этого клина она подобрала вполне подходящий. Живой же сын всегда будет под рукой в качестве импровизированной реанимации. Но если же и собственный мертвый ребенок ничего не затронет в обрывках скайуокерской души, можно будет умывать руки и сдаваться на милость Вейдеру, уповая на его мифическое милосердие. Думать об этом одном было страшнее, чем сотню раз подряд планировать всю безумную, шитую белыми нитками авантюру. Однако, долго об этом размышлять и не было времени. Базу получилось покинуть быстро, но никто Асоку и не держал. Радовало, что Скайуокер был в ней уверен, но на этом радости и заканчивались: с той стороны связи бушевало с такой силой, будто он решил в одиночку закрыть проблему местных повстанцев, спалив планету дотла. Впрочем, повстанцы-то и были ей нужны. До сих пор Инквизитор явно скрывал их в Силе, но только что сбил заслон, привлекая к ним всякого одаренного. Асоке все это было только на руку: по старому плану она надеялась настроиться на него, как прежде, когда отыскала в лазарете, но откровенно не была уверена в успехе. Для подстраховки всегда были джедаи, но связь с ними была слабее. Сейчас же Асока давала кораблю лететь в двадцати метрах над землей, и нервно просчитывала в голове вероятность того, что Вейдер вообще поверил в наплетенную Инквизитором ложь. На данный момент ее устраивали оба варианта, но кто же знал, что за день до воплощения плана она попадет к учителю под бок и сумеет перетянуть все его внимание на себя? Под каким соусом любимец Асажж все же подал своему кумиру это блюдо, было интересно. Впрочем, очень скоро это обещало проясниться. До злосчастной команды лотальских повстанцев оставалось шесть часов лета.