Злой случай или странные судьбы

Аман, 1362 Моя мать по-прежнему медлила, исполненная сомнений. Но отец сказал: «Ерунда, он прекрасно справится. В любом случае, мы уезжаем совсем ненадолго». После этих слов они наконец ушли, но мама не удержалась и бросила последний обеспокоенный взгляд на колыбель. Я устроился в кресле у окна, с пирожками и книгой. Близился полный расцвет Лаурелин, и в окна вплывал аромат сливовых деревьев. Вдалеке я расслышал звук труб, приветствующих приезд моих родителей в Главный Чертог. Младенцы удивительны. Я видывал, как моя сестра мирно спала во время шумного ужина, громкого спора среди домочадцев или даже гомона охотничьей компании, въезжающей на двор. Но стоило мне уронить книгу в попытке дотянуться до второго пирожка, как дыхание девчушки стало прерывистым, а потом она и вовсе завозилась в колыбели. Я встал с кресла и взял сестру на руки. Одеяло заскользило вниз, и в попытке поймать его, я чуть не выронил ребенка. К этому моменту ее жалобное хныканье переросло уже в откровенные вопли. Я устроил ее у себя на руках, головкой на сгиб локтя, как делала моя мать, но плач становился все более отчаянным; попробовал укачать сестренку - безрезультатно. Я даже не заметил, как открылась дверь. — Слушай, да ты же неправильно ее держишь, — послышался у меня за спиной голос, в котором проскальзывал смех. Я обернулся и не поверил своим глазам. Однако же, редко когда удивление было способно лишить меня дара речи. — Майтимо, — просиял я. — Как здорово, что ты приехал, давно не виделись! А я думал, ты все еще путешествуешь со своим отцом! Когда вы вернулись? Ты один или… Мои последние слова заглушил новый взрыв плача, а я успел заметить, мимолетно удивившись, потертую тунику, какие Майтимо носил, когда занимался грубой работой, и сандалии на его ногах. Но вы, наверно, понимаете, что я был слишком ошеломлен и обрадован, чтобы задумываться о таких вещах. — Ну-ка, — сказал он, пересекая комнату, — дай его мне. — Это девочка. Моя сестра. — В самом деле? Подумать только, обе наши семьи, и семья дяди так долго производили на свет одних мальчишек, а теперь — две девочки за один год! Погоди, дай мне это одеяльце. Он накинул одеяло на плечо и умелым движением примостил на него ребенка. Сестренка попыталась заглянуть ему в лицо, слишком ошеломленная произошедшей переменой, чтобы продолжать плакать. — Как ее зовут? — Отец назвал ее Ириссэ. — Красивое имя. — Майтимо поцеловал мягкие темные прядки волос над наморщенным лобиком. — Ну-ну, больше не надо плакать. Может, прогуляемся? — и он несколько раз прошелся от колыбели до окна и обратно, напевая что-то под нос и осторожно покачивая девочку. Через некоторое время она, похоже, утомилась: задрала ножки и выгнула спинку, всхлипнув напоследок, а потом уткнулась лицом в грудь Майтимо. Она была похожа на маленькую пухлую личинку, которая пыталась зарыться в его плечо. Я и по сей день нахожу маленьких детей утомительными. — У тебя здорово получается, — сказал я. — А как же иначе, если тебе пришлось возиться с шестью младшими братьями, и двое последних еще малыши? — В его голосе не было упрека или раздражения. И я искренне уверен, что Майтимо не находил ничего странного в том, что родители использовали его как отца-заместителя. — Кстати, как там близнецы? — Та еще хлопотная парочка, — гордо улыбнулся Майтимо. — Один научился ходить; другой по-прежнему любит ползать, но недавно обнаружил, что можно карабкаться вверх. Моя сестра, наконец, заснула. Я предложил положить ее в колыбель, но Майтимо покачал головой: — Пока не стоит, она снова проснется... Но иди сюда, Фино, дай мне посмотреть на тебя. — Он притянул меня поближе на мгновение, стараясь не потревожить ребенка, а потом отступил на шаг, не отнимая руку от моего плеча. — Во имя Валар, — заметил он, — а ты еще подрос. Учитывая, что за последнее время мой брат и мой кузен Ангарато обогнали меня в росте на добрую ладонь, а юный Айканаро обещал обогнать даже их, я был благодарен услышать подобное. В такой семье, как наша, иногда приходится туго. Я вот был вынужден сбегать из дома и ходить по улицам, чтобы почувствовать себя высоким. — Увы, твою макушку я никогда не смогу увидеть, — сказал я с нежностью. — Да и никто из нас сможет. И тут вернулась моя мать. Она тепло приветствовала Майтимо; если она и была удивлена, обнаружив его в доме, то не подала виду. Я смотрел, как она забирает у него сестру и благодарит за помощь, и чувствовал облегчение оттого, что теперь хоть ненадолго заполучу Майтимо в свое распоряжение, а потому, не теряя времени, увел его прочь. — Хвала Варде, — сказал я, когда мы, обнявшись, направились к моей комнате. — Теперь необязательно шептаться или слушать чьи-то вопли. И как ты только их выносишь? Майтимо бросил на меня взгляд, полный удивления. — Ну, я люблю малышей. Жаль, у меня никогда не будет своих собственных. — Ой, да ладно, откуда ты знаешь? — возразил я с притворной беспечностью. По правде говоря, Майтимо давно миновал ту пору, когда молодые люди впервые влюбляются и выставляют себя дураками или всерьез начинают искать жену. Я вспоминал, как девушки пялились на него на улицах, как восхищенно смотрели иногда даже счастливые в браке женщины. Я видел, с каким выражением следила за ним не одна пара глаз, когда он танцевал на празднике Оромэ. Конечно, однажды он найдет девушку себе по сердцу, которая станет ему самым близким существом, и это только вопрос времени. Горькая мысль — и после женитьбы Майтимо эта горечь станет моим неизменным спутником. Я давно, очень давно готовился к этому моменту. Майтимо покачал головой: — Я никогда не женюсь. Тут настала моя очередь молча уставиться на него. Из чьих-то других уст подобное утверждение могло быть воспринято как шутка. Но после стольких лет я знал каждый оттенок его голоса. Для сомнений не было места: Майтимо имел в виду именно то, что сказал. Добравшись до своей комнаты, я налил нам обоим вина. Мы плюхнулись на скамейку в ногах кровати и наконец смогли толком поговорить. Майтимо рассказал о новой шахте, которую разрабатывали его отец и братья, о новом жеребенке, на котором он устроил скачку против гнедого жеребца Тьелко — и выиграл. Он беспокоился о своей матери; рождение близнецов измучило ее, и она по-прежнему много времени проводила, отдыхая. В свою очередь, я показал ему свою новую арфу и попросил совета по поводу кинжала, над которым я работал. В какой-то момент я упомянул Туро, и Майтимо вдруг пришел в беспокойство. Он поднялся и начал ходить взад и вперед, словно гончая, услышавшая зов рожка. У моего письменного стола он, наконец, остановился. — Ты уже видел невесту Туро? — спросил он, поигрывая пером. На меня он не смотрел. Я сказал, что да, видел, и что я о ней хорошего мнения, и что все были довольны этим союзом. Все и правда были довольны: Эленвэ оказалась милой (и даже хорошенькой, если вы любите такой — нежный и кроткий — тип красоты) и всей душой влюбленной в моего брата. Но сейчас Эленвэ заботила меня меньше всего на свете. Я подумал, вдруг Майтимо — не без влияния Феанаро — огорчен еще одним союзом с народом Ингвэ? — Приятно это слышать; я рад за них, — сказал Майтимо, но ясно было, что мысли его далеко. Вдруг он засмеялся и повернулся ко мне: — Представляешь, когда я отправился в Тирион, все, что я знал — это что в доме Короля объявят об очередном обручении. Мои домашние слышали разве обрывки слухов, но некоторые утверждали, что невесту себе нашел первенец Нолофинвэ. И только когда я оказался на вашей конюшне, меня просветил один из конюхов. Вино плеснуло через край моей чаши, и я быстро поставил ее на скамью. Сандалии, подумал я, потрепанная туника… Майтимо, который никогда не путешествует без надлежащего платья, который никогда не приезжает, не предупредив заранее... После долгой паузы я сказал, как можно более непринужденно: — И ты мчался всю дорогу, чтобы поздравить меня и поцеловать невесту, — и обнаружить, что обручается мой брат? Бедный Майтимо. — И не говори. — Майтимо стоял, прислонившись к столу, и смотрел на меня со слегка застывшей улыбкой на лице. — Слушай, — сказал я, вскакивая на ноги, — если бы я вдруг решил жениться, то в первую очередь сказал бы тебе, и ты об этом знаешь. Но если ты говоришь, что никогда не женишься, тогда и я, видимо, тоже не женюсь. — Мой дорогой, что за глупости. — Почему? Я только сделал бы какую-то бедняжку несчастной. Она всегда злилась бы на меня за то, что я провожу все свое время с тобой, говорю о тебе дни напролет, спрашиваю твоего мнения по каждому пустяку. Она бы ругалась на меня — и поделом. Так зачем рисковать и что-то менять между нами, когда все, кажется, хорошо как оно есть? Я старался говорить насмешливо, обратить всё в шутку. Но я сам слышал, как фальшиво получалось. И тогда Майтимо спросил так тихо, что я едва расслышал: — А что между нами, Фино? Есть вопросы, от которых совершенно теряешься, особенно если ты сам уже пытался какое-то время найти на них ответ. Когда, сочиняя новую мелодию на своей арфе, я захожу в тупик, то откладываю на другой день. Никаким упорным трудом тут не поможешь. Мелодия либо рождается в яркой вспышке прямо из сердца — либо не рождается вообще. Тем не менее, я должен был дать Майтимо какой-то ответ. — Ты… ты мой любимый друг. И я не позволю чему-то или кому-то встать между нами. Никогда. — И я тоже, — отозвался Майтимо. Его голос внезапно охрип. — Ты всегда будешь главным и самым дорогим для меня. Давай выпьем за это. За нашу дружбу. Мы выпили, скрестив руки, как делают, скрепляя обещание. Мы осушили наши чаши до дна, чтобы не пропала ни одна капля, и поцеловались. От Майтимо пахло травой, и пылью, и кожей — такой теплый и знакомый запах; его рот был твердым - и сладким от вина. Когда он нерешительно отстранился, я, совершенно не думая, потянулся за ним. Его руки скользнули мне на спину, неуверенные только поначалу... В коридоре послышались быстрые уверенные шаги, и мы отдернулись друг от друга. Я услышал счастливый смех моего брата, хихиканье девушки и голос моего отца: — Майтимо, дорогой, ты где? Выйди и поздоровайся с нами! Медленно, мучительно, я перевел дух, ощущая вкус страха, и стыда, и удивления, а под всем этим — глубочайшую радость. Мое сердце колотилось о ребра, и, заглянув в глаза моего кузена, я увидел там ответ, который искал все это время. Дверь распахнулась настежь. На какое-то время вокруг воцарились смех, оживленные разговоры и обмен поцелуями; все приветствовали Майтимо и винили меня за то, что я украл его. Наконец мы спустились вниз к остальной компании. Я уговорил Майтимо переодеться в мою длинную тунику и мантию, чтобы он смог присоединиться к церемонии обручения. Тем не менее, он отклонил предложение моего отца провести с нами еще несколько дней, сославшись на работу, которая ждала его дома. Позже я пошел с ним на конюшни. Мы мало разговаривали во время пира, и ни разу — наедине. Молчание между нами было как толстая стена из несказанных слов. Но некоторые двери лучше всего оставить закрытыми, и по некоторым тропам можно ходить только в одиночку. По крайней мере, так я размышлял, пока мы не остановились у ворот, чтобы попрощаться. Я гадал, будет ли неловким наше прощание. Ничего-то я не знал... Майтимо обнял меня, как всегда; если он чувствовал перемену, как я, то он хорошо это скрывал. — Приезжай к нам поскорее, — сказал он. — Отец скучает по тебе, и пора бы тебе снова увидеться с близнецами. И, Фино… — Что? — Не волнуйся так. — А ты можешь? Не волноваться? — Я научился жить с этим. Давно. — Я чувствую себя… странно, — вырвалось у меня, — и таким несчастным, как никогда в жизни! Что-то не так со мной, с нами… и я даже не могу найти этому название! — Слушай, — терпеливо произнес Майтимо, словно обращаясь к одному из своих младших братьев, — наше обещание в силе. Что касается остального — ты же не хочешь, чтобы мы жалели о случившемся? — Нет. Но это не должно повториться! Майтимо вздрогнул так сильно, что его лошадь заплясала. — Нет! — откликнулся он, и его глаза словно заволокло туманом. — Нет, мы не можем этого допустить. Это было бы неправильно… мне кажется. Я не знаю. Я больше ничего не знаю. Я люблю тебя — и больше ни в чем не уверен и не знаю, что будет дальше. Мы заглянули друг другу в глаза, и на мгновение наши мысли, казалось соприкоснулись. Надежда робко подняла голову — и была сокрушена. Майтимо покачал головой, произнеся одними губами последнее безмолвное «нет». Он забрался в седло и взял поводья. Надежно скрытый конем от любопытных взглядов, я схватил Майтимо за руку и поцеловал ее, а затем прижал к своему лбу. Он провел пальцами по моим волосам; ухватив их в горсть, он мягко потянул, заставляя меня откинуть голову и взглянуть ему в лицо. Едва заметная, кривоватая улыбка блуждала на его губах. — Злой случай или странная судьба — как ты думаешь? — Что? — Твой отец прав, тебе следует больше читать. Это из Изречений Румила. «Если не вмешается злой случай, или не воспрепятствует странная судьба, мужчине и женщине следует вступать в брак и рожать детей, ибо брак есть услада для тела и отрада для души». Я часто задавался вопросом, какое из двух проклятий пало на меня. Хотя я бы предпочел «странную судьбу»: оно звучит не так жестоко. — Да, я теперь вспомнил; я читал Изречения. Я подумаю об этом, — ответил я, чувствуя, как гудит и плывет все в голове от выворачивающей наизнанку новизны, вошедшей в мою жизнь несколько часов назад. — Ты, видимо, сам уже размышлял об этом? — Время от времени - до того, как ты вошел в мой дом и в мою жизнь, — тихо произнес Майтимо. — И каждый благословенный день - после нашей встречи. Мука в его лице пронзила меня до глубины души, особенно потому что я видел, как он борется, чтобы скрыть ее. — Майтимо, дорогой Майтимо… — Пожалуйста, приезжай ко мне завтра, хорошо? Я бы остался, но я сбежал посреди работы. Отец будет сердиться. Приезжай, как только появится возможность оставить дом, с этой-то толпой. Слишком долго мы… Кажется, это с каждым днем становится все труднее — быть вдали от тебя… — Я приеду, — прошептал я. — Я приеду к тебе, обещаю. Он уже скрылся из виду, а я все стоял в нерешительности. Стряхнув ее, я пошел переодеться и направился в кузницу. На сегодня никакой тонкой работы — незаконченный кинжал остался в моей комнате. Сейчас мне больше по душе было потрудиться в плавильне, а потом колотить молотом по заготовке, пока в руках не запульсирует боль и уши не заложит от грохота и звона. И, хотя я заработал несколько озадаченных взглядов, на какое-то время дар Ауле, его священный и незапятнанный огонь, принес мне немного покоя... Примечания автора: Другая новорожденная девочка, о которой упоминает Маэдрос, — дочь Финарфина, Галадриэль В этой версии Маэдрос и Фингон впервые встретились, когда Фингону было шестнадцать лет по человеческому счету; Маэдрос был уже взрослым Выбор Маэдроса и его жертва? Вместо того, чтобы жениться на какой-то девушке (причем любовь не была бы обязательным требованием, см. Обычаи и законы: Эльдар женились только раз в жизни, по любви или хотя бы по свободной воле обеих сторон. Вне сомнения, Маэдрос нашел бы девушку по сердцу, которая изъявила бы эту свободную волю) и скрепить узы души узами плоти, он избрал целомудрие — и верность Фингону. Такое решение вряд было слишком мучительным в том смысле, что Эльфы известны сдержанностью своих плотских желаний, но это значило бы, что Маэдрос никогда бы не стал отцом. И этот момент глубоко ранит его, хотя на словах Маэдрос делает вид, что его это мало волнует. Фингон в этот момент слишком переполнен чувствами, чтобы сделать сознательный выбор. И многое изменится позже в их жизни после некоторых хорошо известных событий.