Беззвёздная ночь

В Нью-Йорке говорят, что туриста от местного жителя можно легко отличить по наклону головы. Пока городские жители упёрто смотрят вниз, чтобы ненароком не наступить в собачьи кучи или ослепнуть от знаменитых вечных огней Большого Яблока, незадачливые туристы смотрят строго вверх, пытаясь разглядеть сидящие на зданиях горгульи, верхушки небоскрёбов и фотографируя всё, что можно увидеть невооружённым глазом. Но в тот день прохожие ошиблись в своих выводах. Девушка, которая внезапно остановилась прямо посреди улицы и задрала голову, вовсе не интересовалась открывшимися видами, этими созданиями человеческих рук. Она не хотела мешать прохожим, она просто хотела увидеть звёзды. И понимала, как это глупо. Какие могут быть звёзды здесь, в центре Нью-Йорка? Рекламные баннеры, вывески на бензоколонках и дешёвых кафешках, уличные фонари на безлюдных улицах и другие многочисленные источники света, привлекающие моль и ночных бабочек, затмевали естественное свечение, доходящее до нас сотни, тысячи, а то и миллионы лет. Потеряв последнюю надежду, девушка прикусила губу, наклонила голову и слилась с толпой, направившись в ту сторону, где раньше был её дом. Она вспомнила о нём случайно и долго корила себя за то, что смогла забыть. Её звали Сидни. Она не помнила свою фамилию. Она была свободна. Но, как оказалось впоследствии, несчастлива. Она уже видела солнце, но всем сердцем хотела увидеть звёзды. Здесь. В Нью-Йорке. Потому что денег на выезд за город не было. Сидни уже приходила туда. Спрашивала консьержа, не узнавшего её, о милой женщине, страдавшей болезнью Паркинсона, и её сыне. Ответ был незамедлителен. — Миссис Талалэй? Она умерла три месяца назад. Её сын тут же уехал, потому что не смог вынести потери сестры, а затем матери. Могу я поинтересоваться, кто спрашивает? «Та-ла-лэй», — продиктовала она себе медленно, стараясь осмыслить каждый слог. Сидни Талалэй. Спасённая, свободная, забытая и забывшая. — Я... Я его бывшая. С миссис Талалэй у меня были очень тёплые отношения. Я знала о её болезни и хотела узнать, как она. Что ж, я опоздала, — Сидни развернулась и пошла прочь, пока консьерж не заметил её дрожащие руки. «Я даже не знаю, где она похоронена» Во второй раз до дома она решила не идти. Сидни присела на скамейку возле букинистического магазина и прикрыла лицо руками, ощущая, как по щеке скатывается слеза. Чудо уже произошло. Неужели стоило надеяться, что оно произойдёт ещё раз? Вот она, новая жизнь! Девственно-чистый лист! Сидни лишилась нескольких лет жизни в результате эксперимента Шреддера, мечтала освободиться от своего проклятия в виде мутации и сделала это! Не без помощи, но ведь сделала! Она должна гордиться собой, должна радоваться, должна снова начать жить, ведь мечта сбылась, но... Но что дальше? Что делать теперь? Нет ни денег, ни семьи, ни друзей. Может быть, они были, но Сидни ничего не помнила, память возвращалась слишком медленно. Неужели это происходило только с ней, или кто-то из спасённых страдал точно так же? Сидни сжала кулачки. Нет, она найдёт выход! А сейчас... А сейчас она отправится в приют для бездомных и сочинит себе легенду по дороге. Сидни резко встала, сжав кулачки, и обернулась к витрине магазина. «Не позволяй своей мечте оставаться лишь мечтой» было написано на освещённом плакате. — Не позволю, — случайно ответила она вслух. Она подумает о будущем завтра. Под солнцем. Но внезапно витрина за её спиной погасла. А следом погас и весь дом, а затем второй, третий... Погас весь район, включая и вывески, и фонари. Сидни остановилась, из-за чего случайный прохожий врезался в неё. Он недовольно что-то пробубнил, но Сидни не слышала. Она откинула голову, чувствуя, как дрожат колени. Звёзды. Это были звёзды. Не много, только самые яркие. Маленькие точки, чей свет исходит из прошлого. Мечта сбылась. Чудо свершилось. Третье чудо за сутки. Электричество включилось через пятнадцать секунд. Всё снова заработало, а окружающие даже не успели поднять панику. Но этих пятнадцати секунд хватило, чтобы добавить первые краски на чистый лист новой жизни Сидни Талалэй.