Осень.

      Осень. Начало ноября. То самое противное время года, когда листья на деревьях почти опали, а оставшиеся стали грязно-жёлтыми или уныло-коричневыми. Не самые приятные цвета.       Дискавери стоит на крыльце здания, где располагается его офис. Скучно. Ужасно скучно, поскольку в ближайшее время, а, точнее, неделю, он никуда не поедет. Все командировки были разбросан так, что раз в месяц у него была свободная неделя. Но кто бы знал, как он ненавидел эти недели. Мужчина и сам не понимал «почему», но большой город давил на него. Будь это Москва, Лондон или Нью-Йорк — не важно — все одинаково сковывали его, заставляя чувствовать себя не в своей тарелке. «Но тебе надо хоть иногда общаться с людьми. Иначе ты совсем диким станешь», — говорила его младшая сестра Анимал. «Кто бы говорил», — мрачно отвечал натуралист, смотря на то, как она насыпает корм своим трём кошкам, двум собакам и семи птицам, из которых лишь две были попугаями. Девушка только смеялась, словно Дискавери сказал какую-то остроумную шутку. Но мужчина не шутил. Он-то хоть иногда общался с другими каналами, а вот сестра, судя по его наблюдениям, общалась лишь с ним и доставщиками еды для неё и животных. То ли она общие темы с другими не находила, то ли вообще из кабинета не выходила, пока командировки не наступали. Вообщем, свою жизнь натуралист считал более разнообразной.       Дискавери смотрел на небо. Оно серы камнем нависало над головой. Ещё немного и, кажется, оно упадёт на землю, подмяв под себя все строения и людей. Ну, а пока она не упала, эта серая громадина, она буквально давила на мозг, вызывая острую головную боль и, не менее острую, депрессию. Возможно, если бы можно было эту серость раскрасить, добавить на неё хоть какие-то цветные пятна, она бы не вызывала жгучего желания повеситься. Но плоскость оставалась монотонной, угрожающей. На него навалилась усталость.       Натуралист опустил взгляд на дома. Их было смутно видно за туманной пеленой. Словно всё подёрнулось зыбкой дымкой. Лишь огни: красные, жёлтые, белые, глядят из неё, как глаза любопытного чудовища. Мужчина потёр глаза, словно пытаясь удостовериться, что это всё происходит наяву, и у него нет проблем со зрением. Внезапно усталость навалилась ещё больше. Теперь казалось, что она не только любовно обняла его за плечи, но и, со всей присущей ей наглостью, забралась ему на спину, обвивая понемногу всё тело своими огромными чёрными щупальцами. Дискавери очень хотел ей отдаться, погрузиться полностью в эту усталость и не выходить из неё никогда. Но через неделю начнутся новые командировки, и надо будет расстаться этим странным чувством. Надо, но сейчас можно и подождать.       Насмотревшись на затуманенный город, он опускает голову, не в силах сопротивляться усталости. Внизу бетон и асфальт. Дискавери от них тошнит. Многим людям, как натуралист знал из социальных сетей, нравиться запах мокрого асфальта. Но мужчину, в самом прямом смысле, тянуло блевать от этой пропитанной гнилью и мертвечиной вони. Ведь канал ощущал этот запах именно так. Ну не мог он переносить города, просто не мог.       И тут его взгляд натыкается на газон. Пожелтевшая, в большинстве своём, трава так же не внушала оптимизма. Немногочисленная же зелёная была так же скорее поводом для грусти. Блёклая, утратившая свой первоначальный цвет, она словно тоже, как и город, покрылась дымкой. Или это дорожная пыль, оставленная машинами на память? Вот только за день здесь проезжает столько машин, что трава и не упомнит, какая из них оставила первый, или последний слой пыли. Это как с замками на свадебных мостах, или ленточками на весенних деревьях, или… впрочем, перечислять можно долго.       В воздухе запахло едким дымом. Кто-то жёг сброшенную деревьями листву, вперемешку с пластмассой, сброшенной людьми. Из-за этого головная боль Дискавери стала практически невыносимой, как и усталость, что сковала всё его тело. Он ещё раз пробежал по унылому пейзажу глазами.       Вечерело. Небо стало постепенно преображаться, превращаясь из серого в тёмно-фиолетовое. Ещё одна особенность осени в целом и города в частности — небо не было чёрным и на нём не было видно звёзд. Обычно Дискавери любил звёзды, чего нельзя сказать о чёрном небе, но сейчас он был чрезвычайно счастлив, что их нет. Сейчас они казались ему слишком холодными, слишком далёкими. Они смотрят на тебя безразличным взором, давая тебе ощущение бесполезности и ничтожности. Кажется, лишь Луна может немного защитить от них, но её съедает пустота, и ты мучаешься ещё больше, видя, как она — твоя единственная защитница — медленно возрождается и так же медленно умирает.       «Возможно, это усталость, ли я заболел?» — прошептал мужчина, проводя ладонями по лицу. Только сейчас, оторвавшись от безрадостных мыслей о недельном прибывании в городе, он заметил, что, нос полностью заложен, и всё это время он дышал ртом. Воздух был достаточно холодным, поэтому его совершенно не удивило то, что горло у него начало саднить. Завтра это может перерасти во что-то более серьёзное. «Кажется, в аптечке был Терафлю», — шепчет он, бросая прощальный взгляд на погрузившийся в сумрак город и заходя в здание.       Нет, всё же жизнь Анимал была куда лучше. У неё хотя бы были любящие её животные и эти довольно общительные курьеры. А что у него? Карты, машины? Приглушённые шаги раздаются по коридору третьего этажа и смолкают после лёгкого хлопка дверью кабинета Дискавери. Но как только дверь закрылась, в коридоре послышались ещё одни шаги. Они шли к тому, кому сейчас были так нужны, но ни один, ни второй об этом не знали. Пока…