Как больно, милая, как странно...

6

      – Ты на самом деле ведьма, – засмеялся я, смехом пытаясь замаскировать облегчение – чернильно-черный хвост увенчивался белоснежным кончиком. Это был другой кот.       – Почему? – Она закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, подняла на меня глаза, истолковать выражение которых мне не удалось. – Ты боишься черных кошек?       – Живых? Нет, – сказал я и невольно опустил глаза на кота. Тот довольно терся о ноги хозяйки, а кончик его хвоста по-прежнему оставался белым.       – Ты решил, что это Лаки? – Керри вдруг рассмеялась уже знакомым мне детским смехом. – Я не умею оживлять котов. Если бы умела, ты думаешь, стала бы я поступать на медицинский?!       – Думаю, что ты днем и ночью варила бы свое колдовское зелье…       – А ты поставлял бы мне клиентов, разъезжая по городу на своей машине-убийце!       – Ну что ты отводишь мне такую мрачную роль? Я мог бы работать с безутешными владелицами усопшей живности… Ты не поверишь, как хорошо бы я справился с ролью утешителя… – продолжая говорить, я пересек комнату. Глаза Керри на мгновение расширились, когда мои ладони уперлись в дверные косяки по обе стороны от ее тела.       – Ты прав, не поверю… – произнесла она с улыбкой, смело встречая мой взгляд. Но от меня не укрылись ни дрожь в ее голосе, ни напряженность и скованность позы. – В моем случае с ролью утешителя ты справился на редкость бездарно.       – Ты не оставила мне шанса… проявить… свои таланты… – отрывисто сказал я. Она была так близко, что я мог думать только об этом. И ни о чем больше. Колоссальных волевых усилий мне стоило не касаться ее. Я хорошо помнил ее реакцию на первый поцелуй. – Ты боишься меня, Керри?       – Нет, – неумело солгала она. Ее глаза занимали теперь пол-лица.       – Ты обманываешь, – сказал я и буквально заставил себя произнести следующую фразу. – Если ты хочешь, я сейчас уйду.       – Ты не хочешь… быть со мной? – Она попыталась выскользнуть из моих рук, но я удержал ее на месте. – Это… это потому что я тебе не нравлюсь?       Я уже привык к тому, что она называла всё своими именами. Не только этим она отличалась от знакомых мне девушек, но именно эта ее черта вгоняла меня в ступор. Словесные игры, флирт – ритуальные танцы, много веков взращиваемые цивилизацией, дамой лицемерной и ханжеской; ты сам не замечал, как быстро становятся они частью тебя, как много начинают значить… Лишившись привычной опоры, я чувствовал себя обнаженным. Говорить прямо и то, что думаешь, оказалось не только сложно, но и страшно… я боялся сказать больше, чем следует. Боялся открыться.       Я не был честен даже с самим собой. И эта девочка слишком многого от меня хотела…       – Керри, ты мне нравишься.       Она замотала головой и отвернулась от меня. Я скорее почувствовал, чем понял, что сейчас произойдет. И, тем не менее, я не был готов к ее слезам.       – Я видела твою невесту, Даг…       Ее голос оставался всё так же четок и ясен. Если бы я собственными глазами не видел две мокрые дорожки на ее лице…       Отделаться от мысли, что студентка Керри Уивер читает доклад большой аудитории, никак не удавалось.       – Керри, Наташа мне не невеста, она… – Я осекся, сам не зная, как закончить фразу. – Мы встречаемся, да… но… мы только встречаемся.       – А со мной ты тоже только встречаешься? – Она по-прежнему не смотрела в мою сторону. И по-прежнему отказывалась «играть в слова».       – Пока нет, – сказал я и, взяв ее за подбородок, заставил встретиться с собой взглядом. Она не ответила на мою улыбку. Но и не сделала попытки освободиться. Воодушевленный последним, я повторил. – Пока нет. Но я бы очень этого хотел.       – До следующей «не невесты»? Ей ты тоже скажешь, что «с Керри ты просто встречаешься»? Мне говорили…       Она вдруг замолчала и посмотрела на меня взглядом маленькой девочки. Маленькой девочки, по собственной воле очутившейся в лапах голодного волка и вдруг вспомнившей, что мама запрещала заговаривать с подозрительными типами… вроде меня.       – Ты состоишь из сплошных противоречий, – пробормотал я, но, как и ожидал, Керри на мои слова не отреагировала. Она продолжала смотреть на меня испуганными глазами обманутого в лучших ожиданиях ребенка. – Сколько тебе лет, Керри?       Я не хотел задавать этот вопрос, страшась ее ответа; он сам сорвался с моих губ. Я понимал, что не намного старше нее, или, чем черт не шутит, даже моложе, но, стоя с ней рядом, здесь и сейчас, я чувствовал себя взрослым и умудренным опытом мужчиной. В то время как она выглядела совсем еще девочкой… от нее даже пахло как от ребенка. Не духами, как можно было предположить, исходя из откровенности ее наряда. Ванильными ирисками. Такие конфетки обожала моя маленькая двоюродная племянница, и всякий раз, когда она приезжала к нам в гости, первым делом она забиралась ко мне на руки и принималась выпрашивать сладости. И обиженный взгляд, если конфеток не оказывалось, он тоже роднил ее с Керри. И детские непосредственность и веселость, и порывистость жестов, и привычка произносить вслух всё, что приходит в голову, – всё это в совокупности заставляло меня поверить в худшее… и я облегченно выдохнул, когда она, наконец, ответила.       – Девятнадцать. Ты думал, что я моложе? – Керри вытерла слезы и улыбнулась. – Мне почти двадцать. Большая девочка. Правда?       – Нет, ты маленькая… – Я наклонился к ее губам, но ее руки уперлись в мою грудь, и поцелуй получился быстрым и смазанным. – Ты же хотела, чтобы я тебя поцеловал. Не понравилось?       – Даг, мне очень понравилось, как мы целовались! – вдруг с жаром выпалила она. – Мы не должны этого делать... Я боюсь, что разочарую тебя. Ты перестанешь смотреть на меня… и тогда я лишусь чего-то очень важного. В моей жизни… никогда не было… ничего более волнительного… Я вообще мало что знаю… знаю… знаю о…       – На моей памяти ты впервые не знаешь, что сказать, – я улыбнулся и, едва касаясь, провел ладонью вдоль ее тела. Она вздрогнула, когда моя рука дотронулась до ее груди. Ее непритворный испуг навел меня на одну мысль, озвучить которую я не посмел. Говорить все, что вздумается, – непозволительная роскошь для мальчика, воспитанного без отца в окружении матери и ее сестер. Отчим в моей жизни появился слишком поздно, чтобы что-то изменить, а отец… о нем я не хотел даже думать. Нет, он тоже не научил меня откровенности. – Ты говорила, что выросла в Африке. Я думал, что в твоей жизни было достаточно приключений.       – Да. – Керри, не привыкшая говорить намеками, кажется, даже не поняла, что в моих словах был скрытый смысл. Она пожала плечами и усмехнулась. – Я видела такие вещи, от которых бы у тебя волосы встали дыбом…       – Например, зебру? – ляпнул я первое, что пришло в голову. И обрадовался ее искреннему смеху, колокольчиками отозвавшемуся в моем сердце. Я начинал думать, как романтик… и это меня пугало. Но не сильно.       – Я видела, как кушали зебру, – сказала Керри. Она помолчала, решаясь, а затем подняла на меня глаза. – Я говорила о другом… У меня… я… никогда не влюблялась, Даг. И я была такой дурой… мне казалось, что я ничего не теряю.       – А теперь тебе так не кажется?       – А теперь… я не знаю. Это так страшно, вдруг осознать, что от тебя ничего не зависит… что ты не всё знаешь об этом мире… что ты не можешь объяснить самых простых вещей… Ты меня понимаешь? – Она посмотрела на меня с надеждой.       – Вряд ли… – зная, что мой ответ ее разочарует, тем не менее, сказал я. Ее честность заслуживала ответной честности с моей стороны. Больше всего на свете мне хотелось сказать: «Понимаю» и снять с нее наконец хотя бы куртку. Но вместо этого я продолжил. – Мир полон сюрпризов. И открывать для себя что-то новое… – я наклонился и легонько поцеловал ее в губы, – это и есть счастье. Я никогда не хотел знать всё. Тогда стало бы скучно жить… смертельно скучно.       – Я люблю учиться! Мне нравится познавать что-то новое! Я говорю о другом. О закономерностях, о самой сути, природе вещей, когда…       На этот раз поцелуй был глубоким и долгим. Когда я оторвался от ее губ, Керри тяжело дышала. Я обратил внимание на румянец, заливший ее щеки, и еще больше укрепился в своей догадке.       – Ты просто заткнул мне рот! – произнесла она, пытаясь обуздать дыхание и выглядеть оскорбленной. И то, и другое – неудачно.       – Я надеялся, тебе понравится. – Я не мог скрыть улыбку. – И раз ты так любишь учиться, я готов доставить тебе эту радость. Керри, никогда не пытайся заговаривать с мужчиной о сути вещей. Особенно когда находишься в его объятиях. Я тебя уверяю, это последнее, что он ожидает от тебя услышать. Запомни мой совет. Он принесет тебе много пользы… в будущем.       – Самодовольный сукин сын, – смущенно прошептала Керри и уткнулась лицом мне в грудь. Я бережно прижал ее к себе, чувствуя, как она дрожит, даже сквозь толщь куртки и свитера, в которые, словно в кокон, была обернута моя маленькая бабочка… Никогда и ни к кому прежде я не испытывал такую всепоглощающую нежность. У меня перехватило дыхание, и я был рад, что она не может видеть моего лица. Чтобы заговорить, мне пришлось совершить над собой поистине титаническое усилие.       – А если серьезно… ты слишком молода, чтобы знать всё, – сказал я. Мысли путались, но я из последних сил пытался скрыть от нее свое состояние. – Керри… дай себе волю. Жизнь – это не экзамен… это просто жизнь. Не нужно бояться совершать ошибки…       – Ага. Жизнь – есть жизнь. А на ошибках учатся. Ты просто кладезь народной мудрости, Даг Росс, – как я и надеялся, немедленно откликнулась Керри. Все еще смеясь, она слегка отстранилась и посмотрела на меня странным взглядом. – Мне жарко. И эта куртка весит целую тонну…       Когда ее пальчики ухватились за застежку молнии, я решительно взял ее руки в свои и крепко сжал ее маленькие ладошки.       – Керри, прежде чем ты начнешь раздеваться…       – Я не собиралась раздеваться! Я просто хотела снять куртку! – перебила меня она, зло и срываясь на крик.       Удерживая руки Керри одной рукой, я с нежностью погладил ее по щеке. На мгновение она застыла, не сводя с меня огромных, все еще злых глаз с расширившимися зрачками.       – Керри, я хочу, чтобы ты знала, – начал говорить я, мысленно проклиная самого себя; я не хотел говорить с Керри. Я хотел содрать с нее одежду зубами и сделать ее своей, здесь и сейчас, не сходя с места, у этой двери… Но все еще не поняв, что со мной происходит, я знал одно – больше всего на свете я боялся причинить вред этому испуганному ребенку, этой маленькой женщине, которая доверяла мне всю себя – без остатка… и без лишних вопросов. – Я не сделаю ничего против твоей воли.       – Но, Даг… – она посмотрела на меня несчастными глазами, – я действительно этого хочу…       – Ты можешь быть в тысячу раз умнее меня, и, наверное, так и есть. Но сейчас ты просто глупая девчонка. А я не хочу стать самым большим разочарованием в твоей жизни… или первым большим разочарованием… – Я ненавидел себя. Ненавидел собственный голос, снисходительный и отеческий, будто одному мне была известна некая недоступная простым смертным истина. Я понимал, что вот-вот перегну палку, и она выскользнет из моих рук, подобно песку просочится сквозь пальцы, и тогда я всегда буду несчастен…        Я ожидал всего: что она обидится на слово «глупая», что ее оскорбит мой тон, что она просто устанет от моей болтовни и пошлет меня к черту; но Керри, извившись, словно змея, высвободила руки и, обняв меня за шею, прижалась губами к моим губам. На мгновение.       – Керри, что ты… – начал я, но она отрицательно покачала головой, и я подчинился – замолчал и разжал руки.       – Даг. Ты. Ни к чему. Меня. Не принуждаешь, – медленно произнесла Керри. Расстегнув молнию, она сбросила куртку себе под ноги, переступила через нее и принялась разматывать шарф. – Я никогда не делаю того, чего не хочу.       Шарф спланировал на пол. Проследив за его падением, я не успел перевести взгляд на Керри, как шарф и куртку накрыло саваном мышиного цвета.       – Даг… – позвал меня одновременно властный и испуганный голос. Я резко вздернул голову вверх. На ее лице не было и тени улыбки. Напряженно, она несколько секунд, показавшиеся мне вечностью, вглядывалась в мое лицо, словно по ладони, пытаясь прочитать по нему будущее. Я перестал дышать. От ее решения зависело все. Я знал, что не имел права ни торопить, ни требовать, ни просить. Остановись она сейчас, все, что я мог бы, – пожелать спокойной ночи и закрыть за собой дверь. И дело было отнюдь не в джентльменстве и даже не в безоговорочном доверии Керри. Тогда я не мог принять правду и тем более не мог примириться с ней. Только оглядываясь назад, исходя из опыта прожитых лет, я могу признать истину – простую, очевидную, состоящую из трех слов, самых простых и самых сложных на свете. Я любил ее. Любил и не мог причинить ей вред…       Мы стояли друг против друга. Так близко, что ее дыхание согревало мою кожу.       – Пожалуйста, не думай, что я доступная. Я никогда прежде так не делала, – тихим голосом сказала Керри. Закусив губу, она повела плечом, и тоненькая бретелька скользнула вниз.       Вместо ответа я притянул ее к себе, и она смело подставила губы для поцелуя.