На ощупь зеленые

В спальне было шумно. Шум был той особой разновидности, которую можно было услышать только ночью: кто-то громко сопел, кто-то бормотал во сне, кто-то откровенно храпел, всюду слышались шорохи, будто и сам Дом беспокойно ворочался во сне. Звуки были тихими, и днем, наверняка, остались бы незамеченными, но не ночью. Ночью, если ты проснулся, то ни за что не заснешь, дергаясь от малейшей смены тональности чьего-нибудь храпа. Сфинкс вздохнул и уставился в потолок с грязно-белой штукатуркой. Потолок был просевшим, и Сфинкс понял, что если на него долго и пристально смотреть, то начинает казаться, что он все больше и больше распухает, как чье-то огромное пузо, грозясь лопнуть в середине и осыпаться на спящих, придавив своими внутренностями. Сфинкс закрыл один глаз, и все пришло в норму. Второй глаз начал было закрываться сам собой, и Сфинкс почти было заснул, но справа раздался тихий отчаянный вздох, так что сон снова ускользнул, оставив после себя почти отчаянное разочарование. Чертова бессонница и чертов Слепой со своими вздохами. Слепому снился кошмар. Как Слепому вообще могли сниться кошмары, Сфинкс не понимал, но периодически его сон превращался в нечто такое, от чего он начинал комкать в руках постельное белье и метаться на матрасе, путая свои и без того растрепанные волосы и тихо что-то бормотать. В такие моменты будить его было страшно, потому что после пробуждения он еще долго молчал и смотрел в никуда белесыми глазами, отстраненно ища что-то, за что можно уцепиться. Как будто ему нужно убедить себя, что он все еще в реальном мире. Сфинкс, конечно, не представлял, каково это, когда вокруг постоянно одна и та же непроглядная чернота, но каким-то шестым чувством понимал, что в такие моменты, как сейчас, Слепому она должна казаться еще страшнее, чем обычно. Слепой дернулся снова, и Сфинкс, вздохнув, перебрался поближе к нему, наклонился и осторожно толкнул в бок коленом, зовя по имени и стараясь никого больше не разбудить. Веки у Слепого задрожали и резко распахнулись, невидящие глаза уставились вперед. — Все нормально, это я, Сфинкс, — прошептал Сфинкс, когда Слепой резко сел. Черные волосы упали раздельными прядками ему на глаза, Слепой потянулся к нему своими тонкими жуткими пальцами и Сфинкс, не говоря ни слова, послушно придвинулся ближе, позволяя им нащупать себя. Холодные руки опустились на лицо, и Слепой, выдохнув, повел по скулам, очертил большими пальцами нос, скользнул на середину верхней губы и с нажимом провел по ней в разные стороны, растягивая. В окно светила круглая — или почти круглая, он особо не разбирался в фазах — луна, и Сфинкс задумчиво разглядывал Слепого в ее неестественно-холодном свете. Слепой был мелкий, худой, ключицы у него совсем уж выпирали, как у девчонки, но костлявое плечо, выглядывающее из съехавшей майки было определенно мужским. Со спутанными черными волосами и незрячими, почти белыми глазами, он казался вышедшим из старого готического фильма про вампиров, когда их еще не делали смазливыми высокими красавчиками, но при всем этом он казался правильным. Насколько может быть правильным нечто изначально дефектное. Губы у него были обветренные и тонкие, с запекшимися ранками по краям рта и свежими трещинками, а нос тонкий, с едва заметной горбинкой на переносице. И отдельные прядки нечесаных черных волос торчали, завиваясь, из общей массы. Сфинкс вздрогнул, когда ладони — все еще холодные, опустились ему на грудь и повели ниже, заставляя непроизвольно втянуть живот. — Ты чего? — шепотом спросил он. Слепой мотнул головой и снова переместил руки ему на лицо. Сфинкс прикрыл глаза, когда пальцы нажали ему на веки. — Какие они? — подал он наконец голос, трогая щеточку ресниц. — Глаза? — Да. — Ну, — Сфинкс задумался, — обычные глаза. Зеленые. Говорят, как трава по цвету. Ты же все равно не поймешь. — Как трава, — повторил Слепой и нажал пальцем ему на губы. — В начале лета она мягкая, а после, где-то в июле, становится острой, такой, что можно порезаться. Я порезался как-то: даже не почувствовал сначала, а потом понял, что палец щиплет. Попробовал, а там кровь. Упомянутый палец постучал ему по нижней губе, и, как-то так вышло, что Сфинкс приоткрыл их, а палец, потеряв опору, скользнул ему в рот, звонко щелкнув коротким ногтем по зубам. Сфинкс замер, а Слепой медленно вытащил палец из его рта, оттянув нижнюю губу, и вытер его о плечо Сфинкса, но руку не убрал. И Сфинкс потянулся вперед, прижался щекой к худому запястью с выступающими голубоватыми венами. Слепой смотрел вперед своими белесыми глазами и по его лицу, как всегда, ничего было не понять — то ли он сейчас отдернет руку, то ли врежет ему кулаком в лицо, то ли… Слепой вывернул запястье так, что по нежной коже скользнули уже губы. Сфинкс улыбнулся, повел головой, прикусил, и Слепой тихо вздохнул. — Ты чего? — снова и невпопад спросил Сфинкс. — Просто так, — ответил Слепой, теребя пальцами второй руки растянутый низ выцветшей футболки Сфинкса. Его пальцы двигались будто бы сами по себе, длинные и тонкие, как паучьи лапки, тянули, собирали ткань в складки, ненароком задевали чувствительную кожу над поясом штанов, и Сфинкс на секунду пожалел, что не может сжать их своими и почувствовать, как они будут вырываться. Пальцы и Слепой ощущались немного по-разному, как будто те были не совсем частью Слепого, а лишь использовали его тело для своих неведомых целей. Слепой улыбнулся краешком обветренного рта, и все пальцы разом перебежали Сфинксу на лицо, расположившись там: большие под глазами, указательные — на висках, средние давили на скулы, безымянные — на челюсть, а мизинцы прижались к шее, острыми шершавыми кончиками давя на пульсирующие вены. Сфинкс уставился на Слепого. Тот на него в ответ не уставился, потому что в принципе не мог, но его широко открытые глаза смотрели куда-то Сфинксу в шею, так что когда он потянул его на себя, Сфинкс не сразу сообразил, что Слепой собирается его поцеловать. А когда сообразил, сухие губы уже прижались к его, царапая шершавой корочкой недавно заживших ранок и тут же отстранились. Сфинкс облизнулся — поцелуй был сухой, не особо приятный, да и вообще на поцелуй мало походил. Как будто Слепой походя убрал губами с лица Сфинкса прилипшую крошку. — Это что, поцелуй был? — озадаченно спросил Сфинкс. Слепой не ответил, глядя мимо него или в него серебристыми глазами. Сфинкс вдруг подумал, что они, глаза, похожи на луны. И получается, что в комнате три луны — одна заглядывает в окно, а две другие отражают ее свет, и он падает прямо на него, Сфинкса, не размениваясь на оболочку, сразу смотря куда-то гораздо глубже. Пальцы Слепого все еще цепко держали его лицо, уже согретые теплом тела Сфинкса, так что наклонить голову получилось не сразу. Наверное, Слепой подумал, что он хочет отодвинуться, потому что сжал их еще сильнее, но Сфинкс всего лишь приоткрыл губы и, качнувшись, прижался ко рту Слепого, осторожно прикасаясь языком к верхней, а потом к нижней. По телу Слепого прошла волна дрожи, и он даже отпустил Сфинкса, позволив тому сильнее надавить языком на свой сомкнутый рот. Сфинкс когда-то читал, что незрячие люди ощущают все в несколько раз сильнее, чем те, кто видит. И он знал, что Слепой терпеть не может, когда к нему прикасаются, несмотря на то, что сам полагается в основном как раз-таки на осязание. Даже когда его трогал Сфинкс, он иногда рефлекторно старался уйти от прикосновения или коснуться первым. И сейчас он разомкнул губы, и его язык скользнул по языку Сфинкса, толкая и не давая проникнуть внутрь. Язык у Слепого оказался приятным, все еще хранившим отголосок вкуса мятной зубной пасты и сигарет. Целоваться так, было не в пример лучше, чем просто касаться губами, так что Сфинкс просто прикрыл глаза, не претендуя на первенство и позволяя Слепому изучать его рот. Когда Слепой отстранился, Сфинкс заметил, что скулы у него потемнели, а в свете луны розоватый цвет румянца казался дымчатым. Он потянул Сфинкса на свой матрас, укладываясь рядом. — Спи, — коротко приказал Слепой, просовывая тощую лодыжку между ногами Сфинкса. — Я сегодня с тобой посплю, — ответил на, как ему показалось, невысказанный вопрос, Сфинкс. — Я знаю. Потолок больше не казался раздутым животом объевшегося дядьки, храп и сопение как-то отошли на второй план, а Слепой не дергался в кошмаре. И Сфинкс как-то незаметно заснул, опираясь подбородком на мягкие черные волосы на макушке Слепого и ощущая на шее его щекотное тихое дыхание.