Пиромания

Язычок пламени на фитиле свечи завораживает, вплоть до желания часами вглядываться в него, внимая силе огня древней, как сама жизнь, только дыши потише и не размахивай слишком резко руками, когда танцуешь тенью, отбрасываемой пальцами, по стене. Луиза внимает, затаивая дыхание, осторожно водя ладонью вокруг огненного лепестка. Мыслей в голове роится много, но все и каждая кружатся лениво калейдоскопом, осмысленно не задерживаясь в сознании. Кроме одной, особо навязчивой, разве что. Если поднести свечу к кружевному подзору покрывала на кровати, полотно начнёт тлеть или всё же вспыхнет, лизнув огнём полог? На губах Луизы всполохом является улыбка и тут же гаснет, даже не приподняв уголки её рта. Глупая мысль, отчаянная в своей глупости и тяге к осуществлению, и сама волшебница тоже глупая, потому что… … Катлее снова плохо, а Луиза ещё слишком мала даже для родственной эмпатии. Что такое постоянная боль, когда тебе пять лет? Вот другое дело повреждённая об осколок оконного витража рука, когда кожа в месте пореза расходится берегами для солёного багрового пролива между ними. Поток огромен для маленькой детской ладошки, края раны болезненно пульсируют, а ведь потом будет ещё больнее, когда старшая горничная это увидит и позовёт маму — маму, которая будет гневно глядеть на дочь, на испорченное окно, на красные крапинки пола, тяжело вздыхать, а потом уйдёт, бросив что-то про бинты и непутёвого ребёнка. Неужели это лучше каких-то хрипов в горле? Девочке жаль заболевшую сестру, но совсем чуть-чуть. Больше ей жаль себя, потерявшую на время острого недомогания единственную опору во всём-всём поместье. Век детской печали заканчивается, когда маленькая дворянка замечает канделябр, так неосторожно оставленный кем-то из прислуги в пределах досягаемости её горящих, по словам матери, рук. Луизе пять лет, но она уже может оценить в полной мере иронию происходящего, хотя и не имеет об этом ни малейшего понятия: огнём горящие свечи для девочки с огнём горящими руками — не забавно ли? Пламя, разделённое натрое, заключённое в воск, согревает щёки, сушит зачатки слёз, зажигает её собственный огонёк где-то в солнечном сплетении. Нет, Луиза ещё помнит о повязке поперёк пальцев и запястья, о страшном кашле Чии, но ей кажется, что всё уйдёт, вытиснится, пеплом рассыплется, если она погладит лоскуты огня, пробежится по ним кончиками ногтей. Девочка в этом уверена, но тянется к свечам медленно, пусть и не боязливо. Жар уже дышит на фаланги пальчиков, как… − Зачем? Вспышка голоса Сайто, внезапно оказавшегося в дверях комнаты, возвращает Луизу в её семнадцать лет к одной сальной свече в латунной подставке. Девушка мгновенно одёргивает руку и так же мгновенно ёжится от впущённого сквозняка. Прежде чем ответить, она опускает веки и тяжело вздыхает, прогоняя наваждение. Сайто наверняка поймёт, если она расскажет. Вот только волшебница сама не может понять, что ей следует рассказывать. − Холодно очень просто, — пожимает она плечами, и это почти правда: октябрь в этом году особенно холодный, а самые отапливаемые комнаты Орньери отданы в распоряжение оравы гостей из академии. Подручный встречается с хозяйкой взглядами, но сделать вид, что поверил ей, даже не пытается. Как, впрочем, и съязвить на тему сидения на полу, подобрав под себя ноги, и пиромании в целом. Он бы высказался, правда. Но вот это её выражение лица, отрешённое, нездешнее, оттенённое пламенем… Гандальв кривит рот в неодобрительной ухмылке, а потом устраивается на тот же манер рядом, со спины обнимая одной рукой Луизу, а другой, стянув с постели одеяло, укрывает её и свои плечи, соединяя края материи так, чтобы не только сохранить тепло, но и притянуть фигурку совсем юной жены ещё ближе. Кокон плотной ткани, а главное тело любимого подручного вкупе с его дыханием на щеке и шее тут же окутывает дворянку теплом, и горести прошлого с холодом настоящего и тревогами будущего отступают, остаются только он, она, одеяло да отзвук приглушённого смеха кого-то из друзей из гостевой, крылом левее. Улыбка на лице волшебницы расцветает огнецветом, что кажется, будто она не померкнет до конца столетия. Губы Сайто легко касаются её виска, когда Луиза дуновением тушит свечу. Сегодня ей огонь уже не нужен.