Ничья леди.

Ночной Лондон окутала тишина. Звёздное небо скрылось за грозовыми тучами, нависшими над городом, словно неминуемый рок над жертвой, приготовленной к закланию на алтаре в угоду древним богам. И фонари в этом отдалённом и не самом благополучном районе были все как один перебиты, безмолвно поддерживая царицу Тьму. По мрачной улочке, заполненной отбросами и нечистотами, шатаясь из стороны в сторону, скользил тёмный силуэт. Выдвинувшись в косой луч света, падающий из неплотно зашторенного окна, тень обрела четкие контуры – подол плаща забрызган уже подсохшей грязью, руки безвольно опущены, роскошные алые волосы перепутаны и растрёпаны ветром. Чуть покачнувшись и прижав руки к вискам, мужчина тяжело привалился к стене и поднял голову, невидяще посмотрев на возвышающиеся над ним дома и дальше, на тяжелое, готовое прорваться сплошным потоком на грязную землю, небо. Он глядел вверх, тяжело дыша, и в глазах его зарождался сухой и острый блеск по мере того, как к взгляду возвращалась осмысленность. Красивые тонкие губы, до того время от времени беззвучно что-то шептавшие, искривила ухмылка. - Значит, не леди, а уличная девка? Что ж… Тогда пойду к равным. Крыса, копошившаяся в куче мусора, испуганно сжалась в комок и замерла, следя за проходящими мимо неё ножками в изящных ботиночках на высоком каблуке. Больше она ничего не видела. *** Тремя часами ранее. - Ну, Гроби! Дорогой! Чего ты всё время молчишь? Вечер же был шикарный! Музыка, танцы, шампанское! Не каждый день бывает очередной тысячелетний юбилей! – Грелль Сатклифф восторженно щебетал о прошедшем корпоративном вечере в Несущих Смерть, посвященном дню рождению организации, точную дату которого никто не помнил. Гробовщик же, не обращая на Алую Смерть никакого внимания, перебирал инструменты, любовно поглаживая их и протирая платочком. С того самого момента, как они вернулись с праздника, он не обронил ни одного слова. Красноволосый жнец уже начинал не на шутку волноваться, и от того не мог контролировать свою речь, невнятно болтая про танцы и бал. Сидя на одном из гробов, Грелль нервно кусал губы и испуганно поглядывал на спину Легендарного. Может, на балу что-то пошло не так? Да вроде ничего не было такого из ряда вон выходящего. Ну, выпил пару бокалов с Ронни, похлопал ресничками какому-то кучерявому диспетчеру из Дублина, пошушукался с Аланом, вызвав хмурый взгляд Эрика, вытащил Уилли на танцпол… Ничего особенного! Но вот ведь – молчит целый вечер. Даже ни разу не пригласил… - Гроби, а почему ты не позвал танцевать свою дорогую леди? – слова вырвались из уст Сатклиффа раньше, чем он успел додумать и осознать эту мысль до конца. Согбенная спина напряглась, послышался лязг металла о металл, как будто острым лезвием медленно провели по стальному подносу. Следом раздался резкий смех, столь непохожий на обычное хихиканье, что Актрису мороз пробрал по спине, и зазвучал вкрадчивый голос, скрежещущий, как ногти по доске: - Излишняя популярность оной к тому не располагала. Да и трудно считать леди ту, что в поведении уподобляется уличной девке. Пара секунд потребовалась ошеломлённому Греллю, чтобы осознать оскорбление. Не в силах вымолвить ни слова от злости и лишь задушено всхлипнув, он вскочил на ноги и, яростно сверкнув глазами, выбежал из бюро ритуальных услуг, хлопнув дверью так, что несколько урн, стоявших на полке рядом с нею, упали со своих мест и вдребезги разбились. Гробовщик разогнулся над столом и обернулся. На его лице не было и тени улыбки, а в дрожащих пальцах исковерканной соломинкой блестел погнутый анатомический нож. *** Одинокий человек сидел на причале и смотрел пустыми глазами на воду. Отражающиеся в воде огненные всполохи, вздымавшиеся за его спиной, соперничали по своей яркости с алой полосой зарождающегося рассвета. Ветер трепал волосы мужчины, успокаивающе поглаживая красными прядями его лицо. Языки пламени позади него поглощали то, что всего час назад было грязным пабом, полным вонючих матросов, подозрительного вида бродяг и доступных девиц в ужасно кричащих и безвкусных платьях. Он пришел сюда, надеясь найти лёгкий способ забыться, утопить обиду в дешевом вине и ласках какого-нибудь волосатого мужика. Раз уж его всё равно считают «уличной девкой», что ж не оправдать это мнение? И – не смог. Пошлые песенки, звучащие в этом вертепе, нервировали; визгливые голоса раскрашенных, словно куклы, женщин, пытавшихся скрыть морщины за толстым слоем белил, раздражали; теснота и духота вызывали головокружение. Потом к нему подвалило какое-то пьяное создание, которому было явно всё равно, мужчина перед ним или женщина, и он подумал, отходя с этим существом в тёмный закуток: «Ниже пасть некуда». В ноздри ударил омерзительный запах немытого тела и перегара, чужие лапы нагло щупали его, грубо сминая ткань плаща, и уши резануло хриплым «Хе-хе-хе! Леди не стоит ходить одной в такие места!» Это была последняя капля. Упершись обеими руками в грудь пыхтящего мужлана, он оттолкнул его со всей силой и яростью, какие только мог вложить в удар. Пьяный отлетел к противоположной стене, пробив её собой и приземлившись где-то в общем зале. Музыка и голоса разом стихли, и все головы повернулись к образовавшейся дыре, из которой медленно и плавно выходила сама Смерть, лениво поигрывая бензопилой. В этот раз он никого не убил. Ему было противно марать свои руки и любимую Косу об этих… людей. Да и кровь их наверняка так разбавлена спиртом, табаком и развратом, что потеряла свой божественный красный цвет, став мутной жижей неопределённого окраса. Но эту ночь они запомнили надолго! Зачаровано глядя на волны, уносящие в черную глубину пепел с пожара, одинокий человек на причале не видел того, что к нему с перекошенным от страха лицом бежит седовласый похоронных дел мастер, костерящий на чем свет стоит собственную ревность. *** Несколько часов я бродил по городу, пытаясь найти тебя. Практически сразу, как ты убежал из лавки, я бросился за тобой, но какой там - уже и след простыл. Как же ты быстро бегаешь, моя вспыльчивая леди! Думаешь, я такой злой и жестокий, взял и обидел милую даму ни за что ни про что? Такое впервые за все те столетия, что я топчу землю этого мира - слова, столь задевшие тебя, вырвались помимо моей воли. И ещё неизвестно, кому от них было больнее. Тебе, которого не заслужено оскорбили, или мне, не удержавшему внутри себя эту тёмную силу, что люди именуют ревностью, и ранившего того, кто приносит столько радости в мою скучную скромную жизнь. Инструмент вон хороший с расстройства поломал… Моя Актриса… Я прекрасно понимаю, что всё это легкомыслие лишь твоя роль и ни имеет никакого значения для тебя. Но что же делать старому жнецу? Я потерял голову от ярости, когда увидел, как ты весело смеёшься, схватив за руку канцелярскую крысу и увлекая его за собой. А ведь я шёл к тебе, чтобы пригласить на танец. Даже цветочек прихватил – симпатичный такой, завядший. И скомкал его, терзая сухие лепестки ногтями и размазывая пыль и прах по пальцам. А потом молчал, боясь сорваться. И не выдержал. Когда ты заговорил о танцах, я не сдержался. Изкарябал поднос, ножик любимый погнул, тебе гадостей наговорил. А ведь я совсем так не думаю. Когда я обернулся, услышав грохот разбивающихся урн, меня обуял страх. Не привык я к такому, совсем нет. Что ж, вот и ещё одно новшество, что ты привнёс в мою жизнь. Только на этот раз не такое уж оно смешное. Нестись по тёмным улицам в поисках тёмного же силуэта занятие увлекательное, но утомительное. Где только я не был! Даже к маленькому графёнку заглянул на всякий случай – кто знает, вдруг бы ты решил отправиться к этому своему «Себас-тяну». Уж извини, если бы это и правда оказалось так, я бы не стал с ним церемониться, даже несмотря на то, что наблюдать за их с графинчиком детскими играми в детективов очень даже забавно. Но нет. Демону повезло. Тогда же пришло понимание, что в фешенебельных кварталах найти бесценную пропажу не удастся, и поиск сместился к трущобам. Всегда так – из крайности в крайность. Иначе ты не умеешь; то, что посередине, слишком скучно для тебя, мой глупый ангел Смерти. Бродя по узким улочкам и распугивая крыс, я наткнулся на перепуганного грязного и мокрого человечка, который, скособочившись, бежал прямо на меня, не разбирая дороги, и что-то бессвязно бормотал. Было в нём нечто… Выражение лица ли, чуть слышный ли аромат дорогого парфюма, явно не принадлежащего ему и столь подозрительно знакомого мне, перемешанный с его собственным запахом пота и не самого лучшего алкоголя, безумный ли шёпот: «Красная вся… весь… всё… Жужжит. Смеётся. Чёртова девка!» Что?! Из бессвязного потока слов, звуков и рыданий я смог понять, что он бежал сюда из самого порта, где в каком-то пабе разгулялась Алая Смерть, круша всё, что попадётся под руку. А ещё я понял, что это мерзкое тело посмело коснуться моей леди своими кривыми ручищами. Хе-хе-хе… Уходя в сторону набережной, я оставил позади разрезанное и готовое к употреблению свеженькое угощение для лондонских крысок. Дальше поиск был совсем не сложным – зарево от пожара заливало своим светом всю Темзу, да и гомон людишек стоял такой, что… В общем, пропустить главный источник слухов на месяцы вперёд смог бы только глухой слепой глупец. Приближаясь к весело и уютно потрескивающим деревяшкам, я тревожно оглядывал набережную. Конечно, синигами какой-то там костерок не повредит, но кто ж тебя знает, что вообще с тобой может произойти… А потом я увидел тебя. Одинокого, согбенного, сжавшегося в комочек. Перед глазами предстала картина того, как эта мразь лапает тебя, такого, как сейчас - беззащитного и потерянного… И я осознал весь ужас того, что чуть было не случилось. Я бежал к тебе, перепрыгивая через обуглившиеся головешки, и мне было страшно. Никогда! Никогда больше ты не услышишь от меня этих слов, столь необдуманно вырвавшихся из моего никчемного рта. Лучше уж ревновать тебя открыто, чем держать всё в себе, хихикать, а потом срываться. В конце концов, это тоже может быть не менее забавно, чем смотреть на напыщенных юнцов, вертящихся вокруг тебя, и знать, что тот, кого они так настойчиво добиваются - мой… Когда пробежать оставалось всего несколько метров, а ты всё также сидел, смотря на воду, и не двигался, я замедлил шаг и, переведя дыхание и приняв невозмутимый вид, направился к тебе. Остановившись за твоей спиной и чуть наклонившись так, чтобы нависать над тобой, я протянул: - Что же Вы не заботитесь о своём здоровье, моя милая леди? Так и замёрзнуть недолго, - не услышав ничего, я замялся и уже мягче сказал: - Пойдёмте домой, а? Когда ты повернулся и поднял на меня свой взгляд, мне стало жутко. Невозможные, жесткие глаза. Боль, гнев, обида, отчаянье и… холод, проникающий вглубь, прожигающий кожу, добирающийся до костей. Уж лучше б они были полны слёз, коих не было и в помине. И четко и отрешенно прозвучали в рассветном свете твои слова: - Я ничья леди. После ты встал и пошёл прочь, оставив меня позади, разбитого, раздавленного, уничтоженного. Наклонив голову, я наблюдал, как твоя тень, мой прекрасный ангел, созданная огнём и первыми лучами солнца, растёт и удлиняется, следуя за своим хозяином. Что же теперь… - Ты идёшь или нет, Гроби? Сам пришел, позвал, а теперь стоит столбом! Вырвав меня из оцепенения, ты вновь, как, впрочем, и всегда, смог вызвать у меня улыбку. Неужели… я прощён? Конец.