Dime que estás, que mia por siempre serás Dime esta vez que no te voy a perder, amore Dime que no, que no te vas a marchar Yo te diré, tú eres mi unico grande amore. — Il Volo
***
Интересно, в какой же момент он заметит, что я вовсе не записываю за ним правила и даже не пытаюсь вникнуть в суть «сложной» темы, которую он впаривает моим любимым одногруппникам? Вероятнее всего, что ему откровенно без разницы, слушают ли его, пока кто-либо из зрительного зала не начинает слишком громко разговаривать с соседями (если учитывать, что наш поток состоит на восемьдесят пять процентов из особей женского пола, которые к тому же не слишком увлечены учёбой, то нетрудно догадаться, что это змеиное гнездо порой способно перешипеть преподавателя) или заниматься своими делами в открытую. Вот опять: негромкое, но внушительное «Кто опять разговаривает?» — мне кажется, или я отчётливо слышу первые нотки раздражения? Впрочем, их проблемы. Я закидываю ногу на ногу и продолжаю рассматривать каждую деталь: лицо, волосы, тело, руки — словно в первый раз. Нет, наш преподаватель не сошёл с обложки журнала, и вряд ли там окажется (если очень постараться, конечно, возможно всё, но я далеко не уверена, что это и есть его жизненная цель). Высокий, но явно не постоянный посетитель качалки; светло-русый… Он стоит ко мне в профиль, а я почему-то задаюсь вопросом, что за прошлый семестр так и не смогла выяснить, какого всё же цвета его глаза под тяжёлыми веками… очень светлые, серые со странным оттенком желтизны, обрамлённые редкими короткими ресницами. И в довершение ко всему — очевидные следы усталости: темные мешки под глазами. В данный момент, конечно, он увлечённо рассказывает о Condicional Compuesto, но в перерывах, если он не уходит из кабинета, чтобы поболтать со своим другом — преподавателем в соседней группе, я часто смотрю на него и вижу, каким задумчивым становится его взгляд и насколько он кажется расслабленным. Кажется. Когда же он заткнёт уже этих красавиц, которые не стесняются болтать в нескольких десятках сантиметров от него, пишущего на доске, как образуются глаголы в новом времени? Вот, да. Поворачивается именно в тот момент, когда две блондиночки начинают заливаться смехом, нисколько не смущаясь. — Знаете, когда я был в Испании прошлым летом, с Никитой Олеговичем… — начинает он. Понятно. Какое сейчас время, лингвисты? Правильно, время «типа-назидательных» историй от Владимира Викторовича. В основном все они связаны с испаноязычными странами, в которых он бывал или жил, с лучшим другом и преподавателем второй испанской группы на нашем потоке — Никитой Олеговичем, с другими его друзьями, а также были и те, которые входили в категорию «разное». Не подумайте, не имею против решительно ничего. Кроме тех случаев, когда повествование занимает всю пару (благодаря одногруппникам, которые нарочно заставляют его развивать тему, задавая новые и новые вопросы. Что угодно, кроме учёбы! Кому нужен испанский?) Я решаю просто наслаждаться его приятным голосом, не вникая особо в суть рассказываемого, но примерно на середине понимаю, что сейчас бы мне не помешал глоток воды, а посему лезу за моей неизменной напарницей-бутылкой в сумку. Она, видимо, больше не считает меня своим боевым партнёром, поскольку безнадёжно вываливается из моих рук (как? .. К счастью, я не успела открыть её), и с громким звуком падает на пол, катится по нему. Владимир Викторович смотрит на бутылку, потом на меня. Не делай резких движений-жестов-не издавай звуков — н и ч е г о. Чертыхаюсь, извиняюсь и лезу за многострадальной бутылкой воды —, а укатиться она успела прилично далеко. В итоге одногруппница успевает поднять её раньше и вручить мне, а я про себя шиплю, что она могла бы сделать это и раньше, тогда не пришлось бы в платье ползать по кабинету и собирать пыль на коленки. Вслух же тихонько благодарю и прокрадываюсь на свое место, переводя дух. К счастью, никаких реплик от Котика (кличку новому преподавателю долго придумывать не пришлось — «кошачья» фамилия говорила сама за себя) не последовало. — А как вы вообще туда попали? Ну, я имею в виду, типа приглашения, ещё что-то… — Женя, один из двух представителей мужского пола в нашей группе, явно пытается потянуть время. — Женя, испанский. — Нет, вы ответьте на вопрос, почему вы постоянно увиливаете от них? — Записываем дальше, — спокойно говорит Владимир Викторович с некоторым подобием усмешки на тонких губах. А я перевожу взгляд на его руки — длинные пальцы, широкие грубые ладони, короткие квадратные ногти — смотрю, смотрю и по неведомой причине не могу оторваться, завороженно пялясь на то, как он вновь берёт маркер в руки и… несколько секунд безуспешно пытается расписать его по белой доске. Кажется, я почти слышу смешок, рвущийся через сомкнутые губы одногруппницы, сидящей по левую руку от меня. Обычное дело: Владимиру Викторовичу не везёт на маркеры, которые вечно исписываются у него на паре. Либо их элементарно нет в кабинете. Он тяжело вздыхает и выходит из аудитории, отправляясь за маркером, и я наконец получаю заслуженную передышку. Могу пока включить телефон и поплакаться подруге в соцсети, насколько сильно меня задолбали эти странные чувства к преподавателю, эта душащая потребность в нём, это дико колотящееся сердце, неспособность адекватно и правильно мыслить. И вообще всё заебало в край, и хочется оказаться дома, вдали от его проницательного взгляда. Действительно кошачьего. Впереди ещё полчаса в одном кабинете с ним, и вряд ли группа поймёт, если посреди пары я вскочу со своего места и наброшусь на Владимира Викторовича с одной целью – целовать, бешено, долго и упорно, впиваться своими полными искусанными губами в его – тонкие и бледные. В текущем положении есть множество моментов, которые не позволяют мне это сделать; громче всего взывают к гласу совести такие факторы, как субординация, кабинет, полный людей и здравый смысл. Собственная непривлекательность в глазах Котика и его нежелание вообще не обсуждались, неизменно присутствуя на фоне. По крайней мере, хотя бы Владимир Викторович не сходит с ума. Он возвращается быстро – казалось бы, что сложного сходить за маркером – а я уже чувствую жар, вкрадчиво расплескавшийся по щекам красным цветом. И спросить бы у случайно попавшегося на просторах Москвы ясеня, что там этот сухарь на самом деле чувствует, чтобы получить ясный ответ «нет» и успокоиться, но в ближайший парк прямо с пары не уйдёшь. Разве что через окно, да высоко будет. - Чтобы образовать это время, мы берём форму Condicional глагола hаber и – как вы думаете? - Глагол с окончанием –ado? – выпаливает быстрее всех главная выскочка группы – Татьяна свет Сергеевна. - А для второго и третьего спряжения какое окончание будет? – хитро прищуривается этот огромный кот. Нет, клянусь, я готова продать собственную душу за его неповторимую полу-ухмылку! - Окончание –ido? - Верно. Обратите внимание, что глагол haber в Condicional Simple – неправильный. То есть не habería, Женя, - Владимир Викторович специально выделил это голосом, и я практически смогла услышать нарастающее возмущение внутри парня, - a habría! - Вот вы вечно придираетесь, Владимир Викторович! – Вот и прорвало Женю, умничка наша, лучшее произведение богов. – Один раз ошибся… Сказала бы я тебе, Женя, всем известную фразу, которую пора включать в словарь русских пословиц и поговорок, про «один раз» и кем ты определённо не являешься после этого. Но, боюсь, подобного определения своей личности ты не потерпишь, а если потерпишь, то припомнишь. - Вы, дон Эухенио, ошибаетесь más que nada*, - остроумно заявляет преподаватель под мерзопакостный смешок группы. На благородного дона наш «комнатный» Эухенио не тянет, однако это не мешает нашей группе постоянно так его называть на парах испанского. На парах английского языка одногруппницы, впрочем, более снисходительны к несчастному «дону» и зовут его попросту Юджин. У Жени, к счастью, есть в активном словарном запасе две фразы на случай приставучих одногруппниц – «Shut the fuck up!» и «¡Cayate!»**, и имеют они одинаковое значение. А приставать к нему, конечно же, любят. Делают это, смакуя каждую детальку, по-змеиному, и не особенно понятно (мне, как не имеющей тесного контакта с одногруппниками, уж точно), шутят они или серьёзно пытаются его уколоть. Скорее всего, понемногу от каждого из вариантов. Последние пятнадцать минут пары проходят относительно спокойно, даже для меня. Владимир Викторович завершает повествование и отпускает нас как обычно – немного пораньше, обещая скинуть домашнее задание на почту, и я с необыкновенным облегчением встаю с места, натягивая красное пальто. В бёдрах оно явно стало несколько маловато за прошлый год – сходится, но с некоторым трудом. Стройностью и тонкими длинными ногами я абсолютно не блещу, в отличие от большинства моих однокурсниц. Порой мне это нравится, но обычно я превращаю это в идеальный повод для самобичевания. Провозившись с пальто и наспех покидав нехитрые канцелярские принадлежности в сумку, я впопыхах покидаю кабинет, но внезапно слышу: - Рит, это случайно не ваш шарф? Damn it. God. Damn. It.*** Что я вижу в кабинете: предательский шарф тёплого кофейного цвета покоится на стуле в ожидании чуда. Под чудом, по всей видимости, подразумеваюсь я – отлично! Только Владимир Викторович успевает взять шарф прежде, чем я успеваю сообразить и метнуться со всех ног к одной из наилюбимейших деталей моего гардероба. - С-спасибо, - лепечу я, когда он протягивает мне шарф, и хватаю его, будто ядовитую змею. – До свидания. Как маленький ребёнок, не иначе! Эта мысль настигает меня уже по пути к лифту, пока я в спешке бегу по длинному коридору и одновременно наматываю поверх пальто шарф – едва не спотыкаюсь, но стараюсь скрыться из виду до тех пор, пока он не закроет дверь и не удалится в другой конец коридора к преподавательским лифтам. Конец злополучного шарфа выбивается из общей конструкции, и плевать: мозг занимают другие мысли. Шарф. Который. Он. Заметил. Который он держал в руках. Черта с два. Пора бы моему мозгу сообразить, что вполне взрослая и самостоятельная девушка думает совершенно не в подобном ключе, и уж тем более не сохнет по собственному преподавателю. И не ведёт себя словно неразумная девочка, которой впервые кто-то понравился. Так думаю я, пока еду в лифте, пока выхожу из университета, пока быстрым шагом и под любимую музыку направляюсь к метро. Так убеждаю себя. Меня зовут Рита, пары испанского с Котиком Владимиром Викторовичем у нас в этом семестре два раза в неделю, и, кажется, я разучилась рационально мыслить.