I never said I'd lie and wait forever If I died, we'd be together I can't always just forget her But she could try At the end of the world Or the last thing I see You are Never coming home Never coming home Could I? Should I? And all the things that you never ever told me And all the smiles that are ever ever... Ever...
Я никогда не говорил, что буду ждать вечно. Если бы я умер, мы бы были вместе. Я никогда не смогу забыть о ней, Но она может попытаться. На закате этого мира Последнее, что я увижу, Будешь ты, Так и не вернувшаяся домой, Так и не вернувшаяся домой. Мог ли я? Смог бы я? Все вещи, которые ты так и не сказала мне.. Всё те улыбки, которые ты когда-то, когда-то...
Италия медленно оседал на бурую от крови землю. Он не улыбался. Тем холодным летом, когда заморозки внезапно наступили в начале августа, Италия больше не смог улыбаться. С посиневших губ сорвались рыдания, а из глаз крупными каплями катились слезы, падая на безжизненное тело. Его безжизненное тело. Священная Римская империя лежал у ног Феличиано с уродливым бордовым пятном от пули на груди. Он больше никогда не поцелует Италию, никогда не скажет ему таких теплых слов о любви, а Италия никогда больше не отведет взгляд, краснея и глупо улыбаясь. Он никогда не услышит тихого "Я тоже" в ответ. Тем холодным летом, когда над полем боя летали черные вороны, а землю ковром устилали трупы солдат, Священная Римская империя умер. Феличиано протянул руку и откинул со лба покойного светлые волосы, запорошенные серым пеплом. Немного отряхнув их, он нежно провел по холодной щеке, закрывая Священной Римской империи глаза. – Riposa in pace, il mio amore*, – тихо прошептал Италия и дотронулся губами до его лба, оставляя на нем соленый след от слез. А потом закричал, впившись пальцами в землю. Кричал, не в силах совладать с болью, разрывающей его изнутри. Кричал, пока голос не сел, а из горла не вырвался кашель, смешанный с кровью. Кричал не останавливаясь. Его будто выпотрошили, наполнив черной пустотой и бесконечным отчаянием, а вместо сердца оставили лишь тлеющие угли. И лучше бы Италия умер, потому что никто не может жить без сердца. Хах, даже если этот кто-то страна. Никто не сможет жить с углями в груди, когда сердце погибло вместе с самым дорогим ему человеком. И потому Италия кричал, пытаясь дорваться до Священной Римской империи, пытаясь преодолеть пропасть, разделившую их. Та пропасть была длиной в жизнь. И не было моста, соединяющего со смертью. Франция смотрел на Феличиано, всегда такого жизнерадостного, и не верил своим глазам. Никогда не грустивший человек теперь стоял на коленях и отчаянно рыдал, бился в истерике над бездыханным телом. И Франциск почувствовал, как по щеке скатилась непрошеная слеза. Из-за него Священная Римская империя умер. Из-за него Италия был сломлен и разбит. Шли наполеоновские войны, безжалостно подчинявшие государства. И одно все же было уничтожено. Война это страшно. Война – это безумный механизм убийства и крови, но Франциск привык. Ко многому можно привыкнуть, даже к смертям. Но, стоя посреди поля, обезображенного трупами, он смотрел только на один из них. На него и на живого человека, чье лицо искривилось в агонии. Ко многому можно привыкнуть, даже к смертям. Привыкнуть к смертям любимых – никогда. Небо дождем опадало на землю, заглушая крик Италии и тихие всхлипы Франции. Оно смывало кровь с остывших тел и уносило пыль сражения – битва окончилась. И казалось, будто тучи плакали, а их слезы превращались в холодный ливень. Плачет ли мир, когда страна умирает? Быть может, смерть – причина этого дождя?.. *** Никто больше не видел Италию таким, а Франция поклялся самому себе сохранить его страдания в секрете. Просто Феличиано стал непозволительно тихим для итальянца, а по ночам стены его дома слушали приглушенный плач. Призрак Священной Римской империи преследовал Варгаса во снах, заставляя того изо дня в день просыпаться от собственного крика, а потом лежать до утра в слезах. У него больше не осталось причин смеяться. Его счастье было уничтожено, а душа осталась лежать на том поле, слившись с кровью и грязью. Боль не позволяла жить, ядом растекаясь по венам. Так Италия просуществовал почти век. Он научился скрывать свои страдания и даже смог улыбаться, почти-как-настоящей улыбкой. Прикидывался дураком, умело скрывая слезы под маской звенящего смеха. Страны думали, что с ним снова все в порядке, что Феличиано просто не мог долго грустить. А некоторые считали, что такой как он вообще не способен расстраиваться. И только Франция раскусил искусно слепленное оправдание, которым Италия упорно кормил остальных. Нет, ему не было просто немного грустно от смерти друга, и нет он не в порядке. Он в темной яме под названием отчаяние, у которой, похоже, нет дна. Умирать не больно, больно продолжать жить, когда ты уже мертв. Италия ненавидел войны. И потому он стал постоянно сдаваться, боясь снова потерять дорогих ему людей. *** Встретив Германию, он снова чуть не заплакал. Тот был непозволительно похож на Священную Римскую империю, и казалось, будто судьба решила сыграть с ним злую шутку, в надежде узнать, сколько Италия еще сможет продержаться. И он держался. И сдался в плен Германии сразу, не сопротивляясь. Феличиано совсем не был трусом, просто он бы не смог навредить стране, так похожей на его любимого человека. Италия был в плену у Германии, даже не думая убегать – зачем бежать, если можно закрыть глаза и притвориться, что вот он – Священная Римская империя – стоит в шаге от него и мило хмурится, пытаясь выглядеть сердитым. Что он жив. Германия не понимал, почему Италия остается у него, почему не хочет выбраться. А потом Феличиано его достал – слишком назойливый и жизнерадостный, слишком мешается под ногами, и от него слишком много шума. Слишком много Италии на один квадратный германский метр. Тогда Людвиг выставил его, но через некоторое время итальянец вернулся, напрашиваясь работать. Он был по-настоящему беден, потому что без Священной Римской империи деньги и положение в обществе просто не имели значения. А Германия был так на него похож... Франция, видя, что творится с Италией, неодобрительно качал головой, пытаясь вразумить Феличиано. А тот слушал, как ему говорят о том, что Германия – совсем другой человек, а пустоту в груди нельзя заполнить фальшивым Священной Римской империей, но все равно пошел к тому работать, потому что уже не мог отказаться. Германия стал его наркотиком, он вызвал слишком быстрое привыкание и медленно убивал его. Боль в душе лишь продолжала расти, каждый раз все больше вгрызаясь в измученную плоть, когда Италия осознавал, что Священная Римская империя все еще мертв. Старушка вселенная безжалостно развлеклась, сделав из истории Италии трагикомедию: трагичную для Феличиано, но такую забавную для всех остальных. Когда Италия по телевизору увидел о войне Германии, он испугался. По-настоящему страшно стало, когда ночью вместо одного мертвого тела на том злополучном поле он увидел два, а птицы сидели на грязной немецкой форме и клевали гниющие белки голубых глаз. Тогда он проснулся от собственного крика и продолжал кричать еще минут десять, а потом рыдал до самого утра, укутавшись в одеяло. Феличиано начал бояться засыпать по ночам. Он медленно сходил с ума. Днем того же дня Германия узнал, что теперь в его союзниках числится Италия. Он всюду хвостиком таскался за Германией, а его ненормальная зависимость набирала обороты. Италия так легко обманывал своей улыбкой остальных, но он никогда не мог обмануть себя и безумно волновался, ведь, если его не будет рядом, Германия исчезнет из жизни также, как это сделал Священная Римская империя. Потому он перебрался жить к Германии, присматривая за ним. В случае чего он всегда смог бы его защитить. Феличиано не собирался снова допускать такую глупую ошибку и отпускать Людвига одного. Это было слишком опасно. Италия совсем не был слаб – когда-то он победил Османскую империю даже не прикладывая особых усилий. Но после того страшного дня Феличиано больше не мог сражаться. Слишком много шрамов покрывали страдающее сердце. Он решил, что будет вести бой только чтобы защитить важных ему людей, и сейчас в списке "важных" числился Германия. Однажды ночью Италия снова проснулся заплаканным – кошмары стали совершенно обычным делом. Кричать было нельзя – Германия спал в соседней комнате, а криками слишком легко вызвать подозрения. И тогда в его голову пришла отличная идея. Тихо поднявшись, он вытер слезы и, стараясь ступать бесшумно, прокрался в комнату Людвига. Выдохнув, он быстро юркнул под одеяло и прижался к мускулистому телу Германии, такому надежному и теплому. Сам того не заметив, Италия уснул и проспал всю ночь совсем без сновидений. Наутро, правда, пришлось убегать от разъяренного Германии, пытавшегося задушить его подушкой, но это совсем небольшая плата за здоровый и крепкий сон. Италия тихо рассмеялся своим настоящим смехом, забыв натянуть лживую маску. Впервые за все эти годы. Он все чаще улыбался настоящей улыбкой и счастливо смеялся. Круги под глазами исчезли, а морщинка, образовавшаяся между бровей, разгладилась. Италия преобразился, и потому, увидев Феличиано вновь, Франция удивленно охнул. Причиной послужила теплая улыбка на лице итальянца, обращенная к Германии, а тот безуспешно пытался не улыбаться в ответ. Франциск удовлетворенно кивнул. Говоря, что невозможно заполнить пустоту фальшивыми чувствами, он даже не предполагал, что Италия найдет в себе силы пробудить истинные. *** В День Святого Валентина Италия подарил Германии красные розы – а тот почему- то решил, что Феличиано в него влюблен. Отчасти это было правдой, Италия любил его. Он давно перестал видеть в Людвиге Священную Римскую империю, и, хотя сам Италия отказывался это признавать, ему действительно нравилось проводить с Германией время, обнимать его, уткнувшись носом в широкую грудь и прижиматься к нему по ночам. На самом деле, это полностью было правдой, но Италия оказался слишком упрямым. Он боялся полюбить снова, боялся обжечься, ближе подобравшись к своему солнцу. Феличиано не хотел почувствовать эту ужасную боль утраты еще раз, а потому, когда Германия, краснея, открыл перед ним бархатную коробочку с кольцом, он растерялся, а потом испугался. Запинаясь, Италия ответил отказом, а когда увидел, что Германия расстроился, подошел и обнял его, успокаивающее поглаживая по спине. Пока что он был не готов. *** Вторая мировая война окончилась поражением Германии, и с одной стороны Италия был этому несказанно рад, ведь больше не приходилось беспокоиться каждый раз, когда Германии не было рядом. А с другой стороны союз был расторгнут и Италии пришла пора возвращаться домой. Смысла оставаться с Германией больше не было, но Феличиано безумно хотел насладиться моментами, проведенными с Людвигом, чуть-чуть подольше. Он решил идти пешком, а Германия вызвался его проводить, аргументируя это тем, что Швейцария снова начнет пальбу, а Италия идиот и в него обязательно попадут. Оранжевый диск солнца лениво полз за горизонт, и Италия с Германией неспешно шли по скалистому берегу. Внизу море шумно разбивалось о камни, заглушая наглые крики чаек. Тут было так высоко и так спокойно, что Италия не выдержал и предложил немного постоять на этом месте, незаметно переплетая свои пальцы с пальцами Германии. – Дойцу, – Италия посмотрел Людвигу в глаза, – ты же будешь приезжать ко мне, правда? – Феличиано был необычайно серьезен. – Конечно буду, – Германия чуть покраснел и отвел взгляд. Италия аккуратно, боясь спугнуть, поглаживал его кисть большим пальцем, вгоняя Германию в краску еще больше. – Я... – он неуверенно протянул, сам отчаянно краснея. Черт, эти слова намного легче давались, когда он был ребенком, – я... Германия удивленно посмотрел на пунцового Феличиано. Мягкий солнечный свят ласкал его лицо и плескался в каштановых волосах. Невольно засмотревшись, Германия не сразу осознал, что сказал Италия. –Я люблю тебя, Дойцу! – Людвиг удивленно приоткрыл рот, а Италия, встав на носки, притянул ошарашенного Германию к себе и накрыл его губы своими, вовлекая в нежный поцелуй. Опомнившись, Германия, вопреки ожиданиям Феличиано, прикрыл глаза и начал медленно отвечать. Они целовались под заходящим солнцем, оба безумно счастливые, и никто не хотел отрываться первым, желая продлить прекрасное мгновение. Наконец, Италия все же остановился, радостно улыбаясь, а Германия, протянув руку, погладил его по щеке. – Я тоже... Я тоже тебя люблю, – пробормотал Германия, а Италия радостно пискнул и повис на Людвиге, обнимая того за шею. Впрочем, он был совсем не против. Возможно, эта история была трагедией Италии. Но Феличиано нашел в себе силы преодолеть всю ту боль, что обрушилась на него. Время лечит даже самые страшные раны, оставляя на их месте лишь розоватые рубцы. И теперь, после стольких лет, Италия вновь мог улыбаться и ночью его больше не мучили кошмары. На его пальце красовалось то самое кольцо с помидором, заботливо надетое в день их свадьбы. Даже самые глубокие раны можно залечить, нужно только знать, где найти лекарство.