Наше прелестное будущее.

- Ты такая же как и твоя сестра! – бросает она, а девчушка вздрагивает, прижимая ладошки к груди. Нет, нет, нет! Никто не имеет права так называть её! Никто, даже родная бабушка! - Не сравнивай меня с ней! и вообще, оставь её в покое! – кричит девчушка, смаргивая слезы. - Да ты вопишь, так же как она. Тьфу, - женщина в цветастом халате фыркает и уходит на кухню. А девчушка, все еще рыдая и кусая губы, сползает по стеночке. Она не сестра, она не такая. Она живая. Живая. Живая! * Антон улыбается другу, смеется. Давненько же они не виделись. Андрей изменился, стал выше, из голубых глаз почти исчезла юношеская придурковатость. Теперь он смотрит на друга внимательно, сдержанно улыбаясь, подперев лицо ладонью. - А как там, - вдруг резко перебивает его Андрей. Блондин закусывает губу и прищуривается. – Как она? Антон мнет в руках салфетку. Смотрит по сторонам, как будто люди смогут дать ему ответит. Но люди молчат, их практически тут и нет. Поэтому парень улыбается, закидывает руки за голову и вздыхает, в надежде, что друг не заметит, как изменился взгляд зеленых глаз. - Как все, - отвечает, наконец, Антон, комкая салфетку. Андрей кивает, опуская взгляд в чашку. В мутном кофе отражается его лицо, немного искаженной молочной пенкой. На двери весело тренькает колокольчик. В помещение со звоном влетает запах улицы, мороза, ставшего постоянным и пыли. Антон даже не подминая глаз, может, сказать, кто пришел. Он чувствует как маленькая, хрупкая тень немного подрагивает от холода и рыданий. Он прекрасно знает, что девчушка сейчас плюхнется на кушетку рядом, закинет ноги в огромных солдатский сапогах на подлокотник и будет тихонечко смотреть на них. Как будто её и нет. Вот уже скрипят пружины, вот и носки сапог промелькнули. А вот и чья-то длинная, хрупкая, неестественно белая рука. Антон поворачивается так резко, что чуть не сбивает со стола чашку чая. Рядом с девчушкой стоит девушка. Невысокая, худая, как соломинка. Глаза такие круглые-круглые, карие, черты лица до безобразия заостренные, а волосы совсем не рыжие, а какие-то выцветшие, неприятного цвета. Хрупкие, такие неживые плечи, обтягивала тонкая материя дорогого свитера. Ткань так плотно прилегала к телу, что можно было видеть как под грудью, между ребер между собой соединяются механизмы. Как крутятся шестеренки и что-то почти неслышно щелкает. Рыжеволоса склоняет голову на бок, хлопая круглыми карими глазами. Совсем на себя не похожа. Другая. И Антон закуси губу до крови тянет руку к бледному лицу с провалившимися щеками. - Аня, - шепчет он, когда пальцы касаются холодной искусственной кожи. Девушка растягивает тонкие губы в улыбке, как будто помнит его и знает. Но ведь все тут прекрасно осознают, что это ложь. Очень дорогая, очень мерзкая, противная ложь. - Что же ты с собой сделала? – Андрей смотрит на нее заворожено, внимательно. Пытаясь отыскать хоть что-то похожее на живого человека, но не находит. Живой человек давно умер, а его заменили синтетическим, вечно молодым. У Ани никогда не было круглых глаз. У нее глаза были немного раскосые, миндалевидные и такие внимательные, немножко прищуренные. Она смотрела на людей с хитринкой, с боязнью. У живой Ани волосы были густые, пушистые и яркого, рыжего цвета. Они никогда не спадали волнами по плечам и груди, они всегда были стянуты в хвост на затылке, открывая вид на высокие, точеные скулы, на тонкие черты лица, на аккуратненький прямой носик и губы, всегда немного приоткрытые из-за неправильного прикуса. Никогда у нее не было столько остроты в лице, столько не-жизни. Антон проводит по скуле большим пальцем. Кожа у механизма гладкая-гладкая, белая-белая. У Ани она была смуглая с веснушками. У Ани все было таким живым. А это, девушка стоящая перед ними, не Аня. Это лишь её тело, видоизмененное, улучшенное, да немного памяти некогда вживленной в мозг теперь уже мертвого человека. Синтетическая штука, робот без эмоций, без чувств. Он просто смотрит, улыбается и ничего не помнит. Точнее, помнит, но не знает, как этими воспоминаниями пользоваться. Девчушка на кушетке всхлипывает, тянет Аню за рукав дорогого свитера. Механизм улыбается ей, садится рядом. Настоящая бы Аня начала бы ругать сестру за слезы, она бы прижала её к груди, одновременно прикуривая тонкие сигареты с тошнотворным запахом яблока. Аня бы не улыбалась, живая бы злилась, между тонки бровей пролегла бы морщинка, а глаза стали бы узкими-узкими, как щелочки. - Ты помнишь нас? – Андрей тоже тянется к искусственной Ани. Она смотрит на него долго, пристально. Слышно, как что-то щелкает в том месте, где у живых людей желудок. Тонкие губы уже было тянутся улыбнуться, как вдруг что-то снова щелкает и лицо у мертвой становится печальным, как будто на него тень падает. На секунду она снова кажется живым. В карих глазах что-то мелькает, наверное, ток, пробегающий по проволоке. А потом она снова улыбается и отрицательно качает головой. Дурацкая машина. Но в наше время мертвых снова можно сделать живыми. Просто должна остаться память о мертвом, да тело, желательное не полностью разложившееся. Сейчас по улицам такие вот синтетические умы расхаживают тут и там. И все они улыбаются, словно нет у них никаких проблем. Им не страшен теперь не вечный холод, не дождь, ни боль. Обычная, человеческая боль. И многие живые люди, когда теряют близкого, бегут в ближайшую контору, чтобы им вернули их любовь. Но возвращают им только блеклую тень, которая с каждым днем становится все тоньше и тоньше. - Аня, - шепчут губы Антона, когда он губами касается её виска. Механизм никак не реагирует, она молчит и смотрит в стенку напротив. А живая бы уже зажмурилась, ластиться бы к другу начала да мурчать. Но эта Аня не живая, мертвая. Вот только пахнет от нее прежней девушкой – сигаретами и любимыми духами. - Аня, Аня, Аня, - шепчет Антон, пальцами очерчивая губы, скулы, веки. И снова что-то щелкает внутри у синтетического разума. Она вскидывает тонкие запястья, руки холодные обвиваются вокруг теплой шее и звук, больше похожий на вздох, отталкивается от плеча парня. В этот момент она почти живая. Почти настоящая Аня. Но через минуту все проходит и механизм снова только улыбается. А девчушка на кушетке до боли сжимает рукав свитера сестры. Она не такая, она никогда не будет как старшая сестра. Она не будет слабой, она будет сильной. Хотя бы ради той, чей бледный отпечаток сейчас сидит рядом. Девушка утирает слезы рукавом и упирается лбом в металлическое плечо. Она не сестра, она будет жить. Но и сестру свою не бросит. Не бросит. Антон вздыхает, поворачивается к Андрею. Блондин хмурится, пытаясь прогнать из глаз слезы. Они выпивают, девчушка на кушетке тихонечко наблюдает за ними. Все как всегда. И никто не обращает внимания на механизм, по искусственной коже короткого скатывается хрустальная слеза.