О чае и переменах

Уход Лиз дался Доктору непросто. Казалось бы, именно рутина, обыденность и постоянство лиц и декораций вокруг делали его заключение на Земле таким невыносимым, каким Доктор его обыкновенно представлял, и всё же... Он привык иметь Лиз рядом. Эта привычка нравилась ему. Именно в обществе милой Лиз он постепенно научился забывать о невыносимости бытия. Она отличалась, в этом было всё дело. Отличалась от тех, кто был до неё, и походила скорее на счастливо эмансипированных женщин будущего. Её спокойная уверенность в себе твёрдо выстаивала, что маяк в море, против будничных невзгод: вроде как когда видного учёного вновь принимали за секретаря и, не удостоив даже взглядом, просили принести чай. Доктор тоже порой просил Лиз сделать ему чаю, потому что она с точностью научной интуиции всякий раз определяла идеальные пропорции заварки, сахара и молока, – но он также уважал её «я» и никогда бы не принизил его. Лиз нетерпеливо, без всякого пиетета, хлопала его по плечу, если Доктор вдруг отвлекался и забывал забрать у неё горячую кружку, и это нравилось Доктору тоже. Ей словно не было нужды ничего никому доказывать; она просто занимала то место, какое почитала себе достойным. Так, признавая бесспорно гений Доктора, она, тем не менее, одним своим отношением потребовала позиции «наравне» – и получила её, получила её от Доктора беспрекословно. Теперь же бесспорный гений Доктора определённо стоило оспорить. Потому что он не переставал хмуриться уже который день, а ведь тем временем в её уходе не было ничего удивительного: она лишь снова взяла то, что посчитала для себя самым лучшим. Следовало признать: Доктору попросту было очень обидно, что лучшим местом для себя она выбрала не то, что рядом с ним. Поэтому, конечно, когда ему подсунули эту девчонку, эту большеглазую миловидную пигалицу, он не был готов впускать кого-то в свой мир ещё раз. К тому же, кого-то, кто так разительно – и не в лучшую сторону – отличался от Лиз. Всякий раз, когда эта новенькая, Джо, заглядывала ему в рот, словно надеясь, как птенец несмышлёный, подхватить случайно оброненную мудрость, Доктор с тоской вспоминал фирменный взгляд Лиз – тот, с ироничными искрами в глубине, что без слов умел так ясно говорить: «О, да неужели, Доктор?». А потом он смаргивал воспоминание, натыкался на восторженный, почти раболепный взор огромных глаз – и глубоко вздыхал, обрывая себя на полуслове и качая головой. Ничего не было, как прежде, и, вопреки жажде перемен, эти он не был готов принять. – Вы могли бы дать ей шанс, Доктор, – заметил Бригадир тоном, каким обычно говорят о погоде. Вроде как: «Вам стоило бы захватить зонт, сегодня обещали дождь». Бригадир, конечно же, не мог не заметить. А Доктор, конечно же, не мог не сделать вид, что не понимает, что тот имеет в виду. – Не понимаю, о чём вы. – Разумеется, понимаете, – походя сложил перчатки рядом с опасными реактивами – Доктор только губы поджал, молниеносно переставляя ближайшую колбу на другой край стола. – Мисс Грант очень старается вам угодить, быть полезной. Она не учёный, но вы наверняка могли бы найти ей... – Почему я должен это делать, мм? – Доктор взорвался неожиданно даже для самого себя. Получилось резко и, пожалуй, не очень красиво, но не то чтобы это его заботило. – Мисс Шоу была ценным научным сотрудником, который помогал мне в моих исследованиях и экспериментах. Что мне может предложить взамен эта ваша мисс Грант? Чай? Тишина следом получилась такой, какой её часто описывают в книгах, – чуть слышно, но отчётливо звенящей. Бригадир ничего не ответил – только посмотрел внимательно на Доктора, потом вниз, на собственные перчатки, затем в стену. Шевельнул усами и, молча развернувшись, направился к выходу из лаборатории. И лишь у самых дверей задержался, ненадолго обернувшись назад: – Мне казалось, раньше вы определяли ценность людей иначе, Доктор. После того, как дверь за ним закрылась, тишина в комнате зазвенела ещё громче. Утро вечера мудренее, но прежде Доктор неизменно верил, что его это правило не касается: он же обитал вне времени, вне суток, вне их законов. Однако, видимо, все эти месяцы на Земле давали о себе знать – режим менялся, подстраиваясь, и вот уже вечером соображать сложнее, заставлять идеи вспыхивать яркими лампочками – хлопотнее. Особенно, когда нет никакого кризиса, и мысли бьются, что волны о неприступные скалы, всё о ту же неразрешимую проблему. Как заставить ТАРДИС работать снова? И – сейчас бы чаю... – Доктор, я сделала вам чай, – звучит тихий голос сверху, и Доктор удивлённо поднимает голову, разминая рукой шею, затёкшую от долгого сидения за столом. Джо Грант стоит, держа в руках его любимую кружку; из кружки уютным облаком поднимается пар. Доктор смотрит на пар, сперва пытаясь понять, не озвучил ли желание вслух, а затем – вспоминая слова Бригадира... Джо неловко переминается с ноги на ногу и осторожно уточняет: – Будете? – Да, Джо, спасибо, – и что-то определённо колет у него в сердцах, когда он забирает кружку и лицо девушки словно расцветает в улыбке. Она искренне рада, что смогла оказаться полезной, а он... он просто старый идиот, вот он кто. Ценность, надо же только было придумать... Обычно он любил дать чаю остыть, но отставлять кружку в сторону не хочется – поэтому он слегка дует и делает глоток. Чай... отличается от того, что делала ему Лиз, – другие пропорции сахара и молока, наверняка, – но всё равно получилось вкусно. Он так и говорит ей: – Очень вкусный чай, спасибо, Джо! И вновь эта светлая улыбка ему в ответ. Когда Джо уходит, Доктор долго смотрит ей вслед и думает над тем, что... Кажется, время от времени ему стоило бы напоминать об этом даже самому себе: изменения не обязательно должны быть к лучшему или к худшему. Порой другое может быть просто другим. Но от этого не менее вкусным.