Часть 1
25 октября 2015 г. в 17:29
Никто не знал, почему так произошло. Никто ничего не знал. Но это мучительное незнание породило вереницу домыслов и слухов, когда все начинают верить в то, что вообще-то не было правдой, никогда.
— Говорят, что она была ненормальной.
— Пускай покоится с миром.
— Вот ведь дура.
— Нечего делать было.
— Видать с жиру бесится. Ой, бесилась.
— И что? У меня своих забот выше крыше.
— Эгоистка.
И это не всё, что прозвучало на утро в обыкновенном доме старой, но крепкой планировки.
Её никто не знал. Не знал, имеется в виду, по-настоящему.
Но если рассуждать так по-крупному, что вообще кто-то о ком-то знает? Никто ни о ком ничего не знает. Зачастую мы даём о себе знать ровно столько, сколько хотим.
Единица проницательных людей что-то понимает. Но она по обыкновению молчит.
Быть может, они правы.
Некому кого-то осуждать.
Едва эта новость облетела подъезд, как все загалдели. Нет, ни одного звука не было слышно. Но по тому напряжению, которое сгустилось между местами облупившимися стенами можно было уже сказать, что что-то не так. Казалось, прислушайся — и ты услышишь шептания, смех, фырканье, крики, осуждение.
Степень оживления дома зашкаливала и не хотела опускаться, но всему приходит конец.
Все забывают и нечто, что будоражило умы, становится обычным, что уже не удивляет. Так и случилось: для жильцов этого дома самоубийство приелось, их уже начали раздражать расспросы.
Достояние перестало быть достоянием.
Как скоротечны человеческие интересы.
— Добрый день.
— Добрый, добрый.
Его окидывают взглядом-сканером - так старожилы местного дома прикидывают, откуда ты, и едва ты отойдёшь, как они начинают говорить, говорить, говорить.
Он был прекрасно осведомлён об этом и старался не давать повода для сплетень.
— Здесь живёт ***?
Его снова окидывают тем же рентгеновским взглядом, но он его выдерживает. Только теперь к этому взгляду примешалось ехидство, от которого становится не по себе.
Он понимает, что что-то не так.
— Так она умерла.
— Да не умерла она, а выбросилась, — зашикали на неё другие голоса.
А что, это принципиально важно?
— Что? — он не верит.
Это шутка? Ему кажется, что говорят про другого человека.
Это не серьёзно.
Слышится фырканье.
— Да вот, с утра нашли её, — отзывается кто-то брезгливо.
— Разодетая в пух и прах, — добавляет кто-то.
Это тоже столь важно?
— Я же говорю сумасшедшая.
В груди что-то болезненно сжимается, тело чувствуется ватным, и ему…
Ему никак.
Ему плохо.
Он не понимает.
Это не должно быть правдой.
Он бросается к подъезду, успевает прошмыгнуть прежде, чем дверь закроется, напугав вышедшую женщину с ребёнком. И честно говоря, сейчас ему плевать, что про него подумают.
Он впервые так быстро и настолько легко взбегает на пятый этаж, останавливается у двери и начинает колотить в дверь.
Молча.
Она откроет.
Она откроет.
Она откроет, как это было всегда. И обдаст его цветочным ароматом, от которого на душе становилось спокойно. От которого он становился лучше, чем был.
Она откроет, и он увидит её.
Она ведь откроет?
Она не откроет.
Не откроет.
О, Господи.
Он сжимает голову руками и сползает по двери спиной прямо на пол, ничуть не заботясь об одежде.
И зачем он помянул Бога?
Прямое кощунство.
Почему мы кого-то вспоминаем только тогда, когда мы…
На грани.
А он всё ещё глупо надеется, что она откроет.
— Она не откроет, — он едва ли не подпрыгнул и увидел сидящего на подоконнике парня, лениво перебирающего длинные зелёные листья растения, которое он подвинул в сторону, освободив себе место.
Откуда он здесь?
— Почему? — вопрос вырывается против воли.
Что за глупости в последнее время творятся в его жизни?
Парень поддакивает, мотая головой, чёлка падает на глаза.
Ему так кажется?
— Не-а, не кажется.
В голове пусто.
— И правильно, — парень ослепительно улыбается. Он резво встаёт с подоконника и, оттянув пальто, направляется к ступенькам. Перепрыгнув через несколько, останавливается и, задрав голову, звонко выговаривает: — Счастливо оставаться.
Его не покидает ощущение ирреальности ситуации.
Он моргает.
Никого нет.
В подъезде ни звука.
Он понимает, что никого не было.
Что с ним происходит?
Он не останется, если честно.
***
— Зачем я это делаю? — её пронизывает холодный осенний ветер, ей холодно, ей страшно и ей не по себе.
А вот ему тепло.
Он в пальто.
— Ну неужели я тебе должен это объяснять? — закатывает глаза парень. Она знает, что сейчас они горят чёрным пламенем. У него удивительные чёрные глаза с крапинками золотистого. Это так красиво.
Но серебро ей нравится больше.
— Но я не хочу, — шепчет она.
— Ты уверена? — он прямо за ней.
— Да.
— Неправильный ответ, — со вздохом отвечает он, засовывая руки в карманы и отходя дальше, но смещаясь влево.
— Господи, чего ты от меня хочешь? — кричит она.
Парень морщится и закатывает глаза.
— Все так любят упоминать его имя всуе. Ребят, серьёзно? — к кому он обращается? — Какие вы, — он качает пальцем. — Теперь вам уже никто не поможет. И вообще, ты живёшь в светском государстве.
— Кто ты такой? — шепчет она, оборачиваясь к нему. Ей так холодно.
— Детка, ты уверена, что ты не сошла с ума? — в его глазах пляшут не бесенята, а бесы.
— Но…
— Я бы не был так уверен, — он цокает языком. — Ты уверена, что я не в твоей голове? — он окидывает взглядом крышу. — Вспомни, что на улице лето. А тебе холодно. Тебя пробирает северный ветер... — он подходит ближе и останавливается в паре сантиметров от неё. — Ты обречена.
***
Но кто-то всё ещё говорил. Кто-то не хотел забывать. Этот кто-то нашёл парня в полубессознательном состоянии, что-то шепчущего в бреду, сидящего на холодном полу.
Наверное, в бреду.
Он в таком не разбирался.
Ему было интересно, что стало точкой поворота для этой девушки, что же заставило её выброситься с крыши: так нелепо и так красиво одновременно.
И сидя вечером за столом, он пришёл к выводу, что у каждого свои демоны, что непостижима душа человеческая. Он неспешно пил чай и думал, думал.
И ему всё ещё было интересно.
Она казалась такой живой, такой яркой, что он бы никогда не подумал, что она может так нелепо и так молниеносно покончить со своей жизнью. Её ещё столько всего ждало.
А её ждало?
Что он, собственно говоря, может о ней сказать? Что он о ней знал?
Ни-че-го.
И от этого становилось обиднее, может, он чем-то ей мог помочь?
Ничем он не мог ей помочь.
Для начала им нужно помочь себе.
Где-то вечером (по МСК), 24.10.15
