Мой омут

      Я романтик, у меня это в крови: влюбляться, бросаться в омут с головой, слепо верить людям, впускать их в свою жизнь, хотя они заслуживают этого меньше всего на свете. Наверно, поэтому я отпускаю слишком долго всех тех, кто никогда не любил меня, кто ушёл некрасиво и уходил столько раз, что в один момент решил не возвращаться. А я бы впустила… Столько раз впускала, что вряд ли от ещё одного стало намного хуже, чем было. Мне до сих пор есть о чём рассказать, но некоторые вещи со временем кажутся настолько мелкими, детскими, что становится непонятно, как это могло беспокоить столько лет подряд. Я определённо выросла. Я выучила свой урок раз и на этот раз навсегда. Они все видят, что я поняла свою истинную цену и никогда больше не позволю никому разбить моё сердце.       И, наверно, такое продолжение действительно имело место быть. Новая ступень. Совершенно иная, как и всё в моей жизни. Новые увлечения, новая музыка, новая внешность. Новые друзья…       Мы с ней познакомились на шоу «Victoria's Secrets» и сразу подружились. Многие говорили, что мы как сёстры, и мы часто шутим над этим. Сидим у меня дома, смотрим сериал, и неожиданно кто-то из нас начинает сказку о том, что когда-то нас разделили в роддоме, и вот кто бы мог подумать! — лежим на одном диване и смеёмся над Чендлером из «Друзей».       — Это хорошо, что мы встретились, — говорит Карли, поглаживая мои волосы; моя голова покоится у неё на коленях. — Теперь уж нас точно не разлучат.       — Ни за что! — поддакиваю я.       Все всё всегда знают. Эти слухи за спиной, разговоры о том, кто мы и кем не являемся. Они всегда готовы подметить всё нужное для сенсации и додумать остальное. Ты делаешь что-то, чего от тебя не ждут? Меняешься в неожиданную сторону? Это плохо, ты сходишь с ума.       Когда я заявила Скотту, что желаю сделать поп альбом, — без кантри, совсем без кантри, даже без одной песни, — это походило на катастрофу. Он старался уговорить меня, но было бесполезно. Я решила. Я знала, что делаю. Бессонная ночь, слёзы… Всё сразу стало ясно. Я не собиралась отступать.       И вот сейчас мы сидим в моей гримёрке перед одним из последних концертов тура «RED». Она не часто может приезжать ко мне — дела, но я всегда очень рада, когда рядом кто-то, кто может поддержать. Сейчас поддержка мне необходима. Я заметно нервничаю после того, как сыграла одну из готовых песен. Она должна войти в новый альбом. Должна?..       Карли закатывает глаза:       — Тей, брось. Всё отлично. Ты большая девочка. Они поймут.       — Разумеется, — вздыхаю. — Но после.       Я как всегда на подъёме, пусть и вымотана донельзя. Концерты — это то, что всегда помогает мне отвлечься. Песни хранят прошлое, но шоу, энергия от сцены и зала создают пространство, в котором ничто не имеет значения.       Заключительный концерт. Конец красной эры.       Время проститься с некоторыми вещами.       — Давай, самое время и место!       Ножницы сверкают в свете ламп. Да. Они то, что нужно. Последнее, что осталось от прежней Тейлор — длинные волосы. Пора и им уйти в прошлое. Как и всем прочим ненужным мыслям и воспоминаниям. Новая жизнь, новые идеалы, новые принципы, новые горизонты. Новая я.       Пряди падают на пол, и мы тут же выкладываем это в инстаграм. Пусть знают. А после идём веселиться за ужином и отдыхать.       — Всё не так!       Я перечёркиваю слова в блокноте и переворачиваю страницу так резко, что едва не отрываю лист. Телефон включён на громкую связь, чтобы мы с Карли могли поговорить: она на другом конце страны. У неё показы и фотосессии каждый день, у меня студия, студия и ещё раз студия. Последние доработки в песнях. И что-то не так…       — Успокойся, ты чего? — слышу я Карли. — Уверена, выйдет очередной хит. Ты побьёшь все возможные рекорды.       — Карли! Это должно быть идеально!       — Ты ведь умеешь делать идеально, Тей. Соберись.       Я слышу шум на том конце провода, стилист просит Карли как-то повернуться. Вздыхаю.       — Это совсем не то, что раньше…       — Я знаю, — её голос звучит так, словно говорить сейчас более чем неудобно. В первую очередь неудобно двигать губами. — Давай, потом договорим. Через пару дней буду в Нью-Йорке.       Она кладёт трубку, и я со злости вырываю чёртов листок, исписанный различными вариантами одной и той же песни. Всё равно ничего годного. Надеюсь, Мартин разберётся, что в этих смятых бумажках нормально написано.       Карли приезжает в Нью-Йорк, и я неожиданно понимаю, что она – то, что мне нужно именно в этот момент. Я сразу решаю показать ей песню, написанную совсем недавно. Я только один раз показала её полный вариант Джеку, соавтору, мы ещё ничего не согласовали толком, но я знала, что Карли поймёт меня как никто.       — Послушай!       Я сажусь за фортепиано и начинаю играть.       — Я говорила, что ты всё сможешь, — улыбается Карли, откидываясь на спинку огромного кожаного дивана. — Она точно будет?       Пожимаю плечами.       — У меня много песен, которые могли бы войти в альбом. Нужно выбрать.       — Там ведь есть песня обо мне, правда?       Мы смеёмся. Я плюхаюсь к Карли на диван.       — О да! You’ve got that long hair slipped back, white t-shirt, I’ve got that good girl face and the tight little skirt, though we were apart when born, i found my sister, oh, we never go out of style*.       — Ну да, — смеётся Карли. — Не говори, что такая песня и вправду существует!       — Не совсем такая…       На редкость свободный выходной, когда мы просто смотрим сериалы, готовим моё любимое шоколадное печенье, обсыпаясь мукой и болтаем обо всё. Карли шлёпает меня по заднице, оставляя на тёмных леггинсах мучной след в форме ладони, и смеётся. Я ставлю противень в духовку, мою руки и протягиваю Карли телефон, включаю проигрыватель.       — Эд просто без ума от этой песни! Как она тебе?       Но, кажется, она не обращает на песню внимания, и мемо играет фоном, как нельзя лучше описывая возникшую ситуацию.       — Эд-Эд-Эд, бла-бла-бла. Всё время о нём говоришь, — Карли хмурится. — Хорошая песня, но ты серьёзно? Он всё уже слышал?       — Нет, — я непонимающе смотрю на Карли, — но он мой друг и мне важно его мнение! Тем более, мы были в турне вместе всё время, я играла ему что-то из написанного в то время…       — О, ясно, — она выключает песню, не дослушав, и встаёт.       — Карли! Ты чего?!       — Да ничего, — бросает она, быстро поднимается по лестнице на второй этаж и, хлопнув дверью, запирается в ванной раньше, чем я успеваю догнать.       Слышу шум воды и жду, прислонившись к стене, пока он не стихнет.       — Ведёшь себя, словно ревнуешь к Эду! — раздражённо выкрикиваю, когда воду выключают. — Мы ведь не маленькие дети, делящие игрушки! Ревность — последнее, что мне нужно сейчас. Особенно беспочвенная и от моих лучших друзей!       Она распахивает дверь и хмурится. Я стою со скрещенными на груди руками и пристально смотрю на подругу.       — Я переодеться хочу, — говорит она, и я вспоминаю, что до сих пор вся в муке, и даже выдавливаю из себя смешок.       — Я умоюсь и приду к тебе, — говорю Карли, и та, кивнув, уходит в гостевую комнату, которая ни с кем кроме неё у меня не ассоциируется все те месяцы с её первой ночи, проведённой в моём доме.       Я умываюсь быстро, счищаю с себя всю муку, которую нахожу, и прихожу в комнату. С ногами забираюсь на софу напротив кровати, прижав одно колено к груди и положив на него подбородок, вторую ногу подтягиваю под себя. Карли одевается и заходит за мою спину — посмотреть в зеркало на свой образ. Слышу её шаги и лёгкий смешок. Я жду, но она не садится рядом — подходит сзади и кладёт руки мне на плечи. Большие пальцы мягко трут мои лопатки, она сжимает кожу. Я принимаю более удобную позу и было расслабляюсь, — массаж, что в этом такого, — но вдруг чувствую её дыхание у себя на шее…       Окружающие знают всё, и до меня не раз доходили разговоры о том, что Карли то ли лесбиянка, то ли би. Мы об этом не говорили — не считали нужным. Мы просто две одинокие и «нереально крутые» девушки. Однако поцелуй на моей шее сделал вопрос ориентации актуальным…       — Что ты делаешь? — спрашиваю я сдавленным голосом, понимая, что неосознанно задержала дыхание.       — Ничего.       Она отстраняется и становится передо мной.       — Расслабься, Тейлор! Всё не настолько плохо!       — Я не нервничаю.       Это не совсем правда.       — Серьёзно? — Карли поднимает бровь.       Она вызывающе улыбается… И в следующий момент целует меня в губы. Я не понимаю, что происходит. Она держит моё лицо, нежно поглаживает волосы, щёки. Это неправильно. Безрассудно. Я сижу и не двигаюсь. Даже не понимаю, что должна чувствовать в тот момент.       Но Карли отрывается от меня и с лукавой улыбкой произносит:       — Порой это лучшее лекарство от депрессии. Ну, я пойду?       Я мешкаю, а потом беру себя в руки и на удивление спокойным голосом говорю:       — Оставайся. Печенье я одна не съем.       Первые минуты наш поцелуй мучает меня настолько сильно, что я не произношу ни слова, пока мы сидим внизу, на кухне. Но тут духовка «дзынькает», оповещая о готовности выпечки, и во мне тоже переключается маленький блокирующий всё рычажок. Я придирчиво оглядываю выпечку: ещё очень много даже на двоих. И куда мы смотрели, пока готовили!       — Нам стоит позвать кого-нибудь и устроить вечеринку.       Карли смеётся и тут же начинает набирать сообщения нашим общим друзьям. Не важно, заняты ли они, далеко ли, — каждая из нашего маленького круга никогда не откажется от небольшого незапланированного девичника с кошками, кексами, печеньем, тупыми мелодрамами и марафонами сериалов. А ещё можно обсудить бывших. Какой девичник без сплетен?       Модели! Кто бы знал, что они с вечными диетами и нуждой поддерживать тело в идеальной форме могут съесть столько! Они без остановки хвалят мою выпечку и подливают шампанское в бокалы. Голова начинает идти кругом, одна песня сменяет другую, позы для селфи уже придумываются самые необычные, и где-то на задворках сознания проскальзывает мысль, что уже хватит — и селфи, и выпивки. Мои кошки уже не выдерживают мучений и убегают на второй этаж, от греха подальше. Боюсь, как бы не устроили чего-нибудь в отместку. А ведь всё начиналось с кухни, где мы всей компанией изображали спецагентов, которые, кажется, защищали шоколадное печенье от сил зла! А потом спецагенты сами оказались суперзлодеями.       Давно за полночь, через пару часов рассвет, но чем ближе к нему, тем меньше нам хочется на него смотреть — глаза сами слипаются, и потихоньку девушки расходятся по гостевым комнатам.       — Пойдём и мы? — говорит Карли, и я улыбаюсь ей, когда она берёт меня за руку.       Сладкое волнение растекается по телу, и я уже не удивляюсь, ни когда она заводит меня в мою комнату, ни когда заваливает на кровать, зарываясь пальцами ко мне в волосы, целуя шею. Я изгибаюсь в её руках, поддаваясь прикосновениям, отвечая на них лёгкой дрожью. Дыхание учащается, я с силой вцепляюсь в её плечи и подавляю стон, когда чувствую руки на своей груди. А она снова целует меня, и я теряю голову сильнее, чем от всё ещё бушующего в крови алкоголя. Одежда медленно исчезает с нас обеих, покрывая пол, и, кажется, что-то упало на ночник, заглушая его свет. Колено Карли у меня между ног, и я начинаю тихо постанывать уже через поцелуй, даже не думая, что кто-то может нас услышать. А она явно не собирается останавливаться…       Слишком много потрясений для одного дня. Утром, совсем рано, судя по всему, я просто лежу, пялясь в потолок и не знаю, что делать с тем, что моя лучшая подруга лежит рядом, мы обе без одежды, зато в памяти чётко запечатлелась вся ночь. Руки тянутся что-то написать, но всё тело охвачено истомой и просто не желает двигаться с места.       — М, доброе утро, — протягивает Карли, поглаживая меня по плечу, и я вздрагиваю от неожиданности. — Ты так рано проснулась!       Она потягивается, обнаруживает свою наготу и с лукавой улыбкой кутается в одеяло.       — Ну что, как тебе вчера? — спрашивает она, быстро надевая бельё и майку. — Ты ведь не против, что я первая в душ?       Так обыденно… И я даже думаю, что ничего страшного не произошло, хотя в голове никак не укладывается, как лучшая подруга вдруг может стать… любовницей? Предполагала ли я когда-нибудь, что что-то подобное случится? Нет. И была бы рада продолжать в том же духе, но всё уже произошло, и осознание этого повисло надо мной, как туча. Я слушаю шум воды за стеной и пытаюсь разобраться в мыслях. Это неправильно. И это в какой-то степени закономерно. Но подобные вещи нельзя запланировать, поэтому я сбита с толку. Как много раз до этого я перебираю в мыслях все причины, по которым меня тянет к человеку.       Мы подруги. Мы как сёстры. Мы понимаем друг друга, как никто. И Карли всегда готова поддержать меня, если мир рушится прямо под ногами. Я вздыхаю. Она и сейчас меня так… поддержала. В самый трудный, переломный момент. Тогда, когда мне больше всего нужны свежие мысли, новые чувства, когда я хочу изменить абсолютно всё. Буквально перевернуть всё, что было раньше, с ног на голову. Именно в этот самый момент Карли решила ворваться в мою жизнь так — самым радикальным из всех возможных способов.       И мы всё ещё друзья.       Друзья ведь?..       Временами я очень устаю и именно тогда начинаю работать не покладая рук. Это словно стимул, мания перебарывать саму себя. Я как последний трудоголик сижу с гитарой в комнате, пишу тексты, пока ручка не начинает выпадать из пальцев, а порой и тогда не прекращаю — просыпаюсь утром с тетрадью под ухом. Мне слишком много нужно сказать, а после — слишком много привести в надлежащий вид. Слова текут порой бессвязным потоком, очень честные, чересчур открытые, и я просто не могу показать их никому в черновом варианте. Раньше бывали тексты, которые не хотелось править совсем. Они как вышли из-под пера, так сразу и стали тем, чем должны. Но сейчас совсем не тот случай. В этот раз надо исправлять почти всё… К счастью, в этом я могу обратиться к соавторам, но и для них версия должна быть более приемлемой. Я не хочу показывать то, что было изначально.       А всё потому, что мои мысли сосредоточены на Карли. Я не знаю, сколько всё продлится, но ни одни отношения с парнями не вызывали во мне столько эмоций, когда всё хорошо. Только о Джоне я могла писать одно время, когда мы были вместе. Остальные оставляли более глубокие раны, более сильные чувства, когда уходили. Тогда вспоминалось и самое хорошее, что было с нами. Сейчас я чувствую всё и сразу. И каждую эмоцию хочу перенести на бумагу. Поэтому я опять работаю по ночам и в любую свободную минуту, даже понимая, что едва ли хотя бы две песни войдут в альбом.       Работа завершена, и я получаю нереальное удовольствие от этого. Люблю то, что удалось сделать. Всё прошло не зря. И песен с того самого напряжённого периода не одна, не две — больше. Это кажется самым лучшим вознаграждением за все потраченные за работой нервы. И, несмотря на ежечасное пополнение графика, я наконец могу расслабиться дома, положив голову на колени Карли. Она перебирает мои волосы и постоянно хвалит меня. У нас не так много времени — у обеих важные дела, распланированные поминутно дни — поэтому мы ловим каждое мгновение, чтобы побыть вместе. И даже в каком-то интервью я заявляю, что на данный момент не нуждаюсь в парне. Пусть воспринимают, как хотят. Мне всё равно, как меня воспринимает публика. Меня это больше не волнует. Я решила для себя, что всё в порядке, что всё так, как должно быть, и пошатнувшийся мир встал на своё место. Главное, что мы отлично проводим время. Концерты, на которых мы танцуем, как умеем. Спортивные игры, на которых папарацци больше фотографируют нас, чем игроков команды, а мы просто улыбаемся в камеру, как ни в чём не бывало. И пальцы сами переплетаются. Мы чаще ходим по магазинам. Чаще остаёмся наедине. Чаще видим фото с собой в сети и вместе посмеиваемся над этим.       Они не знают, то, что известно нам.       По крайней мере, Карли говорит, что они совершенно точно не знают ничего наверняка. Я же думаю, что они предполагают и ищут зацепки. Она смеётся и говорит, что я пересмотрела детективов. Карли обнимает меня за плечи и ласково называет глупым параноиком. А потом передразнивает мой же текст песни, читая в интернете очередную статью о нас.       — Слухи и правда ужасны. Может, однажды они и поймут, какие глупости придумывают!       Мне тоже становится смешно, но не от «глупостей», а от того, что она говорит такое. Словно ничего и не происходит, словно нет никаких зацепок. Наверно, журналистам стоит смотреть детективы так же часто и в таких же количествах, как это делаю я. У них было бы больше зацепок, а ведь они не видят даже очевидное! То, что я длительное время не появляюсь на публике ни с кем, кроме Карли. То, как мы держимся за руки и касаемся друг друга — невзначай, кажется на первый взгляд, но это значит так много. Как это может выглядеть просто дружбой?       Мысли угнетают, и я отчаянно стараюсь выбросить их из головы. Они приходят слишком часто и не исчезают даже тогда, когда мы в одной постели и руки Карли ласкают меня, когда ноги переплетаются и я вдыхаю запах её кожи, целуя плечи и шею. Мысли о том, что каким-то образом всё может выйти наружу, стать достоянием Америки, — всё это так пугает и не даёт полностью насладиться прикосновениями, отдаться им, броситься в омут с головой, как случалось уже множество раз до этого. И я меньше всего хочу думать, что я перегорела, что чувства ушли, остались лишь буквами на бумаге и словами на записях. Так просто не могло случиться, потому что я всё ещё чувствовала себя счастливой, в безопасности рядом с подругой, а раньше разрывы отношений не заканчивались безболезненно. Если всё рухнет, я не смогу выбраться из-под завалов.       С такими мыслями я засыпаю уже не первую ночь, и, к удивлению, они уходят только тогда, когда я сплю одна, и лишь кошки сворачиваются калачиком у меня под боком. Вдвоём с ней я спать больше не могу. Уверенность, что мнение СМИ не важно, улетучивается быстрее, чем раскупается мой альбом.       В декабре я в очередной раз выхожу из зоны комфорта с ней. Она опять разбивает всю мою броню, столь хрупкую, что любое её публичное прикосновение, которое казалось невинным раньше, кажется бомбой: секунда — и взрыв станет достоянием общественности.       Мы на концерте группы «The 1975». Не знаю, чем именно, но мне нравится эта музыка, и, немного выпив, я начитаю улетать куда-то далеко вместе с мелодиями. Всё смешивается с криками фанатов, с громом инструментов, со светомузыкой. Нет никаких отдельных чувств. Только в какой-то момент мне на плечо падает её рука, а стоит мне обернуться, как наши губы соприкасаются. Быстро, всего несколько секунд, я закрываюсь рукой, чтобы никто ничего не понял, но чувства электрическим током проходят насквозь. Я хочу больше, но…       — Это публичное место, — шепчу я, отстраняясь.       — О да, — веселится Карли.       — А если кто-то увидел бы…       — Но не увидел же. Тейлор, ты слишком переживаешь, серьёзно. Я ведь знаю, как ты нервничаешь последние месяцы. Мы пришли сюда расслабиться, а ты опять за своё. Спокойно!       Она непринуждённо смотрит на меня, и я начинаю соглашаться. Хватит на сегодня дурных мыслей. Хватит их вообще! Я жду, когда мы вернёмся в мои апартаменты в Нью-Йорке и я смогу забыться в её объятиях, прикасаясь к коже, целуя в губы, чувствуя, как наши языки переплетаются, а по телу расплываются потоки наслаждения от каждого прикосновения рук Карли.       И тогда я ещё не подозреваю, что позитивный настрой как водой смывает к утру: кто-то выложит видео, кто-то заметит. Я не знаю, что всё оборвётся внутри, что я опять буду думать о конце, о разрыве.        За последние месяцы я поняла, насколько же мне не плевать…       Мир слишком велик, чтобы существовала возможность прожить жизнь только с одним человеком, никогда не помышляя о чём-то большем. Сердце слишком маленькое, чтобы постоянно его разбивать. А счастье слишком хрупкое, чтобы удержать его, не навредив. Наверно, в этом была моя ошибка прежде. Я всегда стремилась взять всё под свой контроль и незаметно разрушала всё. Неловко. Неопытно. Вдребезги.       А на этот раз я получила роль ведомой. Меня вели энтузиазм, внутренняя солнечная энергия, заражающая всё вокруг, невероятно чувственный напор. Карли…       Наше счастье не находилось только в моих руках. Я не могла контролировать нас единолично и чрезмерно. Я не могла разрушить всё непрерывным контролем и планированием. У нас не было никаких планов изначально. Но ничто не вечно, и в этот раз я поняла всё с начала. У нас просто не могло серьёзных отношений. Я знала, что у Карли был парень, и это не мешало нам быть неофициально вместе. Дружба оправдывала всё в глазах других людей… Но всё же произошло то, что должно было, потому что нельзя убежать от своей сущности. Я романтик. Я не умею не влюбляться.       Февраль. Премия. Один взгляд. Улыбки. Мы почти не контактировали, но как только нахожу свободную минутку после — я пишу ему сообщение. Друзья рассказывают о его интервью на радио. Не его тип. И это лишь раззадоривает. Я понимаю, что начинается нечто новое. Игра. Вызов. И прошлое далеко позади. Со всеми разбитыми сердцами, с нервным напряжением, с новыми ощущениями. Но я боюсь поговорить об этом Карли, ведь мне кажется, что тогда распадутся не только отношения — распадётся дружба, которой я так дорожила два года.       — Да что ты! — смеётся Карли, обнимая меня. — Я рада, что ты наконец вынырнула из своей депрессии. Серьёзно, Тей. Ты светишься!       Выдох.        О боже.       Осознание приходит слишком неожиданно. Она поняла всё ещё раньше, чем я. Любовь — не любовь. Какая разница? Наша дружба важнее всего. Всё было только ради дружбы… Ради меня. Она знала, что мне нужен всплеск, — она это сделала. И она готова меня отпустить тогда, когда мне это нужно.       Мы выныриваем из омута ровно в тот момент, когда это необходимо. Просто, безболезненно, так, как нырнули, забыв обо всём. Сладкие полгода. Яркие, солнечные, полные самых разных эмоций, которые так сложно теперь передать словами.       Моё солнце.       Мой лучший друг.       Я знаю, что она будет со мной всегда, когда это необходимо. И всё, что было, останется нашим маленьким секретом. О нём будут напоминать пьяные фотографии с другими моделями, наши личные селфи, фотосессия для «Vogue», которая, словно угадав всё, стала неожиданно слишком личной.       Столь милое совпадение.       Такое тёплое воспоминание.       Мой личный омут…