Дебютант

Но столь необходимого мне времени для окончания маневра или, правильнее сказать, игры, хитросплетения которой иногда напоминали паутину, мне не дали. Практически сразу после известия об обнаружении мертвеца, ко мне в комнату (я менял испачканную случайно пролитым кофе рубашку на чистую), заглянул вечно мрачный Питер, чья неприязнь ко мне весьма усилилась после инцидента с участием родного недотепы-племянника. — Блейз, какого черта ты еще здесь? — Рявкнул он, цепко и внимательно осматриваясь в моей, обычно недоступной для посторонних, обители. Я скривил губы, судя по всему, выработанные годами тяжелой полицейской службы привычки въелись верному псу начальника городской полиции под кожу — он рефлекторно запоминал окружающую обстановку! — Тебя Джон ждет внизу, немедленно спускайся! — Лично меня Джон никуда не звал, –- лениво усмехнулся я, но пальцы невольно дрогнули, соскальзывая с пуговиц. Я пока не очень представлял, как вести себя с непредсказуемым любовником после «горячей» ночки, так как с ним — единственным! — мой привычный анализ давал сбой, и потому слегка напрягался от необходимости находиться рядом с Тригертом. — Слышь, малец, — посетитель угрюмо взглянул на меня, — для тебя он — господин префект, не дорос ты еще его по имени называть. И ваши личные, — он выделил голосом последнее слово, — отношения ничего не меняют. Таких мальчиков, как ты, у Джона сотни перебывало, и никто пока не преуспел. –Все бывает в первый раз, — не удержался я от «шпильки» в адрес вошедшего в раж собеседника. Слишком он распалился по этой теме, честно говоря, мало меня интересующей. Я не планировал становиться дамой сердца…тьфу, официальным фаворитом собственного шефа. Меня вообще скоро здесь не будет. — У тебя нет шансов. У Джона слишком высокое положение, чтобы обращать внимание на какого-то мальчишку, проданного, словно дурную корову, на Торгах! — Верный пес префекта выглядел не на шутку рассерженным. — Ему нужен партнер из приличной семьи, ясно тебе?  Ого! Я присвистнул про себя, да я, кажется, сам того не ведая, порушил кое-чьи дерзкие планы по определению родственника в теплую начальничью постель! Иначе зачем Питеру пристраивать хорошенького, но не хватающего с неба звезд племянника в особняк и настойчиво потом подсовывать шефу под нос под различными предлогами? Правда, чаяниям нежного дяди не суждено оправдаться: по моим наблюдениям, Тригерт ценил в людях прежде всего ум, упорство и сообразительность, но всеми этими качествами Гэвин, увы, не отличался. Так что вовсе не я перебежал ему дорожку, последняя изначально предназначалась не для него. –Куда мы едем? — спросил я своего недовольного провожатого (или конвоира) уже на выходе. — Туда, где нашли герцогскую подстилку, бестолочь! И шевелись, стемнеет скоро! Я прошипел сквозь зубы пару крепких ругательств, но, не желая ввязываться в перепалку, прибавил ходу, обещая себе однажды разобраться с хмурым надоедой. Около пристани толпились зеваки, охочие до разного рода зрелищ, иногда даже самых пугающих, и их нездоровый интерес неожиданно вызвал у меня приступ глухого раздражения. В конце концов, здесь не балаган с престидижитаторами и фокусами! В стылом воздухе пахло рыбой и тиной, влажной древесиной, но сквозь привычные, знакомые ароматы упорно пробивался один, тошнотворно-сладковатый — запах гниющей, разлагающейся плоти. Перебросившись парой ничего не значащих слов с русоволосым парнем –помощником нашего доктора, знакомым мне по делу Помбри, я неохотно направился туда, где несколько полицейских старательно загораживали от любопытствующих лежащее на камнях мертвое тело. Мерзость, подумал я, невольно сглатывая наполнившую рот вязкую слюну, но успешно переборол отвращение, не желая поддаваться слабости. Помедлив еще пару мгновений, я неохотно, но, тем не менее — вплотную — подошел к трупу, источающему зловоние и решительно взглянул на то, во что превратился этот, еще недавно здоровый, молодой парень. Однако мозг сопротивлялся увиденному и упорно не признавал в серо-зеленых, раздувшихся и обглоданных рыбами, останках белокурого красавца Августа — фаворита герцога Фарли. — Бедный мальчик, он не заслужил столь страшной участи, — прозвучал рядом негромкий голос Тригерта, незаметно материализовавшегося позади меня. — Ужасная картина, не правда ли? — Да… — замерев, только и успел я выдохнуть, стоило мне ощутить горячую ладонь на шее, в том самом месте, где замысловатые буквы татуировки объявляли меня собственностью префекта. Эти медленные, плавные поглаживания сбивали с толку, заставляя меня покрыться мурашками с головы до пят, испытывая совсем не те — приличные эмоции вроде сожаления или сочувствия, что положено испытывать в подобных ситуациях. — Ты больше ничего не хочешь мне сообщить? — наклонившись ко мне, прошептал Тригерт, слегка дотрагиваясь губами до мочки моего уха. — По поводу вашей последней встречи с убиенным? Так вот зачем я сегодня здесь — для очередного допроса! Сукин сын! Я резко выпрямился, давя неуместное, но, тем не менее, острое желание, вспыхнувшее от опытных прикосновений как огонь от зажженной спички, и процедил, с усилием сохраняя самообладание: –Я уже рассказывал тысячи раз! — Тогда поправь меня, если я ошибусь, — улыбаясь с пугающей нежностью (если вам, конечно, доводилось видеть улыбающихся хищников) проговорил он, и, положив тяжелые руки мне на плечи, продолжил: — Мы с Грегуаром ушли, оставив вас с Августом вдвоем. Вы немного посидели на диванчике, поболтали, а потом он…мм…проявил к тебе чуть больше внимания, чем допустимо в обществе. –Пока верно, — напряженно усмехнулся я, невольно отмечая то, как изящно Тригерт завуалировал безумное предложение блондинчика перепихнуться. –Ты сделал вид, что согласился и отправил его в дальнюю сторожку, зная, что дверь в ней неисправна… –Я хотел его всего лишь проучить, — неохотно пояснил я, с досадой ощущая неловкость за прошлые действия и легкую вину за то, к чему они в итоге привели. — Безусловно, — согласился префект, неожиданно прижимаясь ко мне всем телом. Его немаленькое достоинство упиралось мне в прямо в задницу, и я до боли прикусил губу, стараясь выровнять участившееся дыхание вперемешку с «пляшущим» пульсом от мгновенно накатившего возбуждения. — Но ты не пошел за ним, — Тригерта ничего не могло остановить, хотя мое состояние для него не составляло секрета, —, а вернулся в зал, увлеченный Вилбуром. Кстати, до сих пор не понимаю твою одержимость убийцами…Ну да ладно. Значит, преследуя графа, ты никого не встретил? Ничего не видел и не слышал? Никаких подозрительных шорохов и звуков? — Нет, я уже говорил…- я попробовал вывернуться из тесных, жарких объятий, но вместо этого оказался буквально вдавлен в упругое, тренированное тело, чью вызывающую мускулистость элегантная одежда не только не скрывала, скорее, подчеркивала. — А я не против послушать еще…- префект умолк, но лишь для того, чтобы запечатлеть на моей шее несколько поцелуев. Дразнящие и невыносимо чувственные, они жгли кожу не хуже раскаленного железа, и мне пришлось стиснуть зубы, сдерживая неуместный всхлип удовольствия. Но от близости Тригерта меня уже потряхивало и, дабы окончательно не вцепиться в него в порыве невовремя разыгравшейся страсти, я чудом умудрился собраться с силами и, наконец, кое-как «отлепиться» от любвеобильного начальника.  — Мне нечего сказать! — настороженно следя за ним взглядом, прошипел я. — Хорошо, я тебе верю, — вдруг подозрительно легко согласился мой визави, нимало не обескураженный моим совсем не вежливым демаршем: я серьезно заехал ему локтем и почти пнул ногой, когда высвобождался из стальных конечностей, обвивающих меня, подобно лианам экзотических, южных растений. А в ответ на дерзость…ничего? Очень странно, раньше я бы удостоился целой лекции на тему неподобающего поведения. И не только устной, наверняка и физически бы пострадал, за причиненный в присутствии толпы незнакомого народу урон реноме. Одно из двух: либо префект серьезно занят расследованием и мои выкрутасы его не занимают, либо…прав дядя Роми! Префект слегка мной увлечен и потому не обращает внимания на некоторые штучки. Если верно последнее, то меня ожидают довольно занимательные перспективы. Хотя с Тригертом ни в чем нельзя быть уверенным. И в очередной раз я оказался прав. Вместо того, чтобы вернуться домой после тщательного и утомительного осмотра найденного трупа, мой шеф решил лично оповестить герцога Фарли о страшной находке. Хотя, по моему мнению, мерзкий толстяк уже давно нашел адекватную замену — судя по газетным статьям, он регулярно принимал участие в Торгах живым товаром и не менее регулярно приобретал молоденьких мальчиков абсолютно идентичной погибшему Августу наружности: голубоглазых блондинов. Все это я не преминул сообщить префекту, согласившемуся со мной по всем пунктам. — И какой смысл в этом визите вежливости? — поинтересовался я, стараясь лишний раз не смотреть на него: пустая с виду беседа на самом деле имела под собой четкую цель, а видневшаяся в небрежно расстегнутом вороте рубашки загорелая грудь моего попутчика крайне меня отвлекала, наталкивая на разные мысли. По больше части — неприличные. — Одна из наихудших обязанностей начальника городской полиции заключается в том, чтобы сообщать местной знати неприятные известия, — негромко отозвался Тригерт. — Я понимаю, ты устал, но мы ненадолго, Грегуар после исчезновения своего любимца в трауре, гостей не жалует, мы быстро управимся. Однако в итоге мы проторчали у якобы безутешного герцога до позднего вечера. И если старого знакомого упитанный аристократ явно был рад видеть, то со мной дело обстояло несколько иначе. Памятуя о нашей последней стычке, хозяин огромного поместья даже не поздоровался со мной, однако бросил в мою сторону масляный и очень долгий взгляд, успев мысленно и раздеть меня, и даже трахнуть. Видимо, горе не повлияло на его тайные пристрастия. Вдоволь налюбовавшись мной, Фарли, наконец, вспомнил о правилах приличия и велел своему новому Августу (точной копии умершего, кстати) занять меня светской беседой, пока он выпытывает у старины Джона подробности расследования. Малая гостиная, куда меня проводил очередной светловолосый любимец герцога, несмотря на богатую обстановку и крайне удачную стилизацию под колониальный стиль, оказалась мрачной и на редкость сырой, а ветер от жуткого сквозняка успешно пронизывал до самых костей. Не удивительно, что спустя полчаса после начала довольно утомительной и вялотекущей беседы, напоминающей застоявшееся болотце, мой собеседник, забыв о гостеприимстве (и приказе своего господина), попросту сбежал из унылого помещения, вручив мне, правда, чашку горячего чая и блюдце с коричным печеньем. В общем, дожидался я окончания утомительной аудиенции у члена городского Собрания в гордом одиночестве, с вынужденным интересом рассматривая окружающий интерьер. — Что ты сказал тому мальчику, Мишелю? — спросил у меня префект, когда мы устраивались в экипаже, собираясь ехать домой. А путь предстоял неблизкий, Фарли жил на приличном отдалении от города, предпочитая суете последнего тишину и спокойствие полей и лесов. — Он попался мне навстречу и выглядел расстроенным. — Мишель? — с недоумением переспросил я, но, заметив гримасу раздражения на лице Тригерта, моментально «вспомнил»: — А-а, блондинчик, замена нашего Августа? — Блейз, не изображай наивность, тебе не идет. Что ты ему наболтал? — Он просил рассказать про мою работу, — быстро сознался я, вымотанный последними событиями дня. — И ты…? — Тригерт с недоверием покосился на меня. — Ну, да, я кое-что выложил и не пожалел красок и эпитетов, расписывая мертвецов, — безмятежно подтвердил я его подозрения. — На последнем он сломался и выбежал. Его тошнило. –Ах, ты, паршивец! Парнишка-то нежный как цветок, типичная постельная игрушка, а тут ты со своими жуткими историями. Умеешь ты довести человека до умопомрачения, — в противоречие своим словам, Тригерт весело усмехнулся, явно не придавая значения устроенной мною мелкой пакости. И от этой, хорошо знакомой и слегка хищной, усмешки у меня внезапно перехватило дыхание, а сердце рвануло вскачь. До чего он хорош, черт побери! Я осознавал, что в упор таращусь на него, вальяжно развалившегося напротив, но, проклиная собственную слабость, тем не менее, ничего не мог сделать, даже отвернуться не получалось. Окружающее пространство внезапно сузилось до полоски кожи, выглядывавшей из небрежно распахнутой на груди шелковой рубахи, и до этой гладкой, загорелой поверхности мне нестерпимо захотелось дотронуться языком, ощущая терпкий, чуть солоноватый привкус пота, смешанного с горьковатым ароматом дорогих духов… Сумасшествие. Нет. Возбуждение. Тяжелое, неумолимое, адским огнем охватившее меня от макушки до пят, возбуждение, перекрывало все прочие эмоции и напрочь заглушало голос разума. –До умопомрачения? — тихо переспросил я, вскидывая голову и сразу натыкаясь на пару янтарных глаз, внутри которых полыхало золотистое марево. Возможно, я бы сдержался. Возможно, он бы сделал вид, что ничего не заметил. Но эта ехидная полуулыбка, полуулыбка человека, точно и тонко понимающего происходящее, не оставила мне ни малейшего шанса остановиться. И я не стал, на мгновение наплевав на все. Стремительно поднявшись, я небрежно плюхнулся на колени Тригерта и, обхватив его за одной рукой за шею, а другой — запустив пятерню в густые волосы, прильнул к вожделенным, наглым губам. Оказавшимся жадными, необузданными, страстными — такими же, как и я. Я целовал его с невиданным напором, жестко, почти грубо, едва не кусаясь и рыча, мечтая стереть проклятую ухмылку с красивой физиономии. Мои ладони переместились под его одежду, поглаживая, но желание нарастало как снежный ком, и вскоре ногти, в порыве бешеной страсти и злости, начали бесцеремонно впиваться в упругую плоть, царапая — мне хотелось сделать ему больно, хотелось оставить собственные отметки на его шкуре, показать всем, что он тоже может быть моим! Но долго мое самоуправство не продлилось: подхватив меня под ягодицы, префект поднялся, и вместе со мной, висящем на нем как обезьянка на пальме, шагнул вперед. Затем практически бросил на узкое, неудобное сиденье, не обращая внимания на мои гримасы из-за отбитой начисто задницы и, рывком стянув мои штаны, резко, без подготовки, вошел в меня до упора. Я не взвыл только потому, что он заткнул мне рот поцелуем, одновременно дразня игривыми и чувственными прикосновениями бархатистую головку члена. Затем немного постоял, выжидая, пока я приду в себя от отнюдь не нежного проникновения и только после того, как я сцепил ноги у него за спиной, давая понять, что готов к продолжению, начал двигаться. Непривычная обстановка, жуткая тряска, когда затылок колотится о стену, теснота — конечности некуда девать, все это заводило неимоверно. Яростные, мощные, толчки внутри и опытные пальцы, скользящие по внутренней поверхности бедер, по животу, по моему напряженному, давно требующему разрядки, стволу, доводили меня почти до исступления, и я кусал губы, чтобы не закричать от изматывающе-приятных ощущений. Казалось, еще немного — и я просто сдохну от удовольствия, от яркого, острого, невыносимого удовольствия, расходившегося по телу взрывными волнами приближающегося экстаза. Но умер я позже: когда Тригерт, чувствуя приближение сногсшибательного финала, внезапно наклонился и вдруг зубами слегка прикусил мочку моего уха. Я застонал и, тут же выгнулся дугой в фейерверке почти мучительного наслаждения…  — Удивительное ты создание, — сообщил мне префект позже, лениво наблюдая за моими попытками придать растерзанному облику подобие приличного вида. Мы закончили наши любовные игрища практически на подъезде к дому и потому привести себя в порядок требовалось как можно скорее, чтобы не шокировать приличных людей даже предположениями о том, чем мы занимались по дороге. Хотя по мне, эти самые приличные люди и не такое видели, учитывая репутацию их хозяина! — То холоден как глыба льда, то само пламя. То неприступный как скала, то вынуждаешь бояться за свою честь, вот как сегодня…, -продолжал развивать свою мысль мой упрямый собеседник. Усмехнувшись, я молча продолжил воевать с непослушной тканью почему-то разорванного воротника рубашки. Кто это сделал — Тригерт? Не помню… — Послушай, может, все-таки расскажешь, откуда у тебя столь необычная татуировка? — вдруг спросил объект моих раздумий, с не ослабевающим интересом рассматривая меня. — Мастерство бесподобное, «растение» выглядит как настоящее. Никогда подобного не видел. Я насмешливо фыркнул, если он надеялся, что я после секса поведу себя как влюбленная наивная дурочка, и с легкостью выболтаю свои, тщательно охраняемые секреты, то зря. Мои тайны останутся со мной. И ему их знать не следует. От настоятельной необходимости вежливо реагировать на неудобный вопрос, то бишь, пускаться в многословные объяснения, столь любимые в обществе аристократов, меня спасло лишь то, что мы, наконец, приехали. Пока мы выбирались на волю из экипажа, префект не проронил ни слова, и я искренне надеялся на логичное завершение разговора, все-таки время позднее, мы оба устали, не до откровений. Но уже на улице, перед тем, как зайти в особняк, Тригерт неожиданно обернулся и, прожигая меня желтыми, абсолютно дьявольскими глазами, холодно проговорил: — Не думай, что я ничего не замечаю, Блейз. Слишком ты непростой парень. Даже для родственника хитроумного Виверна. Я хладнокровно выдержал его взгляд, но, памятуя о таланте префекта выбивать сведения даже из самых несговорчивых преступников, предпочел проигнорировать его замечание и не провоцировать ненужные дискуссии. Хотя он, безусловно прав, я не прост. И весьма. Ведь пока я страстно прижимался к обычно суровому префекту, заодно успел тщательно ощупать и связку ключей в его кармане, а точнее, один из них, от новенького сейфа. Этот металлический ящик с крайне хитрыми запорами Тригерт приобрел специально, с твердым намерением не допустить посторонних (вроде настырного меня) к своим наработкам по расследованиям. Принятые меры вполне оправдали затраченные (и немалые, между прочим) средства: вскрыть чертову штуковину мне не удавалось, хотя я усиленно пытался всю последнюю неделю. Зато теперь, благодаря чувствительности моих тренированных пальцев (спасибо старинному другу дядюшки Ромуальдо, опытному вору), я совершенно точно знаю, какой формы отмычку мне необходимо достать (у вездесущего Кота наверняка найдутся необходимые связи в среде соответствующих «специалистов»), чтобы добраться до вожделенных бумаг. Однако времени для завершения моего дела оставалось в действительности очень мало, поскольку маховик, запущенный после обнаружения трупа герцогского фаворита, начал раскручиваться куда стремительнее, чем я предполагал. Как сообщил мне, радостно сияя, худосочный Бэрри, один из моих новых коллег и помощников нашего обожаемого шефа, через несколько дней тот планировал навестить нескольких подозреваемых в убийстве любимчика пузатого члена городского Собрания, и мне срочно требовалось выяснить, кого именно. Если среди них попадется тот, о ком я думаю, то моему благополучию, да и жизни в целом, придет конец. В общем, действовать необходимо быстро, аккуратно и с хирургической точностью. Судьба отнеслась к моим планам с пониманием: уже назавтра, пользуясь отсутствием префекта и подозревающего меня во всех грехах (не безосновательно, кстати) Питера, отправившихся беседовать с очаровательной вдовушкой сварливого графа Ронсона, пышногрудой Гризельдой (подозреваемой, между прочим, в отравлении собственного мужа и пары нерадивых горничных), я отправился в кабинет префекта за выяснением подробностей убийства Августа. Проникнуть в святая святых Тригерта мне удалось без проблем, так как дверь он не оставил прежнюю, рассчитывая на рекламируемую газетами надежность чудо-продукции чаббовской мануфактуры*. А вот с внушительным с виду сейфом пришлось повозиться, ибо поначалу пластинки сувальдного замка** никак не желали нужным образом сдвигаться. Прошло не менее сорока минут, крайне напряженных и выматывающих, чтобы отмычка, изготовленная гениальным приятелем Дэйви, Альфредом*** все же сработала. Однако документы, на которые я бросился как голодная собака на кости, меня вовсе не порадовали, поскольку, судя по выводам Тригерта, изложенным четким, аккуратным почерком, он почти вычислил неуловимого убийцу хорошеньких мальчишек, державшего город в страхе последние полгода. А для подтверждения вполне разумных и обоснованных подозрений местному наместнику Дьявола достаточно лишь одного допроса! — Ну ты и скотина, — процедил я сквозь зубы, с неприязнью покосившись на висевший на стене портрет еще молодого начальника городской полиции, заключенный в баснословно дорогую раму. С мгновение я постоял, борясь с искушением сжечь к черту и бумаги, и само здание, но здравомыслие победило приятные мечты и, быстро запихав ворох листов обратно в металлический зев, я едва ли не бегом бросился в свою комнату. Единственный способ обезопасить себя в сложившейся ситуации — убить Ловкача. Немедленно. Потому что он меня знал. Мы знали друг друга. …Несколько лет назад в бордель Ромуальдо зачастил весьма занимательный блондин с нехарактерной, по-девичьи миловидной, мордашкой. Местные обитатели его не шибко жаловали, ведь, несмотря на сладкую внешность, предпочитал он довольно жестокие любовные игры, с искренним наслаждением причиняя боль партнерам. Я вряд ли обратил бы на него свое внимание (в заведении дяди Роми всегда хватало различных извращенцев), но в это время я серьезно конфликтовал с бандой свободных из соседского района и, серьезно опасаясь за свою жизнь, невольно фиксировал в памяти любые события того периода. Именно поэтому мною не могли остаться не замеченными удивительные взаимоотношения странного клиента с родственником, юным и по неожиданной прихоти природы — удручающе некрасивым — кузеном. Этого мрачного и неразговорчивого паренька, светловолосый псих несколько раз приводил с собой (скорее, притаскивал) только за тем, чтобы, лениво развалившись в кресле, внимательно наблюдать, как того трахают до полусмерти неутомимые шлюхи моего дядюшки. Не знаю, насколько нравилось подобное старшему из тандема, но вот младший такие забавы нисколько не жаловал, и все мы, до самого последнего циника, прислушиваясь к собственной интуиции, ожидали если и не бунта с его стороны, то какой-то нехорошей развязки точно. И действительно, спустя пару-тройку месяцев после первого визита сомнительной парочки блондин трагически погиб, весьма обыденно сломав шею при падении с лестницы фамильного поместья. Тело, естественно, нашел преданный двоюродный брат. Полиция посчитала произошедшее несчастным случаем, но я до сих пор уверен, что знаком с тем, кто хладнокровно отправил любителя садистских развлечений к их общим предкам. Не получив наследства, доставшегося какой-то дальней родне, парень исчез из виду практически сразу после пышных похорон. Довольно долго о нем ничего не было слышно, пока однажды, прохладным, дождливым вечером я не столкнулся с ним нос к носу на рынке. Не уверен, что узнал бы его при других обстоятельствах, ибо от хилого вьюноша ничего не осталось, он вырос и раздался вширь, превратившись в здоровяка, но вот взгляд…Пристальный, неприятно-голодный, проникающий до самых печенок, он неожиданно вызвал в памяти прочитанную накануне статью о таинственных исчезновениях двух молодых парней, которых затем нашли жестоко убитыми после длительных истязаний. И не зря: внешне эти ребята, как и я сам, напоминали того самого незабвенного злобного братца, во всяком случае, типаж у нас тот же, светлые волосы и глаза и весьма хрупкое телосложение. И совсем не удивительно, что тот день я оборачивался назад, возвращаясь к себе домой, мне все время казалось, он где-то рядом, наблюдает и, как зверь на охоте, ждет удобного момента, чтобы напасть. После нашей случайной встречи с Колином Денхольмом, так его звали, я начал потихоньку присматривать за ним, смутно осознавая некоторую полезность — исключительно для себя и своих целей — этого отвратительного и, вполне вероятно, не совсем нормального, типа. Похищение им четвертой жертвы, помощника аптекаря, я видел собственными глазами, выполняя поручение для Тригерта. Но если раньше Ловкач представлял для меня определенную ценность, то теперь, после обнаружения тела Августа, а, главное, после ознакомления с точными и последовательными выкладками префекта, мне просто ничего не оставалось, как избавиться от Денхольма. И никакие запреты на самовольный уход из особняка меня не удержат. Я кивнул в знак согласия с собственными мыслями и решительно подошел к окну. ___________________________________________________________________________________________________________ *В 1818 году англичанин Джеремия Чабб запатентовал детекторный сувальдный замок повышенной защиты, а в 1820 запустил первую мануфактуру на Темпл-стрит в Вулверхэмптоне — главном центре производства замков в Великобритании. **Секретная часть замка представляла собой пакет фигурных пластин (сувальд), в вырезах которых перемещается выступ (запорная стойка) ригеля. Поворот ключа и перемещение ригеля были возможны только если выступы на бородке ключа приводят все сувальды в соответствующее положение. ***В 1851 году этот замок впервые был взломан Альфредом Чарльзом Хоббсом — американским слесарем, известным в качестве изобретателя первой «профессиональной» отмычки.