1
Фем остервенело утирала лицо, отрывая один кусок бумаги за другим. Бурые кусочки, прилипшие к подбородку, давно отслоились, да и умыться она успела уже раза три; но фем, видимо, была чистюлей. Силверболту было за чем следить во время полета: за уровнем высоты и давлением снаружи, за вентиляцией, за тем, в конце концов, как уверенно белковые за штурвалами корректируют автоматику. Его ведь отправили во французскую гражданскую авиацию под прикрытием как раз для этого. Но ему приходилось приглядывать и здесь, поскольку фем занималась тем, что отчаянно пыталась засорить решетку фильтра, бросая бумагу в унитаз, а не в ведро рядом, как будто просьба этого не делать на трех языках сразу была написана не для нее. Силверболт всегда удивлялся таким поступкам: канализационный отсек в самолете предназначался только для вязких органических отходов. В обычном самолете, чтобы выковырять брошенные пассажирами в слив предметы или починить поврежденный насос, приходилось разбирать пол-отсека. Это вам не одну трубу открутить! Кажется, фем совершенно не думала о техниках в международном аэропорту Шарля де Голля, куда вот уже несколько часов летел раскрашенный во французский триколор «Конкорд». Как и не подозревала, что им ничего не понадобится разбирать, проклиная тупоголовых пассажиров. О том, чтобы ничто не забивало фильтры, Силверболт мог позаботиться сам. Он уже месяца два был частью французских авиалиний. Ему установили шифратор кибертронских сигналов, поставили чип, замедляющий выполнение трансформационных команд (чтобы, если захватит желание активировать процесс с пассажирами на борту, было время подумать, сколько людей это убьет), и заставили перестроить салон, скопировав до мелочей земную модель со всеми ее очевидными недостатками. Теперь даже свои не узнали бы, Силверболт перед ними или обыкновенный самолет, если тот сам не захочет себя обнаружить. А причиной всех этих шпионских игр была его боязнь высоты. На попытки справиться с ней гештальт убил немало времени, но Силверболт все равно чувствовал себя неуютно в небе. И вполне мог во время полета внезапно трансформироваться, теряя высоту, и начать сливать энергон через верхний шлюз, прямо как эта белковая фем. Отчаявшиеся аэроботы ходили к Уилджеку скопом и по очереди, но тот всякий раз подтверждал, что технически Силверболт здоров, а он, Уилджек, не психолог и перепаять страх перед полетом не в силах. Отправить Силверболта «на практику» было идеей Праула. Тактик сам немало провел под прикрытием среди людей и знал, что те умеют обращаться с техникой, каким бы посредственным ни был уровень развития их цивилизации. Люди управляли неодушевленными механизмами на своей планете, заставляя их делать то, что не могли сами. Например, летать. Силверболт поначалу был далеко не в восторге. Он сам-то еле справлялся с управлением. Стоило набрать высоту, и холодный ветер врезался в обшивку, отвлекая, а земля внизу норовила скакнуть прямо в оптосенсоры. Он невероятно волновался, даже когда в любой миг мог прекратить полет, и ему не верилось, что ответственность за белковых на борту и органические руки на штурвале умерят ощущение страха. Оказалось, Праул был прав, а Силверболт зря возмущался. Фем наконец закончила тратить воду, которой вообще-то в Силверболте было не бесконечное количество, избавилась от обрывков бумаги – вакуумный спуск жадно хлюпнул ими, проглатывая, – и выскочила из кабинки. Силверболт только начал сдвигать элементы очистной системы, чтобы протолкнуть мусор дальше в канализационный бак, но в кабинку вломился грузный мужчина, на ходу расстегивая штаны, и пришлось остановить процесс. Звук даже частичной трансформации мог вызвать панику. Пассажиры вообще склонны паниковать из-за любого шума или стука. Поначалу, подстраиваясь под земной пассажирский транспорт, Силверболт вообще не понимал, зачем ему целых три таких кабинки, которые связывает замкнутая система баков и труб. У него были собственные топливные баки, запрятанные вглубь конструкции запасы масла и хладагента, которым люди бы удивились, а если уж органикам так требовалось пить, достаточно было бы одного резервуара с чистой водой. Но вместо этого в нем развернулась целая дополнительная конструкция, которой прежде даже не подразумевалось. А чуть позже Силверболт выяснил, что практика на пассажирских авиалиниях открывает ту сторону жизни органиков, о которой он раньше не подозревал. За людьми вообще было интересно наблюдать. Это и правда оказывало терапевтический эффект. Во-первых, он постоянно думал о том, что несет ответственность за пассажиров. Во-вторых, терять маскировку даже в моменты отчаянного страха было никак нельзя. Праул предупреждал его, что десептиконы охотятся за одиночками, и если в лагере фиолетовознаковых вдруг пронюхают, что гештальт временно расформирован, то Силверболта обязательно захотят отыскать и уничтожить. В-третьих, ну что он за автобот, если белковые чувствуют себя в небе спокойнее, чем он! Опытные пилоты и правда могли одновременно следить за экранами и попивать кофе. Большую часть действий совершала автоматика – и если поначалу Силверболт так волновался, что его пилотам приходилось, ворча на плохо отлаженную аппаратуру, прибегать к ручному управлению, то сейчас все работало чисто. Несколько раз за время «производственной практики» – как шутя называл это предприятие Уилджек, монтируя ему шифратор сигнала, – Силверболт устраивал своим пассажирам турбулентность при ясной погоде, но с приступами паники справлялся все успешнее. Теперь он неплохо садился и взлетал сам, да и в полете уже пару недель как его совершенно не мотало. Люди часто аплодировали при удачном приземлении, и Силверболт предпочитал считать, что это аплодируют ему, а не пилотам. Казалось бы, можно и возвращаться на базу. Раз в неделю – чаще, должно быть, запрещал Праул – с Силверболтом связывались члены гештальта. Расспрашивали об успехах, звали обратно. Но оставлять мирные перелеты через океан с полутора сотнями людей на борту так не хотелось! Не потому, что он не желал снова рисковать турбинами – Силверболт боялся летать, да, но трусом не был – а потому, что… в земной гражданской авиации было хорошо. Это «хорошо» имело самое разное выражение. Чем-то Силверболт мог бы и поделиться с товарищами, а что-то смутно казалось ему не слишком… пригодным для обсуждения. Можно тысячу раз говорить, что автоботы полностью толерантны к органическим формам жизни. Можно пускать людей в себе покататься, можно защищать их от атак десептиконов, но вот позволять им размазывать по твоим внутренностям свои органические отходы – совсем другое дело. И Силверболт был уверен, что ни Праул, ни Бамблби, ни другие автоботы не были бы рады, если бы в их салоне этот широкий человек с жесткой черной проволокой на голове начал издавать кряхтящие звуки и выдавливать из себя переработанное органическое топливо. Решетка фильтра, которая должна была задержать кал, сейчас была сдвинута, и тот провалился в резервуар вторичной переработки. Люди были удивительно экономными созданиями, и те несчастные двести литров воды, которые они могли себе позволить залить в самолет, не стеснялись по возможности прогонять по кругу. Фильтры улавливали все крупные части, мусор, вязкие кусочки непереваренной пищи, заставляя их оседать в очистной зоне, а смывшая все это вода, смешиваясь с органическими элементами, возвращалась в сливной бак. Нет, руки ей уже не мыли, но именно она по второму, третьему, десятому кругу споласкивала внутренности унитаза. Придется перегнать ее заново, когда никого в кабинке не будет. Силверболту было не трудно – всего лишь отделить жидкость от других частиц и направить их в разные емкости. Мужчина хотя бы бумагу положил в мусорный контейнер. Он, наверное, даже внимания не обратил на зеленоватый оттенок воды, смывавшей за ним экскременты. Силверболт был не слишком рад, что люди загружают в него, пусть и в герметичные части его конструкции, какие-то химикаты, но органики находили запах собственных отходов отталкивающим и пытались его замаскировать. Силверболт не понимал, чем именно этот запах так неприятен. Вообще-то его чувствительные анализаторы замечали довольно много нюансов и оттенков. У людей были собственные запахи, и у продуктов их жизнедеятельности тоже, и сравнивать их было даже… любопытно. Работа анализаторов автоматически тянула за собой обострение и других сенсоров, и Силверболт острее ощущал каждое пополнение канализационного резервуара. В целом, ничего неприятного, и даже наоборот – помогает расслабить нейроузлы и перестать думать, на какой невероятной высоте все происходит. Если уж люди могут спокойно заниматься очисткой систем, где хотят, как будто унитаз подсоединен к обычной городской канализации, то чего ему бояться? Силверболт раньше и не думал, что белковые делают так много разных вещей, когда их никто не видит. Заправляются вот прямо в салоне, а сливают в уединенной кабинке. Стараются не смотреть на отходы, как будто те не из их же нутра вышли. Нет, всякие, конечно, встречались экземпляры. Один пассажир за шестичасовой перелет дважды выложил внушительные кучи и оба раза тыкал в них обмотанным в бумагу пальцем, будто убеждаясь, что консистенция его удовлетворяет. Какая разница, если дерьмо любой консистенции смешивается в однородную жижу? Впрочем, у людей, наверное, были причины обращать на это внимание. Ему нравилось наблюдать – и нравилось соприкасаться с определенно интимной стороной жизни органиков. Той, о которой не задумывались товарищи. Люди сливали или сбрасывали лишнее и облегченно вздыхали, избавляясь от груза внутри. Силверболт, считавший раньше, что любое повреждение тонкой обшивки воспринимается органиками негативно, с удивлением обнаружил, что многие человеческие фем спокойно реагируют на то, что из них льется кровь. И хотя она имела необычную консистенцию и особенный запах, их как будто это не слишком волновало. Из людей вообще выходило много интересного. Правда, когда они сильно забрызгивали стульчак, увлекшись стимуляцией единственного органического шланга, Силверболт с этим разобраться не мог. Он спокойно управлял всем внутри корпуса, но уборкой в салоне занимались сотрудники авиакомпании. Две стюардессы заперлись однажды в кабинке незадолго до отлета, одна уселась на недавно продезинфицированный стульчак, другая принялась зачем-то вылизывать ее и засовывать что-то между ног. Они так возились и кряхтели, что Силверболт всерьез раздумывал над тем, как вызвать кого-нибудь им на помощь, а потом первая слила второй прямо в рот, и затем они так стремительно умылись, прибрались и забрызгали все освежителем, что Силверболт даже не понял, чего ради это было. От них и так пахло довольно естественно и приятно. За эти месяцы Силверболт узнал немало слов, касающихся процесса испражнения, и не меньше слов, которые его, если верить встроенному словарю, не касались, но все равно в связи с ним употреблялись. В основном, человеческими фем, усаживавшими маленьких людей – детей – на унитаз. Дети больше всего любили бросать в Силверболта всякие предметы – погремушки, игрушки, элементы одежды. Далеко не всякая их старшая спутница заботилась о том, чтобы вытащить это из унитаза и положить в контейнер. После этого в баке для отходов весь полет что-нибудь звенело и перекатывалось. Это было бы опасной проблемой для обычного самолета, но Силверболт легко разбирался с мусором, так что иногда ему даже нравилось, когда не просто на стенки давила тяжелая жидкая масса, но и о них стучалось что-нибудь. Однажды молодой человек уронил в него портативный коммуникатор. Люди обычно запрещали во время полета пользоваться мобильной связью, поскольку боялись помех, хотя Силверболту на посторонние радиоволны было лить. Тем не менее это правило нарушалось сплошь и рядом. Коммуникатор умудрился проскользнуть в трубу раньше, чем человек его выцепил, и вибрировал в сливе еще долго, забавно будоража содержимое – и вместе с ним датчики Силверболта. Самым приятным все равно было не тайное наблюдение за людьми и не близость органики, практически ее поглощение. Самое приятное начиналось, когда борт G-TASB прилетал в место назначения. Когда службы аэропорта начинали вычищать накопившиеся отходы. Пожалуй, об этом Силверболт и правда не был готов рассказать даже гештальту. Он порой думал поделиться, объяснить, почему ему так исключительно хорошо притворяться обычным пассажирским самолетом, но сомневался, что другие автоботы разделят позицию «избегать войны ради собственного удовольствия» и такое пристрастие к органике.*
Он позволил человеку подвести себя под белобортный самолет и отключить зажигание. Водитель был уверен, что сам управляет машиной, и даже не заметил, что двигатель вырубился на пару секунд позже положенного. Люди вообще были не очень внимательны. Октан замер в предвкушении, пока техники, поднявшись на него (а ведь раньше за попытку пройтись сапогами по корпусу он неплохо отделал бы любого органика), отвинчивали от панели обслуживания «Конкорда» крышку. Один человек, привычно скривив фейсплейт, держал в руках его шланг, другой заканчивал возиться с заглушкой. Обшарпанная лиловая краска стала прикрытием Октана. На округлом боку резервуара намалевали безвкусный логотип аэропорта вместо десептиконской инсигнии. Знаком во время тайных операций, в конце концов, щеголять не положено. Октан был не против избавиться на время от инсигнии, которая так и притягивала автоботские выстрелы. Без нее можно было спокойно ездить по территориям, где сновали автоботы, и вообще функционировать с комфортом – никаких тебе то и дело ударов в шлем и прочих военных потрясений. Топливо, конечно, земляне заливали в него отвратное, но Октан умел делать энергоновую конфетку из всего, что попадало в бак, так что уж сам себя он мог обеспечивать без проблем. Даже удивительно, что любимый Октаном комфорт оказался возможен, только когда Мегатрон мобилизовал всех, кто мог трансформироваться в подсобную технику, для поисков члена автоботского гештальта. Этот Силверболт, по данным Саундвейва, ныкался в одном из европейских аэропортов, но где именно, предстояло определить. Решив действовать не нахрапом, а хитростью, Мегатрон разослал десептиконов по человеческим городам и велел не высовываться, пока Силверболт не будет найден и дезактивирован. Большинство представителей летающих альтформ для ответственной миссии не подошли – военные самолеты у людей не было принято ставить в один аэропорт с гражданскими. Колесные коны попытались проявить строптивость, не желая слушаться белковых, терпеть их внутри себя и вообще скучать, простаивая в гараже ради маленького шанса отыскать одного автобота. Самых строптивых Мегатрон отпинал лично, и остальные неохотно разъехались по определенным Саундвейвом местам назначения. Октан отнесся к миссии философски (когда Мегатрон объяснял суть задания, он был под довольно мощным коктейлем и половину вообще пропустил мимо аудиодатчиков, понял только «тихо», «незаметно» и «заткнись, идиот!», сказанное кому-то в ответ на возмущения). Вот Миксмастер до последнего вопил, что он бетономешалка, а не водовоз, и напросился разве что на принудительное сканирование новой альтформы, которое пришлось проводить фейсплейтом в пол. Конструктикон шипел и клялся, что весь гештальт уйдет в самоволку после такого насилия над личностью, но гештальт послал его в шлак – их никто не заставлял менять альтформу, они и так смогли примазаться. Октан, конечно, планировал прикинуться заправщиком. Можно было бы и пассажирским самолетом пойти, конечно, но перевозить органиков? Брр! К тому же каким-то чудом он успел уловить рекомендацию Саундвейва о физическом контакте – мол, сканирование не поможет, нужно искать буквально на ощупь – и считал, что он вообще идеально подходит для такой непыльной работы. Для верности он решил просканировать новую альтформу прямо на месте, чтобы уж точно соответствовать местным маркам машин, перевозящих топливо. Но Октан прибыл в аэропорт уже изрядно навеселе, а когда процессор прояснился (к тому времени в салон уже успел забраться белковый, упакованный в мешковатый комбинезон), обнаружил, что никакой он теперь не бензовоз, а обычный автомобиль-цистерна. О довольно оскорбительной смене функции Октан решил никому не рассказывать. Ну цистерна и цистерна, подумал он, все равно в каждый самолет перед вылетом заливают чистую воду. О других вариантах использования своей собственной емкости он даже не догадывался, пока его не подтащили к первому приземлившемуся самолету и не воткнули в него без лишних прелюдий толстый гофрированный шланг. Когда в него залили первую порцию вонючей жидкой биомассы, только нежелание получить от Мегатрона за сорванную операцию удержало Октана от немедленной трансформации и размазывания ровным слоем по взлетной полосе всех ближайших органиков. Правда, он скорее изумился, чем разозлился. Весь день его объемную цистерну наполняли чем-то, что по какой-то причине производили все человеческие самолеты, и датчики Октана едва с ума не сходили от такого обилия новых запахов. С ними смешивались какие-то химикаты, вся эта жижа колтыхалась внутри, и когда ему наконец-то позволили слить ее в подобие выгребной ямы, он едва не застонал от облегчения. Техники, которые его туда притащили, так торопились поскорее убраться, что даже не обратили внимания на то, что их машина негромко кряхтит. Отчиститься изнутри, не покидая пределов аэропорта, не представлялось возможным, а люди почему-то не торопились промывать цистерну. Они просто поставили Октана к другим таким же вонючим машинам в ангар. На следующий день операция повторилась, и хотя Октан по-прежнему ощущал себя неловко – он привык отдавать, а не принимать крупные объемы жидкости, а с такими странными органическими составами и вовсе никогда не работал, – он решил попробовать втянуться в процесс. Примерно день на третий он наконец-то выковырял из своей датабазы посредственный разговорник местного наречия и стал прислушиваться к болтовне водителя и других техников аэропорта, в результате чего и выяснил, что органическая жижа – это человеческие отходы, которые те стравляют где ни попадя, например, внутри самолетов. Это знание так шокировало его, что он даже обрадовался, что не стал притворяться «Боингом». Если люди настолько дикие, что забивают чужие внутренности своим переработанным органическим топливом, эту планету просто необходимо киберформировать от греха подальше. Правда, и текущая альтформа предстала перед ним в другом свете. «Привет, я дерьмовоз», – так ведь не скажешь товарищам по знаку. Не то что засмеют – прохода не дадут! Нет, собственно, Октану ничего плохого от этого груза не было: он не был токсичным, не был заразным (по крайней мере, для механоида), а к сильному запаху легко было привыкнуть. Однако с десептиконским образом жизни роль чистильщика, убирающего за белковыми, не согласовывалась. Октан уже пообещал себе этой же ночью найти способ выкатиться из-под камер органиков в какой-нибудь темный уголок и попробовать отыскать неприкаянную цистерну, чтобы просканировать ее и вернуть себе приличную – в оптике порядочных десептиконов – альтформу. Но волей Праймуса сразу после этого твердого решения он отыскал Силверболта. Ну, то есть как. Их друг другу не представляли – и они друг другу не представлялись. Октан за свой актив не раз знакомился с другими кибертронцами посредством засовывания шлангов в бак без лишних разговоров, но обычно он предлагал им неплохое топливо взамен на какие-нибудь приятные услуги, а не они заливали в него со всей силы всякую органику. Дерьмо не просто полилось в него, хлюпая об уже имеющееся содержимое, а именно ударило, явно исторгнутое с усилием. В первую секунду контакта Октан и уловил чужое тщательно замаскированное электромагнитное поле, которое могло принадлежать только кибертронцу. Во вторую он почувствовал стремительное движение жидкости по шлангу, сначала вниз, а потом – неожиданно – обратно. «Конкорд» принялся откачивать органику. Водитель Октана и его напарник всегда выжидали строго определенное время, прежде чем начать откручивать шланг, и Силверболт явно собирался уложиться в него и успеть немножко поиграть со своим жидким грузом, торопливо перемещая его то обратно через сливной клапан, то снова в неподвижную цистерну под собой. Октан так удивился, что даже не заметил, как все закончилось. «Этот автобот – полностью зашлакованный псих», – подумал он, переваривая полученную информацию вместе с новой порцией отходов. Он едва бортовой номер успел зафиксировать перед тем, как его направили к следующему самолету. В зеркало заднего вида можно было любоваться тем, как неподвижно стоит освещенный огнями аэропорта «Конкорд», ничем не демонстрируя, что минуту назад устроил машине под собой тот еще обмен жидкостями. Ошеломленный Октан даже засомневался: вдруг все созданные людьми самолеты порой так сбоят? Впрочем, нет. Вспышку напряжения в электромагнитном поле он точно почувствовал. Прежде чем докладывать о чем-то Саундвейву, надо было придумать, какие у Октана будут доказательства. Как он на самом деле вычислил автобота, Октан не собирался рассказывать даже под страхом смерти. Характерную вспышку возбуждения можно было зафиксировать только в момент сопряжения, значит, придется признаваться в подсоединении к вражеским системам. А Октану все никак не удавалось понять, успеет ли он снова стать бензовозом, прежде чем Мегатрон вышлет сюда десептиконов. Случайно спалиться не хотелось, к тому же автобот тоже мог заметить, что балуется не с безыскровой техникой… Хотя, что он там заметил, когда так самозабвенно гонял туда-сюда поток говна! Октан сказал себе, что потянет время и на всякий случай понаблюдает, не явятся ли сюда другие автоботы. На следующий день ему удалось подъехать к тому же самому «Конкорду» – и в очередной раз ощутить разницу при контакте. Обычная загрузка бака была довольно скучным делом. Силверболт явно подходил к вопросу с энтузиазмом и выдумкой. Вдобавок Октан обнаружил, что чем интенсивнее в него поступают жидкие фекалии, тем сильнее становится запах. Смешанный с химикатами, он бил по сенсорам особенно мощно, и Октан долго – секунды три – боролся с собой, прежде чем признать, что это весьма интересный опыт. Он очень старался ничем не выдать собственное возбуждение, дожидаясь, пока Силверболт – теперь он был уверен, что этот шаловливый самолетик точно был тем самым членом автоботского гештальта, которого все сломя ступицы искали, – закончит, выбросив в цистерну последние вязкие комки. Оказалось, если усилить чувствительность датчиков давления, те будут чутко реагировать на вибрацию. Октан даже зашатался слегка, но быстро остановился. Во-первых, техники слетели бы, а они держали шланг так крепко, будто Октан мог случайно отсоединиться от панели Силверболта, – и, пошатнись под ними машина, действительно могли его выдрать. Во-вторых, автобот мог что-то заподозрить. Что-то неладное о собственном поведении он подумал, когда сам попытался провернуть то же самое со следующим самолетом. С безыскровой машиной это оказалось скучным процессом, не приносившим никакой отдачи. Октан под давлением выбил дерьмо обратно в бак самолета, какой-то мусор застрял в сливном клапане, техникам пришлось все разбирать, залезать по локоть в дерьмо, в общем, все остались недовольны. Мысль хорошенько отделать Силверболта в ответ на его баловство крепко засела в процессор Октана, и он снова отложил доклад Саундвейву. Ничего, он и сам может автобота пристукнуть, если тот решит выдать свою маскировку на людях и трансформируется среди бела дня. Зря он, что ли, трехрежимник, а этот типчик – обычная трусливая автоботская консервная банка. И вот сейчас Октан как раз стоял прямо под металлическим бортом, отражающим его новую полосатую раскраску, и с нетерпением ждал, когда белковые закончат прилаживать шланг. Его потряхивало от предвкушения. Как назло, сегодня с водителем мотался новичок, который все делал медленно и с таким кривым фейсплейтом, будто запах отходов его собственной расы был чем-то невероятно противным. В конце концов, он же сам наверняка выдает что-то подобное всякий раз, как снимет свою тряпичную обшивку! У белкового новичка руки крепились к тому самому месту, где у людей был нижний шлюз. Он криво вставил шланг, брезгливо отшатнувшись, едва тот коснулся изгаженной муфты сливной трубы, и не заметил, что тот начал выскальзывать. Силверболту же так не терпелось слить содержимое баков, что оно уже брызнуло наружу. – Crétin!* – в сердцах воскликнул водитель Октана, хватаясь за голову и отскакивая подальше. Пару раз Октан наблюдал за последствиями подобных маленьких катастроф. Отходы весело разливались по бетону, вводя людей – особенно тех, кто попадал под струю – в панику, и никто ароматные лужи так толком и не убирал. Кое-как размазывали, и оно само высыхало и отслаивалось. Но не в этот раз. Октан намеревался отделать автобота как следует, поэтому перехватил управление шлангом и воткнулся обратно, едва первые капли полетели на землю. Силверболт, видимо, тоже хотел предотвратить утечку, поэтому активировал магнитное поле, вжимая насадку шланга поглубже. Сцепка оказалась такой надежной, что Октан мгновенно обнаружил, что застрял. Карты, вообще говоря, были вскрыты. Оба поняли, что выдали себя, и застыли в нерешительности. Октану полагалось трансформироваться и отделать автобота. Силверболту полагалось предпринять какие-нибудь действия, чтобы десептикон никому не навредил. К сожалению, патетику момента нарушал тот факт, что дерьмо уже вовсю сливалось в цистерну. Оставалось воспользоваться моментом. Октан умел регулировать подачу и откачку виртуозно, так что, не дав Силверболту спохватиться, он отправил назад по шлангу такой поток из своих богатых запасов, что автоботу пришлось сдвинуть затворы. Короткий вихрь эмоций в электромагнитном поле ощутимо обдал Октана волнением и удивлением – вместе с волной запаха. Силверболт начал сброс, собираясь преодолевать сопротивление ошалевшей цистерны, но Октан как раз не планировал сопротивляться. Он мог бы поклясться сейчас на Векторе Сигма, что автобот чуть двигатели не запустил от изумления, когда его сливной бак в считанные мгновения опустошился. – As-tu vu cela?! – тем временем ошарашенно хлопал губами новичок, тыча пальцем в восстановившееся соединение и заикаясь. – C’est… lui-même…** – Manchot!*** – хлопнул его по затылку старший напарник и замахал руками, продолжая ругаться словами, уже отсутствовавшими в разговорнике Октана. Вот еще, прислушиваться к белковым. Силверболта было слушать гораздо интереснее – он едва заметно гудел системами, выдувая засевшие на фильтрах после атаки Октана частицы переработанной органики, и очень старался сдерживаться, чтобы никто ничего не заподозрил. Хотелось выцепить волну автобота и посмеяться вслух, но тот, наверное, вырубил все частоты. Интересно, звал ли уже на помощь? Октан задумался о перспективе того, что их найдут сцепившимися таким вот образом представители что одной, что другой стороны, и решил срочно искать какой-нибудь другой вариант для решения проблемы. Все хорошо, ладно, он чуть дренажный трубопровод Силверболту не прорвал, но если они сейчас без членовредительства не разъедутся, тут уж либо трансформироваться и драть друг другу шланги, либо подождать, пока люди разберутся. Водитель и правда подергал за насадку, понял, что та засела слишком крепко, и пошел звать кого-то на помощь. Новичок все еще пялился на заляпанную панель и, возможно, замечал, что шланг дрожит в подозрительно изменчивом ритме, но насколько Октан успел понять нрав людей, а особенно своего водителя, никто белковому неудачнику не поверит в любом случае. Так как связаться с автоботом не получалось, Октан выбрал другой способ предложить ему мирно разъехаться. Он послал мягкую волну буро-зеленой жижи вверх, не слишком беспокоя системы Силверболта, и так же плавно отсосал назад. Мол, ну все. Проехали. Давай не будем пороть горячку, мы оба влипли, так что… Силверболт, видимо, колебался, потому что не торопился ни затворы защелкнуть, ни ответить. Но резкого сброса Октан так и не дождался. Автобот позволил заполнить свой бак полностью – насколько Октан сформировал представление о емкости «Конкордов» – и неторопливо отправил все обратно. Что ж, они – очевидно – договорились. Может, Силверболту тоже не хотелось, чтобы товарищи-автоботы застали его в такой сцепке. Может, просто драки не желал. Кругом люди все-таки. Октан представил, как сползает по стенкам Силверболта его богатый подарок, медленно стекая обратно; хлюпнул поступившей массой, заметив, что разогревается, и лениво просканировал окрестности. Белковый, который его сюда притащил, что-то не торопился возвращаться. Новичок тоже умчался – возможно, решил сменить работу. Оставшись среди множества других самолетов и машин – неразумных, а потому не считавшихся за свидетелей – Октан решил повторить прием, чуть-чуть расширив диапазон восприятия собственных датчиков. На взаимной заправке это работало – вспениваешь энергон и улетаешь в приятную эйфорию куда быстрее, чем если просто надираться вместе. С органикой еще экспериментировать не приходилось. Силверболт если и удивился, то, во всяком случае, не отказался от эксперимента. Когда в цистерну Октана плюхнулось что-то тяжелое – видимо, давно прилипший к стенке трубопровода мусор, случайно выбитый перегоняемыми волнами, – автобот даже немного покачнулся вверх-вниз на стойках шасси. Наверное, этот кусок шлака давно ему покоя не давал, а избавиться от него, не трансформируясь, никак не получалось. В ответ на помощь он довольно трогательно – даже нежно – выдул в Октана поток воздуха, заставивший содержимое цистерны забавно булькать. Необычная консистенция и правда приносила новые ощущения заправщику, который весь свой актив что-нибудь куда-нибудь переливал. «Нормальный болт, – подумал Октан, наслаждаясь процессом и не забывая посматривать по сторонам, – даже дезактивировать жалко!» Потом их разняли. Когда Октана притащили к отведенному для отходов бассейну и отвинтили со слива в нижней части цистерны крышку, он все еще рассеянно думал о том, что ему теперь делать как порядочному десептикону. Но несмотря на общую рассеянность и вместе с тем близкое к эйфории состояние, он на всякий случай отрегулировал процесс опорожнения цистерны так, чтобы полученный от Силверболта кусок шлака остался внутри. Он забавно звенел, когда Октан направлял потоки воздуха внутри цистерны, и позволял скоротать ночь, отвлекаясь от размышлений над насущным и острым вопросом. Все всегда можно решить завтра. Особенно если сегодня так хорошо закончилось.2
– Когда ты вернешься? Мы засиделись уже, – возмущался Эйр Рэйд. – Тебе не стало лучше? – с другой стороны подошел Скайдайв. Искренняя забота в голосе смешивалась с нетерпением. – Ну, хотя бы немного? Силверболт мысленно вздохнул – по-настоящему запускать вентиляцию в ангаре не было нужды. Вернуться и снова руководить гештальтом звал долг, но кое-что звало его остаться здесь, и пока Мегатрон где-то там подозрительно притих, терять обретенную стабильность не хотелось. – Я не уверен, что пора прекращать, – сказал он, радуясь, что никто его не видит. Хотя, от развенчания лжи, пожалуй, спасло бы то, что в альтформе сложно стыдливо отвести оптику. Чувство ответственности начало грызть с хвоста и очень быстро добралось до туалетных кабинок. Силверболт невольно поджал заградительные решетки, припоминая сегодняшнюю процедуру очистки. Уже страшно подумать, какую по счету, когда на принимающей стороне находился самый настоящий десептиконский шпион. Это ведь точно был шпион! Только чего он хотел, Силверболту было не ясно. Не решаясь поставить под удар полный людей аэропорт, Силверболт не вызвал подмогу сразу. Потом – не дождавшись размахивающих оружием десептиконов посреди взлетной полосы – заподозрил неладное, и вот уже две недели он пребывал в замешательстве. Не то его неизвестный партнер пытался развести его на откровенность, втершись в доверие, не то ему просто нравилось делать то, что они делали, как это ни назови. Силверболт наслушался самых разных человеческих языков, но все подходящие слова отдавали пренебрежительностью или даже грубостью. Пока машины Силверболту не отвечали, он вообще не задумывался над определением понятий и разграничением постыдного и дозволенного, а теперь влез этот десептикон, и… …и он был шлаково хорош. Разменивать их короткие, но заполненные экспериментами – «и экскрементами», тоскливо сам себе скаламбурил Силверболт – встречи на военные будни не хотелось. – Мы позавчера попали в грозу, – продолжил он, стараясь придать голосу достаточно дрожи. – Чуть не упали. Я сегодня снова не смог сам взлететь. Нет, ребята, извините, мне еще… мне бы еще немножко тут… Он услышал, как на заднем плане ругается Слингшот, но не стал придавать этому значения. Слингшот всегда на что-нибудь ругался. Ему было стыдно врать (хотя он не врал, они правда попали в грозу), еще более стыдно – осознавать, почему он врет, но мысль о том, что их с десептиконом несколько необычное и, как ни крути, приятное общение оборвется так скоро, заставляла тоскливо замирать искру. Силверболт точно знал, что стыд смоет вместе с потоком зеленоватой воды уже завтра. Он всегда так перегревался после соединения с цистерной, что дождаться, пока люди уйдут и можно будет хотя бы запустить кулеры на полную, было нелегко. Еще сложнее было молчать, когда вверх по трубопроводу без всяких стараний со стороны Силверболта поднималась вязкой консистенции органика, продавливаясь сквозь все клапаны по очереди. Десептикон знал в этом толк, превращая процесс в нечто невероятно приятное, поэтому Силверболт охотно поддавался. А когда он, захлебываясь показаниями датчиков из этой секции, стремительно сбрасывался до последней капли, то улавливал снизу откровенную, нескрываемую вспышку возбуждения электромагнитного поля. Притворявшийся человеческой цистерной десептикон тоже был доволен. Ржа со страхом полетов, белковые и правда помогли ему стать собранней, но вот если он вернется на базу, все то прекрасное удовольствие, которое он разделяет с безымянным десептиконом, уже не возобновится. – Если нет никакого прогресса… – начал было Файрфлай. – Есть, есть. Я… я его чувствую, – заверил Силверболт. – Ну, ладно, босс, – неохотно сдался Эйр Рэйд. – До связи! Нет, конечно, нельзя жить этим. Тремя минутами удовольствия в день – нельзя. Но несколько земных недель – это же так мало! По сравнению с тем сроком, который они сражаются, даже несколько месяцев – просто пшик вакуумного слива. Раз – и все растворилось в рутине. Силверболт чувствовал, как стремление дожить до следующей чистки захватывает его мысли, заставляя отступать и здравый смысл (десептикон! он же подпускает к себе десептикона!), и чувство долга (из-за этого десептикона он на второй план отодвинул собственный гештальт!), и всякий стыд. Люди точно не посчитали бы происходящее нормальным. Скорее всего, с их точки зрения машины вообще не могли получать удовольствие, особенно таким образом. Правда, Силверболт не очень-то на них ориентировался. Люди сами что только ни вытворяли – уж для наблюдения за ними у Силверболта было целых три туалетных кабинки.*
– И какого шлака ты там уже месяц торчишь? – лениво, но на привычно высокой ноте поинтересовался Старскрим. Командование периодически все-таки пыталось вытрясти из бесполезных агентов хоть какую-то информацию о потерявшемся автоботском гештальтнике. Старскрим, впрочем, не столько поисками Силверболта интересовался, сколько октановыми талантами. – А вдруг появится? Большой тут аэропорт. Постоянно новые самолеты прилетают, – протянул Октан задумчиво. Старскрим определенно соскучился по пенистым коктейлям и по возгонке, которую Октан, если его хорошо попросить, мог устроить прямо в баке. Эффект сбивал с ног в буквальном смысле. Мегатрон подобные развлечения разрешал только по большим праздникам, потому что когда энергоновые пары били во все датчики сразу, десептиконы становились еще неуправляемее обычного. Но кто, в конце концов, откажет авиакомандующему? – Чушь какая! – возмутился Старскрим. – У белковых все маршруты одинаковые! Никакой фантазии! Давай обратно уже, я тебе приказываю, слышишь? Ага. Он приказывает, а потом Мегатрон горячих пропишет по бамперу. – Саундвейв вчера сказал – продолжать наблюдение, – не моргнув фарами, возразил Октан. Старскрим прекрасно знал, что хитрый заправщик подставляться не будет, и поэтому недовольно зарычал в комлинк, но быстро успокоился. – Бестолковая затея! – заявил он, снова самоутверждаясь за счет чужих невыполненных планов. – Идиотизм! Этот автоботишка давно уже к своим вернулся, ставлю свою нуль-пушку… «Отвинчивай!» – Октан злорадно рассмеялся про себя, поскольку прекрасно знал, что Силверболт стоит в паре километров от него. А потом подумал, что Старскрим точно отказался бы и от насыщенного топлива, и от возгонки, если бы знал, что за экзотические коктейли Октан мешал в человеческом аэропорту. Когда действительно придет пора возвращаться на базу, будет очень смешно. Поделиться весельем Октану будет не с кем, но он как-нибудь переживет. Это того стоит, в конце концов. – Не хочешь возвращаться – и торчи там, – рассердился снова Старскрим. Как всегда, одно его настроение стремительно сменяло другое. – Так не я ж решаю, – негромко возразил Октан, но договорить не успел – Старскрим обрубил связь. Решает, может быть, и не он, но пока Силверболт приписан к аэропорту Шарля де Голля, Саундвейв, курирующий поиски, не скомандует отбой. Октан со своей стороны делал все, чтобы их с автоботским самолетом немое общение продолжалось. Они по-прежнему ни разу не перекинулись и двоичным кодом, но всякий раз вцеплялись друг в друга, как намагниченные, и взаимно наслаждались приятными минутами вместе. Они старались не слишком увлекаться, однако белковые не стремились глазеть на шланги с дерьмом, так что пару прогонов туда-сюда им с Силверболтом удавалось сделать без подозрений. Автобот с такой охотой в него изливался, что Октану было просто жаль нарушать это ставшее традиционным развлечение какими-то там военными операциями. Стыдился ли Силверболт своего наслаждения, Октан не знал, сам он точно не стал бы это обсуждать, но связывавшая его с вражеским самолетом интимная тайна грела искру. Почему-то же и Силверболт не торопился возвращаться к своим. Любил этот trouduc**** – слово, почерпнутое из лексикона водителя (кажется, его звали Поль; Октан уже докатился до того, что стал запоминать имена белковых), подходило неплохо – возиться с человеческими отходами, вот и променял на это все свое благородное алознаковое дело. Октан ничего не имел против. Вмазать кому-нибудь, конечно, приятно, но – как выяснилось – когда тебя заливают до треска, а датчики сбоят от перепада давления, от трения в шланге и экзотических запахов, ощущения не хуже. Мегатрон, Саундвейв, Старскрим и все остальные могут катиться au dargeot*****. Так, кажется, говорил старина Поль. * Идиот (фр.) ** Ты это видел?! Оно само… (фр.) *** Рукожоп! (фр.) **** Засранец (фр.) ***** В задницу (фр.)